День поминовения - Агата Кристи

Глава 3

Мистер Моралес остановился в отеле «Ритц»[55]. В то утро он являл собой весьма непривлекательное зрелище: небритый, с налитыми кровью глазами и следами сильного похмелья.

Мистер Моралес был американским подданным и изъяснялся на одном из наречий, которые в той части света сходят за английский язык. Хотя он проявил полную готовность оказать содействие полиции, его воспоминания о прошедшем вечере были более чем туманны.

– Был там с Крисси. Девочка будь здоров! Она мне говорит: «Это кабак что надо!» А я ей говорю: «Кисонька, пойдем куда захочешь». Ну, доложу я вам, классный кабак! Знают, как ободрать. Чуть не тридцать долларов выложил. Правда, оркестр дерьмо – играют как сонные мухи.

Его с большим трудом удалось отвлечь от рассказа о собственных эмоциях и заставить вспомнить о людях, сидевших за столом в центре. Тут он оказался менее многословен.

– Ну, был там стол, верно, и люди сидели, но что за люди – не помню. Я и не глядел в ихнюю сторону, пока тот парень не кикнулся. Сперва-то я подумал, что он просто перебрал. Да, вспомнил еще одну дамочку. Брюнетка и довольно-таки, скажу я вам…

– Вы имеете в виду девушку в зеленом бархатном платье?

– Ну вот еще! Там и посмотреть не на что, кожа да кости. Нет, я про другую – та была в черном, и все, что надо, у нее на месте.

Благосклонное внимание мистера Моралеса привлекла, по-видимому, Рут Лессинг.

Он одобрительно прищелкнул языком.

– Я смотрел, как она танцует, – ну, класс! Подмигнул ей пару раз, но она ноль внимания – смерила меня ледяным взглядом, как у вас тут в Англии принято.

Больше никаких ценных сведений из мистера Моралеса извлечь не удалось. Он честно признался, что к тому времени, как началась эстрадная программа, пары алкоголя успели возыметь действие.

Кемп поблагодарил его и приготовился идти.

– Я завтра отплываю в Нью-Йорк, – сообщил Моралес. – Я вам случайно не понадоблюсь? А то я, знаете, мог бы задержаться, – добавил он заискивающе.

– Спасибо, но я думаю, что повторять показания вам не придется.

– Видите ли, я здесь отлично провожу время, и, если я получу от полиции предписание задержаться, моей фирме придется это проглотить. Предписание есть предписание, против него не попрешь. Может, если поднатужиться, я бы еще что-нибудь припомнил…

Но Кемп решительно отказался клюнуть на эту соблазнительную приманку и вместе с Рейсом отправился на Брук-стрит[56]. Их принял холерического вида джентльмен[57], отец Патриции Брайс-Вудворт. Прием оказался не очень любезным: генерал Вудворт обрушил на них целый град упреков.

Как могла полиции прийти в голову мысль, что его дочь – его дочь! – может иметь касательство к такой скандальной истории? И куда катится Англия, если порядочная девушка не может пообедать в ресторане со своим женихом без того, чтобы назавтра не подвергнуться допросу сыщиков из Скотленд-Ярда? Да она и понятия не имеет, кто эти люди – как бишь его… Хаббард?.. Бартон?.. Какой-нибудь делец из Сити![58] Выходит, в Лондоне нет больше мест, куда можно спокойно пойти. «Люксембург» всегда считался приличным рестораном, и вот, пожалуйста, уже второй раз подряд там происходит подобное безобразие. Джеральд должен был соображать, куда он ведет невесту. Нынче молодые люди убеждены, что они все знают лучше всех. В любом случае он не допустит, чтобы его дочь допрашивали, запугивали и таскали по судам, – он потребует вмешательства адвоката. Он немедленно позвонит старику Андерсону из Линкольнз-Инн[59] и попросит его…

Тут генерал неожиданно умолк и уставился на Рейса:

– Где-то я вас видел. Только где?

Рейс улыбнулся:

– Баддерапур, двадцать третий год.

– Боже! Неужто это Джонни Рейс? Вы-то как попали в эту историю?

Рейс еще раз улыбнулся:

– Я как раз был у инспектора Кемпа, и при мне зашла речь о том, что нужно побеседовать с вашей дочерью. Я подумал, что ей будет приятнее, если инспектор заедет к вам домой и избавит ее от необходимости являться в Скотленд-Ярд, а инспектор пригласил меня составить ему компанию.

– Ах вот как! Ну что же, весьма вам обязан, Рейс.

– Мы, само собой разумеется, не хотим причинять вашей дочери ни малейшего беспокойства, – вставил инспектор Кемп.

