У сыщиков каникул не бывает - Татьяна Сотникова

От этих слов Анка чуть не подпрыгнула. Что он себе позволяет, это Пашка?! «Лучшая ищейка»! Как собаку представил! Она с трудом сдержалась, чтобы не начать ссориться прямо сейчас, при Канарейке.

– Можно, я вас мороженым угощу? – спросил он.

Пашка хотел отказаться, но потом подумал: а почему бы и нет? Может, Канарейка не решается что-то сказать и поэтому культурно обставляет беседу.

В кафе-»стекляшке» напротив цирка яблоку негде было упасть. Поэтому ребята взяли мороженое у лоточницы и нашли на бульваре свободную скамейку.

Канарейка долго молчал, вертя в руках свою «Лакомку».

– Помните, вы вчера сказали, что я из-за денег на все готов? – наконец проговорил он. – Так обидно стало… А мне, между прочим, вчера рекомендацию в цирковое училище дали. И похвалили даже! Сказали, что после учебы на работу возьмут. Представляете, в лучший цирк страны, а?

– Поздравляем, – вежливо сказала Анка.

– Спасибо, – ответил Канарейка, – но до этого еще надо…

– …в тюрьму не угодить, – подсказал Пашка.

Он решил, как и вчера, быть строгим и безжалостным. Воспитывать – так воспитывать до конца!

– Да, наверное… – в задумчивости проговорил Канарейка. – Короче, я решил доказать вам, что для меня в жизни главное. Я бы вас сегодня и возле дома нашел. А тут смотрю: сидите! В самом первом ряду. Чего, думаю, откладывать…

– Ближе к делу, – по-вчерашнему сухо перебил его Пашка.

Саня толкнул его в бок: не стоит, мол, так напирать. Видно же, как непросто было Мифе решиться на этот разговор.

– Да дела-то, к счастью, еще не произошло, – сказал Канарейка. – И не произойдет, – словно боясь, что Пашка опять будет перебивать, добавил он. – В общем, я хотел вам сказать… В нашем подъезде живет один старикан. Порядочный такой, бывший военный, кажется. Бабкин приятель. И вот вчера вечером он меня во дворе выловил, когда я Джоя выгуливал. Говорит, дело есть. Смеется еще: деньгами пахнет дело, хорошими деньгами! А потом говорит: знаешь, что у Марксэны есть одна вещица? Сущая безделушка. Часы на цепочке. Никакой ценности, мол, они не представляют, но один чокнутый коллекционер прямо всю землю изрыл в поисках этих часов. Не хватает ему для полноты коллекции. А эти коллекционеры такой народ, что из-за ерунды готовы большие деньги предложить.

– Ну и предложил бы Марксэне, – удивился Пашка. – Ты-то при чем?

– Да не продает она ничего, что с ее молодостью связано, – объяснил Мифа. – Это я вообще-то и без него знаю. Она даже «мелкашку» хранила, как ценность какую. Хотя зачем, спрашивается, старушке винтовка?

– Внуку, например, понадобится, – съехидничал Пашка.

Саня опять толкнул его в бок: не перебивай!

– Короче, он заказал мне эти часики. Чтоб я, значит, их украл и ему принес. И деньги посулил – неплохие, кстати…

«Сколько?» – чуть не спросил Пашка, но подумал: а какая разница? Дело ведь не в сумме. Дело в том, что Канарейка им об этом рассказывает! Значит, он не согласился!

– И ты… – поторопил он Канарейку, уже догадываясь, что тот скажет.

– Я сначала отказался. Но он, видно, решил, что я цену набиваю. Зашел с другой стороны. Говорит, достаточно одного моего звонка участковому, и тот придет с обыском. Найдет «мелкашку», узнает о голубях – и обеспечен мне срок за использование огнестрельного оружия в жилом районе. Короче, испугался я. Накрылась, думаю, моя учеба… Да все накрылось! Ну я, чтоб от него отвязаться, сказал, что подумаю. А чего тут думать? Не буду я воровать, и все тут!

Канарейка так разволновался, что даже бросил в урну неначатое мороженое.

– Ты… вот что, – сказал Пашка, – не бойся ничего. Если что, мы тебе поможем. Объясним все в милиции.

– А что им объяснишь? – махнул рукой Канарейка. – Стрелял я? Стрелял. И все…

«Неужели Иван Антонович? – подумал Саня. – Ведь только он знает про охоту на голубей…» Он даже боялся расспросить Канарейку о том, как выглядит «старикан»…

Но это сделал за него Пашка.

– А что за старикан такой? – деловито поинтересовался он. – Чибис, ты же всех в своем подъезде знаешь!

– С пуделем он гулять выходит. Пуделя Чубик зовут. А как старика – даже не знаю. Да и не знать бы вовсе, – махнул рукой Канарейка.

На этот раз уже Пашка толкнул Саню в бок. Так сильно, что тот чуть не свалился со скамьи. Правда, не столько от толчка, сколько от Канарейкиного сообщения.

– А кстати, если у вас есть время, зайдем ко мне, – вдруг предложил Канарейка. – Я бы вам эти часы показал.

