Масонство в прошлом и настоящем - Микеле Морамарко

получившей распространение среди ряда специалистов, по которой внутри корпорации каменщиков существовала некая ячейка «эзотерических братьев» — хранителей универсального внутреннего знания? Именно они в дальнейшем способствовали вступлению в ряды вольных каменщиков людей умственного труда, не владевших навыками физического ремесла.

Так появились первые «созерцатели» среди масонов.

В оперативном масонстве существовала практика кандидатского стажа, то есть периода первоначального обучения, по окончании которого кандидат становился членом организации — „fellows", полноправным участником корпорации. Степень мастера не была доступной для всех. Для того чтобы стать мастером, необходимо было иметь особую компетентность и соответствующую квалификацию. В современном же масонстве практически каждый может претендовать на степень «мастера».

В этой связи следует подчеркнуть, что степень мастера была введена в масонстве не ранее XVIII в. Средневековый «мастер» равнозначен, пожалуй, нынешнему «Достопочтенному Мастеру», являющемуся не «степенью», а своего рода «саном».

Наличие в оперативном масонстве ритуального компонента подтверждается учеными, хотя нам и неизвестны его подробности. На одной из конференций в Австралии, состоявшейся в сиднейской ложе «Поиск», Льювеллин Гриффит утверждал, например, что первые указания на фиксированный ритуал, правда, указания разрозненные и случайные, появляются в бумагах шотландского оперативного масонства в 1598 г., а именно в документах ложи Эттчинсона.

Вполне вероятно, что при приеме в оперативное масонство кандидату сообщались сведения о знаках и пароль. Кроме того, судя по всему, ритуальное значение имели отдельные фрагменты, быть может читавшиеся вслух, наиболее древних рукописей.

А. Амбези утверждает[117], что средневековое масонство являлось ареной «извечного столкновения между ортодоксией и гностиками». Он приводит в качестве примера парижские соборы, в частности Нотр-Дам, соборы Шартра и Брюгге, Кведлинбурга (Саксония) и Льюэмика (Великобритания), в которых сохранились символические фигуры, безусловно чуждые христианской традиции. Среди прочих — Тесей и Минотавр (мифологема, которая является, судя по всему, инициационной темой, где лабиринт символизирует материальный мир, Минотавр — силы преисподней, Ариадна — познание), легендарные звери, змеи, драконы, вороны. Вывод, к которому приходит Амбези, представляется логичным: «Масоны средневековья ввели в образную систему Ветхого Завета и Апокалипсиса такие аллегории и символы, которые не имеют ничего общего с учением Римской церкви, но связаны таинственным образом с культурой предшествующего языческого мира и с гностической тематикой азиатского происхождения, с негодованием отвергавшейся христианством»[118].

Таким образом, уже в средневековом искусстве появляются признаки эклектики и универсализма (о чем свидетельствует сочетание христианских и языческих символов), претворившиеся в новое время в понятийную структуру масонства. При этом не суть важно, были ли оперативные масоны сознательными последователями эзотеризма или они испытывали простую потребность просвещения католиков-мирян в духе творческой эклектики и универсализма. Очевидно одно: зооморфные и двуполые фигуры, символические геометрические формы (пентаграммы, треугольники, вписанные в окружность, и т. п.), обогащающие большинство памятников священной средневековой архитектуры, не были задуманы как несущие чисто орнаментальную функцию, но мыслились авторами как аллегории, содержащие явное или тайное духовное послание.

Тем же, кто заинтересовался этой проблематикой, особенно с алхимической точки зрения, мы бы рекомендовали прочитать, правда, с известной долей осторожности, работу Фульканелли «Тайна соборов»[119].

К 1620–1621 гг. относятся первые сведения о приеме в масонство «непрофессионалов». В последующие годы это явление получает более широкое распространение. Среди прочих был принят и Элиас Эшмол, эрудит и антиквар, член Королевского общества. Это событие датируется 16 октября 1646 г., тогда он и стал членом ланкаширской ложи.

В истории масонства деятельность Эшмола неизменно ассоциируется, хотя и не без преувеличений, с проблемой влияния на масонство эзотерического движения розенкрейцеров, расцвет которого приходится на XVI–XVII вв. Учение розенкрейцеров[120], о котором на этих страницах нам придется сказать достаточно бегло, было обращено, по словам М. Майера, «на поиск истины, познание человека, его возможностей и его взаимоотношений с иными уровнями бытия, то есть не только в том, что касается материального мира, но и идеи Бога». Симвология розенкрейцеров в основном построена на алхимической тематике. Розенкрейцеры стремились к достижению «универсальной трансмутации», иными словами — к уничтожению зла и очищению космоса посредством Любви. Речь идет об активной Любви, выражающейся в изучении природы и практиковании терапевтического искусства. О розенкрейцерах шла молва как о людях, устремлявшихся в самые дальние уголки, чтобы открывать там больницы и облегчать страдания людей, разумеется, их деятельность подпитывал мощный «просвещенный» христианский мистицизм. Не случайно движение розенкрейцеров наибольшее распространение получило в Германии, где почти одновременно начинает свою деятельность Якоб Бёме, основатель протестантской мистики. В то же время розенкрейцеры культивировали ветхозаветную и нумерологическую экзегезу, которая вполне укладывается в рамки пифагорейских и каббалистических традиций.

Наиболее известным из розенкрейцеров-англичан был философ и врач Роберт Фладд, среди прочего автор апологии своей общины и еще более известной «Моисеевой философии». Учение Фладда основано на «эманационизме». По его мысли, Бог не творит из ничего, но творит из своей собственной сущности и эманирует бесчисленные проявления существования, несметное количество пространств и моментов времени, благодаря чему вся Вселенная является божественным становлением. Вспомним, что уже неоплатоники предполагали наличие «эманации», объясняя зло и несовершенство мира «отдаленностью» от эманирующего центра. С эманацией связан также процесс деградации и ослабления влияний. В начале всего процесса — божественное Целое, Единое, абсолютное совершенство и «сумма» ценностей (истины, добра и т. д.). В конце его — материальный мир, запаздывающая и несовершенная эманация Целого, с которым этот мир должен воссоединиться, чтобы пользоваться высшей свободой, нисходящей от совершенства. Согласно Фладду, вселенское равновесие установлено отношением «свет — тьма», то есть дуальностью, тогда как Божество действует во Вселенной посредством Христа, который (по мнению Фладда и других розенкрейцеров) не только исторический Иисус, но и Логос, принцип истины и любви, вдохновляющий великие души всех времен и народов и являющийся космическим явлением. Жизненный путь розенкрейцера предусматривает последовательность смерть — воскресение, как и всякая инициационная традиция в чистом виде. Смерть должно принимать изо дня в день, умирая, уничтожать свои собственные истины, чтобы воссоздавать их снова и снова, но более прочными, ибо, как предупреждает одна из метафор розенкрейцеров, «велико заблуждение тех, кто полагает, будто философский камень (истина. — Авт.) станет прочнее, если перед этим его не растворить. Время и труд заблуждающихся таким образом — потеряны»[121].

Розенкрейцеры с огромным вниманием относились к духовной стороне искусства. Розенкрейцер Майер в одном из текстов говорит о высшей музыке, существо ванне которой засвидетельствовано Пифагором и библейским псалмопевцем. По Майеру, совершенный мажорный аккорд между «тоникой», «терцией» и «квинтой» является образом космической целостности, существующей благодаря действию трех принципов, по-разному, но повсеместно представленных в культуре духовных традиций: Отец, Сын и Дух Святой; Брахма, Вишну и Шива; сера,