В этот момент открылась дверь и в кабинет вошла сама мисс Патриция Брайс-Вудворт, которая тут же с присущим ее возрасту хладнокровием и самоуверенностью взяла инициативу в свои руки:

– Хелло! Вы из Скотленд-Ярда? Насчет вчерашнего? Я с утра вас жду. Что, отец уже успел наговорить вам неприятностей? Папочка, тебе вредно волноваться. Помнишь, что доктор сказал про твое давление? Не понимаю, почему любой пустяк выводит тебя из равновесия. Я сейчас проведу инспекторов – или как они там называются, я не очень разбираюсь в чинах – в свою комнату, а Уолтеру велю принести тебе виски с содовой.

Генерал задохнулся от желания грубо и прямо высказать свое мнение о монологе дочери, однако сдержал себя и процедил сквозь зубы:

– Познакомься – мой старый друг, майор Рейс, – после чего Патриция полностью утратила интерес к Рейсу и одарила чарующей улыбкой инспектора Кемпа.

Объявленную операцию она осуществила незамедлительно, как истая дочь полководца, и провела их к себе, не забыв плотно прикрыть дверь в кабинет отца.

– Бедный папочка! – сказала она. – Вечно он шумит и трепыхается, но справиться с ним, в общем, нетрудно.

Дальнейшая беседа, проходившая в самой дружественной обстановке, не дала почти никаких результатов.

– Просто черт знает как обидно! – воскликнула Патриция. – Подумать только, в кои-то веки оказываешься на месте преступления – это ведь было убийство, правда? В газетах пишут как-то уклончиво, но я уверена, что это убийство. Я Джерри по телефону так и сказала. В кои веки под носом у тебя убивают человека, а ты не удосужился и поглядеть в ту сторону!

В ее голосе звучало неподдельное разочарование.

Пессимистический прогноз инспектора Кемпа явно оправдывался: молодые люди, помолвленные всего неделю тому назад, в тот вечер смотрели только друг на друга.

При всем желании Патриция Брайс-Вудворт не смогла сообщить ничего, кроме некоторых чисто внешних впечатлений.

– Сандра Фарадей была одета шикарно. Да она и всегда шикарно одевается. На ней было платье от Скьяпарелли.

– Вы с ней знакомы? – спросил Рейс.

Патриция покачала головой:

– Я знаю ее только в лицо. И его тоже. Он, по-моему, страшный зануда и к тому же много мнит о себе – политические деятели все такие.

– А еще кого-нибудь из гостей вы знаете в лицо?

– Никого. Мне кажется, я никого из них раньше не видела. Я бы, наверно, и Сандру Фарадей не заметила, если бы не платье от Скьяпарелли.

– Думаю, что Джеральд Толлингтон окажется немногим наблюдательнее своей невесты, – мрачно произнес инспектор Кемп, когда за ними закрылась дверь. – Уверен, что он не вспомнит даже и этого Скипа, Скьяпа – ну, от которого платье.

– Да, навряд ли покрой фрака Стивена Фарадея поразил его в самое сердце, – согласился полковник Рейс.

– Бог с ними со всеми, – сказал инспектор. – Попытаем счастья с Кристин Шеннон – тогда с посторонними будет покончено и останутся только гости Бартона.

Мисс Шеннон, в полном соответствии с недавней характеристикой инспектора Кемпа, оказалась роскошной блондинкой. Старательно уложенные крашеные волосы обрамляли довольно миловидное инфантильное личико, выражение которого отнюдь не свидетельствовало об интенсивной работе мысли. Мисс Шеннон вполне могла быть, как предположил тот же инспектор Кемп, «глупой донельзя», однако смотреть на нее было приятно, а известная доля проницательности в ее голубых, широко раскрытых глазах говорила о том, что хотя Кристин Шеннон и не принадлежала к интеллектуальной элите, но там, где дело касалось практической сметки и денежных интересов, она была далеко не дура.

Она встретила посетителей чрезвычайно гостеприимно, тут же стала уговаривать их что-нибудь выпить, а когда они отказались, начала угощать их своими сигаретами. У нее была маленькая квартирка, обставленная с дешевой претензией на модерн.

– Мне просто ужас как хочется вам помочь, инспектор! Можете задавать любые вопросы.

Кемп начал с обычных вопросов относительно внешнего вида и поведения гостей, сидевших за большим столом. И Кристин Шеннон сразу же продемонстрировала незаурядные качества тонкого наблюдателя и психолога.

– Вечеринка у них не ладилась – сразу видно было. Все сидели как истуканы. Мне даже жалко стало того дядечку, который все это устраивал. Он готов был прямо в лепешку расшибиться, весь вечер сидел как на иголках. Его соседка справа – та словно аршин проглотила, а девчонка слева от него все злилась – наверное, оттого, что ей не удалось пристроиться рядом с одним там симпатичным брюнетом. От нее слева сидел такой высокий блондин – ну и вид у него был! Живот, что ли, болел – даже жевал с таким выражением, будто вот-вот подавится. Другая его соседка все пыталась его растормошить, отпускала какие-то шуточки, но, видно, она и сама была не в своей тарелке.