Таким был Рихард Зорге - Михаил Колесников

В Москве не так давно проходил VII конгресс Коминтерна, который призвал трудящихся всего мира преградить дорогу фашизму, создать широкий антифашистский Народный фронт. Рихард мог бы встретить старых немецких друзей по подпольной работе в Германии, но он не имел права рисковать, а потому следил за работой конгресса по газетам. Друзья… Они были во всех уголках мира, на всех континентах и архипелагах.

Разговор с Урицким четко определял направление всей последующей работы. Необходимо знать о каждом шаге фашистской Германии, более активно использовать сотрудников германского посольства; нужно бдительно следить за развитием германо-японских отношений, так как несомненно, что эти отношения с каждым годом будут укрепляться: Германия ищет партнеров, сообщников. Что же касается собственно Японии, то…

«В 1935 году в Москве я и Клаузен получали напутственное слово начальника Разведывательного управления генерала Урицкого. Генерал Урицкий дал указание в том смысле, чтобы мы своей деятельностью стремились отвести возможность войны между Японией и СССР. И я, находясь в Японии и посвятив себя разведывательной деятельности, с начала до конца твердо придерживался этого указания…»

После инструктажа Зорге свел Макса с Эрной и Бернгардом, которые рассказали, в какой обстановке придется работать радисту в Токио.

С тяжелыми чувствами покидал Рихард Москву. Кате сказал, что через год-два вернется и больше не оставит ее одну. Откуда ему было знать, что они не встретятся больше никогда?.. И все же он был счастлив, что целых три недели провел в Советском Союзе. К сожалению, так и не удалось повидаться с Берзиным: он в это время находился в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, его назначили заместителем командующего Блюхера.

Прощай, Москва… Последний раз пришел он на Красную площадь, постоял с обнаженной головой у Мавзолея Ленина. Именно отсюда, от Красной площади, начинался героический путь Рихарда Зорге. Что бы там ни было впереди, но сердцем он всегда был здесь. Здесь была подлинная родина всех коммунистов земли. На память пришли строки поэта:

…Я себя под Лениным чищу,чтобы плытьв революцию дальше…

16 августа 1935 года Зорге покинул Советский Союз.

Прежде чем попасть в Японию, требовалось заглянуть в фашистскую Германию.

Берлин. Сумрачный, зловещий. Здесь Рихарду пришлось иметь дело с полковниками и генералами — друзьями Отта, а также с однокашниками фон Дирксена — чиновниками министерства внутренних дел. Нацистский пресс-клуб встретил его с помпой. Начались вечера, попойки, заключение контрактов с газетами и журналами.

Аккуратный Берлин, каким его помнил Рихард, выглядел теперь каким-то запущенным, грязным; ветер носил по пустынным улицам обрывки газет. Жизнь словно замерла, притаилась, ушла в подполье. Только стук кованых солдатских сапог. Марширующая Германия. Стальные каски, надвинутые на лоб, откровенная черная свастика на рукаве Гитлера. Еще жив Гинденбург, и фюрер покровительственно похлопывает его по высохшему плечу. Но Зорге знал, что, несмотря на жесточайший террор, здесь продолжают действовать Коммунистическая партия и антифашистские группы Сопротивления.

Очутившись в самом логове врага, Зорге должен был очень искусно и осмотрительно играть роль нацистского борзописца. На этот раз он превзошел самого себя, удостоился особого внимания министра иностранных дел Нейрата, а также высоких чинов военной авиации.

Намечался перелет из Германии в Токио на первом «юнкерсе». Зорге, как видному журналисту, предложили принять участие в перелете. Рихард не удержался от искушения. Тут были опасность, риск, а кроме того, выигрыш во времени. Он согласился. Сперва лететь собирался специальный посланник германского министерства иностранных дел Шмиден. Но потом, поразмыслив, он решил отправиться в Токио обычным путем: ведь неизвестно, чем закончится перелет. Посланник даже обрадовался тому, что подвернулся этот знаменитый журналист. Пусть летит. Отступление Шмидена останется незамеченным. Он объяснил Рихарду: когда едешь с важной миссией, то уж лучше не рисковать. «Я кое-что слышал, — отозвался разведчик. — Но к сожалению, не посвящен в детали. Впрочем, это уже не имеет значения». Шмидену, конечно, благоразумнее было бы оставаться в Берлине — в Японии сейчас адская жара. «Осима — колпак — вот что я вам скажу! — выпалил Шмиден. — Из-за несговорчивости этого колпака я вынужден проделывать все эволюции. Видите ли, он требует, чтобы мы отозвали советников из китайской армии и прекратили поставки. Какая наглость! В самом начале переговоров ставить условия. Но они плохо знают Риббентропа…» «Я буду в Токио раньше вас и подготовлю почву», — пообещал Зорге безразличным тоном. Шмиден видел в журналисте своего поля ягоду и не стеснялся проявлять благородное негодование. Ведь переговоры носили неофициальный характер, но многие в МИДе о них знали.

А Зорге кипел от возбуждения: в Берлине ведутся секретные переговоры между военным атташе Японии Осимой и Риббентропом! Если бы вернуться в Москву… И этому тупице Шмидену поручили уламывать японское правительство!.. Можно задохнуться от ярости и от собственного бессилия. Скорее, скорее в Токио!.. Там найдется способ сообщить обо всем Центру. Старая нацистская сорока Шмиден…

Разведчику казалось, что самолет не летит, а ползет.

На первом «юнкерсе» Зорге является в Токио. Он почти национальный герой. О нем шумят газеты, его встречают цветами. Посланец Геринга… Вскоре Зорге стал кандидатом в члены нацистской партии.

Когда в Японию наконец-то прибыл специальный посланник Шмиден, они встретились с Рихардом как старые, добрые друзья. В присутствии фон Дирксена стали вспоминать берлинские дни, проведенные в компании высоких чинов.

Посол слушал внимательно, а про себя решил, что настала пора привлечь корреспондента к более тесному сотрудничеству в посольстве.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАКСА КЛАУЗЕНА

Простившись с Рихардом, Макс Клаузен вернулся в Красный Кут, чтобы уволиться и забрать Анну.

Анна запротестовала: она никуда не хочет уезжать! Ей нравится в степном краю. Спокойствие, тишина. Завелось кое-какое хозяйство: овцы, куры, которых дали от МТС. Чего еще? В годы неустроенной шанхайской жизни именно так рисовалась ей семейная идиллия. И теперь не верилось, что нужно снова возвращаться в мир, полный опасностей, где все держится на каких-то случайностях, где само существование представляется непрочным, зыбким. Когда людям под сорок, они должны позаботиться о тихом пристанище, осесть на одном месте. Ее долго преследовали кошмарные сны: пустынные, словно вымершие, улицы Шанхая, Мукдена, Кантона; воронье, а на деревьях висят обезглавленные люди… Она заново переживала ужасы прежней жизни, просыпалась в ознобе, а потом до утра лежала с открытыми глазами. Мирное блеяние овец успокаивало ее, постепенно все становилось на свое место, обретало устойчивость, реальность. Прочь, прочь, тяжелые видения! Пусть прошлое не вернется никогда…