Гости с Миона - Петр Стыпов

— Не бойся, — подбодрил ее Скрибин. — Может быть, мы кажемся им не менее уродливыми и страшными.

В зале снова раздался голос.

— Боже мой! Два-три слова кажутся мне знакомыми, не могу вспомнить, что они означают… Но я где-то слышала их или, может быть, читала… В университете? Ведь я там увлекалась одно время древними языками!

— Фантазируешь! — сказал Скрибин. — Это их язык, и ты не могла его слышать.

В руке одного из великанов блеснул продолговатый металлический предмет, напоминающий огромную авторучку. Он направил его концом к куполу, от которого тут же отделилась квадратная платформа. Медленно паря в воздухе, она опускалась все ниже и, наконец, остановилась перед люком «Космоса». Тогда великан махнул рукой, махнул так, как это сделал бы каждый человек, подзывая кого-нибудь.

— Предлагает нам сойти, — проговорил мертвенно бледный Бега.

Скрибин ступил на платформу. Вега воскликнул:

— Что вы делаете, мистер, вернитесь! Мы не знаем намерений этих чудовищ!

— Разве вы не видите, что их намерения самые миролюбивые! — ответил Скрибин, давая знак рукой, что хочет спуститься.

Великан снова поднял «авторучку», и платформа плавно опустилась на свинцово-серый пол. Скрибин решительно шагнул вперед и приветственно склонил голову.

Все три великана ответили ему неловким поклоном.

Инженер выглядел перед ними карликом, гномом. Странное впечатление произвели на него совершенно круглые глаза великана, стоявшего ближе других. Они, казалось, излучали желто-зеленое сияние. У второго великана глаза были оранжевые, а у третьего — красноватые. Эти огромные круглые глаза с огромными зеницами смотрели с любопытством, смотрели умно и понимали все без слов. Синеватая пленка века время от времени опускалась на секунду, закрывая глаза. Кожа лица и рук великанов была бело-розовая, гладкая, без морщин. Ушные раковины имели почти круглую форму и казались слишком маленькими для такой огромной головы.

Не в силах оторваться от этих рассматривающих его глаз, Скрибин чувствовал, как взбудораженные нервы его успокаиваются. Казалось, глаза великанов излучали какой-то ток. Или же это был магнетизм, который приковывал внимание, внушал что-то? Но что именно? Скрибин не мог понять.

— Иван Скрибин! — сказал он, положив руку на грудь. — Иван! Иван!

Лицо гиганта, стоявшего ближе всех к Скрибину, оживилось. Мускулы его дрогнули, у рта образовались складки, глаза засмеялись. Да, великан смеялся. Смеялся, как всякий земной человек, и лицо его стало от этого привлекательным и добродушным.

— Таомей, — промолвил он и указал на себя.

Скрибин ожидал услышать громогласный рев — могучий и грозный. Но вместо этого губы великана произнесли это единственное слово тихо, как-то по-особенному нежно и тепло. Скрибин взглянул вверх, где у люка ракетоплана стояли Анна и Вега, и громко крикнул им:

— Вы слышали?

Все три великана отступили назад, прикрыв ладонями уши. Лица их выражали крайнее недоумение. Они переглянулись, один из них совсем тихо сказал несколько слов. Его голос также оказался мелодичным и приятным.

— Папа, ты говоришь очень громко. Очевидно, у них более совершенный слуховой аппарат, и твой голос их раздражает, — ответила Анна, стараясь говорить по возможности тише.

— Верно, Ани, ты права.

Скрибин указал в сторону дочери и Веги и улыбнулся.

— Айя, айя! — сказал великан и несколько раз кивнул.

В руке его снова блеснул металлический предмет. Он направил, его острием к платформе, она легко поднялась и замерла как раз под люком. Анна и Вега ступили на нее, и платформа плавно опустилась. Из люка выглянули члены экипажа «Космоса». Платформа снова поднялась и опять опустилась вместе с Робсоном, Джерри и Джеймсом.

Один из гигантов вышел из зала и скоро вернулся вместе с белым полированным шкафом, напоминавшим холодильник, который бесшумно скользил рядом с ним.

Трое великанов посмотрели на Анну. Один из них, назвавший себя Таомеем, сказал что-то, и дверца «холодильника» открылась. Внутри виднелись разные лупы, зеркала, циферблаты, экраны, трубки, рычаги, а также сиденье.

Таомей указал на Анну, потом на открывшуюся дверцу.

— Он хочет, чтобы я вошла внутрь, — прошептала Анна, побледнев, как полотно.

Великаны сразу почувствовали ее колебание. Таомей посмотрел на того, что был немного ниже ростом и чуть полнее других, тот усмехнулся добродушно Анне и вошел в «холодильник». Дверца закрылась. Внутри что-то тихо зажужжало, защелкало, наподобие пишущей машинки. На сером экране над дверью появились какие-то изображения, диаграммы, знаки, снимки внутренних органов человека. Знаки удивительно напоминали буквы славянского и латинского алфавитов — о, п, н, с, г… Они появлялись в разных сочетаниях, разделенные точками, тире и другими непонятными знаками. Наконец жужжание и щелканье смолкли. Дверца открылась. Оттуда, улыбаясь, вышел великан. Он ткнул себя пальцем в грудь и отчетливо произнес низким баском:

— Мейзо!

— Папа, что он хочет сказать?

— Наверное, его зовут так…

Скрибин указал на гиганта и спросил: — Мейзо?

— Айя, айя! Мейзо! — быстро ответил Таомей, положил руку на плечо третьего гиганта и добавил: — Элий!

Элий добродушно заулыбался, словно большой ребенок. Взгляд его и улыбка говорили о дружеском расположении, и доверии. Анна ощутила странное чувство, будто она без слов и объяснений понимала этого, очевидно, самого молодого из всех гигантов.

Таомей подошел к девушке, взял ее за руку своей теплой и мягкой рукой и повел к аппарату, настоятельно повторяя: «Яое, яое, яое». Преодолев страх, девушка покорно вошла в «холодильник». Скрибин сказал ей вслед:

— Смелее, моя девочка! Они, наверное, хотят исследовать человеческий организм. Не бойся!

На экране опять появились диаграммы, знаки, снимки… Ясно видны были очертания человеческих органов — скелет, сердце, легкие, желудок, густая сеть кровеносных сосудов, голубых и ярко-красных. Из щели в стенке аппарата выпадали тонкие металлические листки.

На них также были обозначены знаки, диаграммы и снимки. Но замечательнее всего было то, что машина говорила— говорила таким же мягким, приятным, мелодичным голосом, как и великаны. Она, видимо, что-то объясняла.

И гиганты слушали ее с большим интересом. Самый молодой из них, назвавший себя Мейзо, казался очень взволнованым. Время от времени он произносил какие-то слова, и двое других взглядами выражали свое согласие. Потом Мейзо собрал листки и углубился в них, словно врач (позднее оказалось, что он действительно был врач), который внимательно изучает результаты клинических исследований для определения диагноза.