Богатая и сильная - Вера Кауи

Она тяжелым взглядом уставилась на фотографию.

Ты еще не знаешь, детка, что как раз меня нельзя выкинуть из этой конторы. Но что он знал о тебе и что предстоит выяснить нам? Какая ты? Глупая? Хитрая? Расчетливая? Жадная? Напуганная? Нет, вряд ли. Не похоже. Это она напугает нас. Хотя сейчас она может быть испуганной. Вдруг обнаружить, что твоим отцом был «король» Темпест и что он сделал тебя богатейшим человеком на свете… посмотрим, как ты справишься с этим. А пока ты будешь осваиваться, я посмотрю, как справиться с тобой. Я продержалась здесь тридцать лет, сделав своей профессией знание… Ричард всегда все знал. И каких достиг высот! Нет, подумала она, я не откажусь быть здесь исполнительным секретарем. Мне нравится эта работа. Даже если в Мальборо полно падших ангелов. С этой высоты открывается отличный вид, и я не намерена терять свое место. Ты должна сделать так, Касс, девочка моя, чтобы она попросила тебя остаться…

Марджери не ложилась. Она безостановочно шагала по комнате, время от времени заглядывая в бумаги, валявшиеся на ее кровати, как будто их содержание за это время могло измениться. Она уже вытащила и сожгла все фотографии и с ними список имен. Хорошо, пусть в банке имеются все негативы, фотографии слишком опасны, чтобы оставлять их на виду. Все это его вина, его распроклятая, злонамеренная, умышленная вина.

Все началось с него.

Она улеглась на кровать и, глядя на расписной потолок, возвратилась мыслями к тому далекому лету, когда ее мать вышла замуж за Ричарда Темпеста, самого красивого, самого мужественного, самого потрясающего мужчину, какого Марджери когда-либо доводилось видеть. При виде его ее рот наполнялся слюной, а тело изнывало от вожделения. В то лето ей как раз исполнилось шестнадцать, и она постоянно искала возможность утолить проснувшиеся желания. Так было с молодым красавцем слугою, купавшимся обнаженным. Рот Марджери увлажнился, когда она разглядывала его тело, покрытое кофейным загаром, широкую грудь, узкие бедра, тугие ягодицы и прочие достоинства, на которые не поскупилась для него природа. Она дожидалась, когда он уляжется на песке пляжа, на теле его сверкали капли морской воды, которые ей до боли хотелось слизнуть с его покачивавшегося при ходьбе толстого пениса и крепких, твердых яичек.

Он оказался легкой добычей и еще сильнее разжег ее голод, который она удовлетворяла как только и где только придется. Пока ее не застал за этим занятием Ричард в маленьком коттедже на пляже, который он потом отдал Дэву Локлину. Парень убежал, а Марджери так и осталась лежать на спине, вызывающе демонстрируя разгоряченное, с каплями пота тело откровенно разглядывавшему ее Ричарду. Он рассмеялся, поставил голую ступню между ее бедер и легонько пошевелил ею, заставив Марджери застонать от удовольствия.

— Ты ведь ненасытная, правда? Всегда хочешь и всегда готова… в чем дело? Что, они не могут насытить тебя раз и навсегда? Похоже, тебе всегда будет мало…

Он взял ее руку и прижал тонкие пальцы к бугрившейся под легкой тканью напряженной плоти, и не успел он скинуть шорты, как алчные губы Марджери уже вбирали в себя его естество. Но он отодвинул ее.

— Ненасытная, жадная… Я вижу, мне надо научить тебя кое-чему.

И он научил ее. Всему. Он был чудесным любовником. Лучшим из всех. Никогда, ни с кем больше ей не удавалось доходить до таких высот наслаждения. Они были любовниками все лето, их связи придавало пикантность то, что он был ее отчимом, мужем ее матери… и никто, даже всезнайка Касс, не подозревал об этом…

О, как же им было весело… Пока она не сказала ему, что забеременела.

— От кого? — спросил он холодно.

— От тебя, конечно!

Он улыбнулся.

— Не от меня, дорогая Марджери. У тебя было еще с десяток мужчин, кроме меня… разумеется, я знаю, знаю про всех. Телохранитель в Майами… громадина-рыбак в Манго-Кей, крупье из казино в Гаване, каждый из оркестрантов в «Эверглейдз Клаб». Бог знает, чей это ребенок. Но могу поручиться, что не мой.

Ее начала бить дрожь, она в первый раз поняла, что он за человек. Еще больше она испугалась, когда он продолжил:

— И не пробуй ничего устраивать, иначе лишишься не только денег, которые ты любишь больше всего, но и всех своих любовников… да, да, я ведь могу преисполниться высоконравственного негодования. Моя падчерица — шлюха! А ведь ты жить не можешь иначе, тебе необходимы и то и другое, правда? К тому же одно необходимо для другого. Ты поэтому подделала эти чеки? — Он засмеялся, увидев ее испуг. — Ты небрежна, Марджери. Если уж ты крадешь, делай это классно… мелкие проделки всегда легко обнаружить. Ну хорошо, теперь давай посмотрим, как это можно уладить…

Все уладилось при помощи первого из пяти ее браков. Каждый раз она выходила замуж за человека, от которого Ричарду было что-то нужно и который тщательно скрывал нечто постыдное. Что именно — Марджери узнавала, а Ричард использовал для шантажа.

Таким образом к нему переходила их собственность.

А ей доставались их титулы. Так она становилась по очереди герцогиней, княгиней, маркизой, графиней, но больше всего она гордилась титулом Самой хорошо одетой женщины мира. На деньги, которые Ричард позволял ей тратить с диким, неудержимым сумасбродством.

Это было расплатой зато, что она позволяла мужчинам, которых он выбирал, пользоваться ее телом.

Пятого мужа Марджери нашла себе сама. Она с трудом приходила в себя после очередного аборта, который перенесла тяжелее, чем предыдущие, — возможно, потому, что начала употреблять наркотики. Харри был не такой, как другие. Он был нежным. Марджери не могла устоять перед нежностью. Она не привыкла к ней. Она вышла за него, повинуясь порыву, и пожалела об этом тут же, как только оказалась с ним в постели, а еще больше, когда он повез ее в Тоскану, в свой убогий замок в глуши, где, как предполагалось, они должны были жить с его матушкой-ведьмой и сестрами-горгонами.

Она бежала оттуда немедленно, прихватив с собою фамильные драгоценности семейства Примачелли, которые сразу же продала. Тут разверзся сущий ад.

Ювелир, узнав ее, связался с Ричардом, и тот выкупил драгоценности, намереваясь этим устрашить семью.

При этом он обнаружил, что драгоценности поддельные. Харри продал подлинные сразу после войны, когда отчаянно нуждался в деньгах, и заказал поддельные, чтобы, по итальянскому обычаю, сохранить видимость.

Ее свекровь и невестки были вне себя от ярости. Как им смотреть людям в глаза и так далее и тому подобное.

Марджери не обращала на них внимания, она устала сражаться с ними. В наказание за то, что она вышла за Харри, она была вынуждена оставаться его женой. Ричард выкупил драгоценности и вернул Харри их полную стоимость, потребовав в обмен, чтобы тот не давал Марджери развода. Он наказал их обоих. Харри — дав ему денег, в которых он так нуждался для хозяйства, Марджери — навсегда привязав ее к человеку, которого она презирала. Да и все семейство Примачелли было у него в руках, поскольку он знал, что их богатство — видимость.