Уговаривать друзей не пришлось. По дороге они наконец познакомились. Ведь в прошлый раз, во время «допроса», они так и не назвали подозреваемому своих имен.

Услышав, что Канарейку зовут Мефодий Синицын, а сокращенно Мифа, Анка еле сдержала смех. Ну и семейка у них! Мефодий, Марксэна… Получается, что фамилию они почти угадали. Недалеко Синица от Канарейки!

– Это меня папаша назло бабке назвал, – смущенно объяснил Мифа. – Она-то Владленом хотела, в честь Ленина.

Анка попросила посмотреть его очки.

– А зачем столько стекол? – спросила она.

Конечно же, это интересовало и Пашку с Саней.

– Каждый цвет – для определенного настроения, – объяснил Мифа. – Я их специально в «Оптике» заказал, когда статью в журнале прочитал. Если грустно или одиноко – смотришь через оранжевые стекла. И становится веселее. Через синие – когда надо обмозговать какую-нибудь идею. В них думается лучше. Зеленые – успокаивают, когда что-то не клеится, когда волнуешься.

Друзья заметили, что сейчас в очках были открыты зеленые стекла. А когда они впервые увидели Мифу – оранжевые…

– Крутые очочки! – восхитился Пашка. – Только, наверно, тяжелые. У тебя из-за них даже уши оттопыренные.

– Да нет, это от рождения, – грустно улыбнулся Мифа. – Меня в детстве даже Филином дразнили. Хотя, по-моему, у филина не уши большие, а глаза. И все равно: Филин да Филин. Лучше бы уж просто – Ушастиком…

Вот странный человек! Даже в детстве у него была птичья кличка.

«Ну и что? – вдруг подумал Саня. – Сальвадор Дали тоже был странный… Может, Мифа еще знаменитым человеком станет!»

– Не бойся, Джой безобидный, – сказал Мифа в коридоре своей квартиры, заметив, как опасливо Анка переступает через порог. – Он же старый, спит целыми днями. А бабки дома нет. Уехала на Киевский рынок, там продукты подешевле. Вы же не только часы хотите посмотреть, да?

Он снял со стены маленькую, почти игрушечную винтовочку. Пашка с Саней по очереди подержали ее в руках. Целиться они почему-то не стали.

К ложу винтовки была прикреплена медная пластинка с гравировкой: «Комсомолке Синицыной Марксэне за доблестный труд».

– Такая же надпись и на часах. – Мифа полез в буфет. – Вот.

Покрытые темно-алой эмалью часы, лежащие на Мифиной ладони, вовсе не показались Сане «сущей безделушкой». С первого взгляда было видно, что они необычные. А когда Мифа нажал на какую-то пружинку и крышечка часов с мелодичным звоном откинулась, – Саня понял, что не ошибся. Их циферблат напоминал тот, который они совсем недавно разглядывали над входом в кукольный театр. Только вместо Волка или Петуха в окошечке этих часов виднелась крошечная фигурка рабочего с молотом. Приглядевшись, Саня понял, что это настоящая скульптура, хотя и маленькая.

– Каждый час кто-нибудь новый вылазит, – объяснил Мифа. – Хотите, заведу?

– Конечно! – хором воскликнули ребята.

Заведя часы, Мифа перевел обе стрелки на двенадцать. И тут же послышалась тихая мелодия. Саня сразу узнал ее: точно такую же играли Кремлевские куранты.

– Ой, смотрите! – воскликнула Анка. – Тот, с молотком, спрятался, а вместо него женщина с косой появилась!

– Не с косой, а с серпом, – поправил Пашка. – С косой только смерть бывает. А это крестьянка вроде бы.

– Как возле метро «ВДНХ», – кивнула Анка.

– Везет нам на часы, – вспомнил Пашка. – Те, у художника, тоже были ничего себе.

– В двенадцать все фигурки по очереди выходят, – сказал Мифа. – Там еще один с циркулем есть – инженер, наверно. И пионерка: красный галстук виден. Бабка их любит по своим праздникам открывать и слушать. Даже плачет…

– Да ни в коем случае нельзя их вор… продавать! – воскликнула Анка. – Это же память!

Мифа покачал головой:

– А я и не собираюсь.

И такое ясное у него было при этом лицо, что ребята подумали: никакие ему сейчас очки не нужны! Ни с зелеными, ни с оранжевыми стеклами.

Он защелкнул крышку часов и сказал:

– У меня вечернее представление… Скоро.

– Все, уходим, – понял Пашка. – Пока ты в цирке будешь, мы подумаем… По-моему, лучше самим, всем вместе к участковому пойти. Опередить Антоновича!

– Ой, не знаю, не знаю… – засомневался Мифа. – Ладно, подумаем. Уже вместе!

Глава ХIX

БАРМАЛЕЙ И ВЕЛИКИЙ ХУДОЖНИК

Кто размышляет, сидя в душных кабинетах? Разные там ученые, писатели. Потому у них такие печальные лица! А ребята по собственному школьному опыту знали, что думается лучше всего на улице. Всегда так: у доски почему-то не вспомнишь нужный ответ, а когда бежишь по школьному двору за мячом, вдруг и выплывет в памяти несчастная формула.