Цирк уехал, а клоуны остались - Геннадий Мельников

Виннера слегка замутило, как в первые дни работы на станции. С непонятным озлоблением он подошел к ближайшему пожарному щиту и снял багор. С багром, как с копьем наперевес, Виннер прошел вдоль передних торцов всех восьми отстойников. То же самое и здесь. Сколько их, тысячи, десятки тысяч!

Виннер остановился у последнего отстойника, и в это время начался гул. Такое впечатление, будто заработало под землею десяток мощных трансформаторов. Халли гудели глухо, с сухим потрескиванием.

Виннер нагнулся над отстойником и опустил багор. Если бы его в этот момент спросили, зачем он это делает, вряд ли он смог бы ответить. Он подцепил одного халли на крюк и, подтащив к стенке, стал поднимать. Тот никак не реагировал, все еще находясь в каком-то оцепенении, будто одеревенев. И только когда Виннеру оставалось перетащить его через бордюрный камень, он ожил. «X…ха!»… И Виннер не понял, что произошло. Треск, вспышка, плеск воды.

Виннер посмотрел вниз — на поверхности отстойника ни одного халли, только дробятся друг о друга концентрические окружности. Он обошел все отстойники — пусты. Подошел к щиту, чтобы повесить багор, и только сейчас заметил, что тот стал короче, присмотрелся — металлический наконечник был срезан, словно автогеном, и от него все еще шел пар.

Виннер торопливо зашагал к административному блоку, но не успел дойти до переходного мостика, как что-то привлекло его внимание. Он шел боком к зданию решеток, но тем не менее заметил некоторую странность в освещении окон: свет колебался и был так слаб, словно там жгли спички, а не горели лампы по триста ватт. «Сейчас замкнет», — подумал Виннер, как свет погас на всей территории очистной станции, только в окнах здания решеток колебались красные блики. Сейчас заработает аварийная дизельная электростанция, снова подумал Виннер, но аварийное освещение не включалось.

Постояв с минуту, пока глаза привыкли к темноте, Виннер пошел дальше, но шум за спиною заставил его обернуться… Здание решеток сыпало искрами и, деформируясь, заваливалось на песколовки.

Шварцман вскочил с дивана, комкая ногами газету: в ванной пронзительно и коротко закричала жена. В несколько прыжков он подскочил к двери и дернул за ручку. Заперто. Что за глупая привычка — закрываться в ванной! «Что у тебя, Берта, обожглась?» Тишина. Из-под двери полилась вода, тапочки сразу промокли. «Берта! Берта!» — Шварцман рванул за ручку, защелка сорвалась, и он чуть не упал на скользком паркете. Поднял глаза… В пустой ванне голая жена… Искаженное в предсмертном крике лицо… Сбоку ванны овальная дыра величиной с тарелку. Через нее льется красная вода.

Фрау Каумиц проснулась в кресле, услышав какой-то шорох в туалете. Вероятно, опять заперла там кошку. Встала. В комнате уже темно. Включила верхний свет. Пошла в ненатянутых чулках в коридор. Включила свет в туалете. Открыла дверь. «Кис-кис» — кошки нет. Хотела уходить, как увидела что-то в унитазе, подняла деревянную крышку, и оттуда брызнуло ей в лицо, как из водяного детского пистолета. «Х…ха!» Ни боли, ни страха она не почувствовала.

Разрушив здание решеток, халли устремились по магистральному коллектору в город. Шли такой плотной массой, что встречные стоки выдавливались через смотровые колодцы на поверхность. Поток халли не слабел, хотя и дробился по более мелким коллекторам и уличным сетям. Они не пропускали ни одного ответвления, ни одного дворового участка. По стоякам в домах поднимались толчками, повторяя конфигурацию труб и фасонных частей. В тонких отводах протискивались по одному, вытягиваясь в длину и снова принимая обычную форму в унитазах, ванных, раковинах. Прожигая стены туалетных комнат, расползались по квартирам.

Фюман только расколол три яйца на сковородку, как скрипнула дверь туалета. Посмотрев в ту сторону, Фюман окаменел… Перебирая обрубками, к нему подкрадывался халли.

Опрокинув на него кухонный стол, Фюман выскочил в коридор. Фанерная крышка стола затрещала и вспыхнула, Фюман лихорадочно загремел засовом, толкнул дверь. С лестничной площадки метнулись вверх кошки. Фюман скатился по лестнице вниз и выбежал из подъезда на площадь.

Накрапывал дождь. Брусчатка под ногами блестела и, казалось, что площадь выложена выпуклыми металлическими пластинками. В окнах ближайших домов колебался красный свет, словно там жгли спички. Над крышами со стороны очистной станции, поднималось зарево…

Страшная догадка, наконец, превратилась в уверенность, и крик Фюмана эхом разнесся по гулкой площади:

— Люди! Про…сни…тесь!!!

Со всех сторон на него наползали коричневые тени.

1991

Дынная муха

«Детям младшего школьного возраста смотреть перед сном нежелательно.»

— Здравствуйте! — сказал Манаев, входя в небольшое помещение конференц-зала, предоставленное ему администрацией станции для знакомства с экипажем звездолета.

Три астронавта поднялись с мест и ответили на приветствие.

— Меня назначили председателем комиссии по расследованию обстоятельств гибели второй смены на Септиме, — продолжил вошедший, когда они, сдвинув кресла, расположились за квадратным столом. — Вы, я думаю, уже слышали об этом происшествии?

— В общих чертах, — ответил Черных.

— Этого вполне достаточно, — определил Манаев. — Детали будут выяснены специалистами, которые появятся здесь чуть позже час.

«Килограммов сто пятьдесят земных в нем будет, — подумал Янин, стараясь не слишком пристально разглядывать председателя, — видать, фигура не только о смысле «фигуры», если транспортируют через всю Галактику такую массу».

Высокий, массивный, с вьющимися темными волосами, с трудом умещающийся в кресле, Манаев кого-то Янину напоминал…

— В таком случае, — несколько резковато начал Черных, но, напружинив желваки, сдержался и понизил тон, — я все-таки хотел бы еще раз услышать о происшедшем, пусть даже без деталей, но от Вас лично.

Манаев, вероятно, был уведомлен о некоторой прямолинейности характера капитана звездолета, поэтому спокойно информировал:

— Две недели назад от штурмана Горбуновой поступило экстренное, под грифом «03», сообщение, что кроме нее, вся вторая смена, работавшая в экваториальной части Септимы, погибла.

— Кто еще был с нею? — спросил Шадрин.

— Миронов, Сидоренко и Буриков, — ответил Манаев и продолжил: — Они погибли в тот момент, когда, загнав вездеход под силовой колпак, вышли наружу, сняли гермошлемы и открыли люк грузового бункера.