Сбылась мечта бегемота - Дарья Донцова

Я поняла, что Лизавета крепко ущипнула своего подопечного, и велела:

– Кочергина, принеси гостю капучино.

– Печенье есть, – сообщил Троянов, ставя на стол коробку, – вкусное, ореховое.

– Неплохо устроились, – заметил Иосиф, взяв бисквит, обсыпанный миндалем, – уютно. Предлагаю не заниматься китайскими церемониями, а сразу приступить к делу. Чего вы хотите от давно отошедшего от дел пенсионера?

– Фамилия Волоколамский вам знакома? – спросила я.

– Если речь идет о Сергее Петровиче, то да, – спокойно признал Макинтош.

– Профессор лечил вашу супругу, – отбросив в сторону церемонии, продолжил Роберт. – Знаменитый психиатр занимался Галиной бесплатно? Или благотворительность связана с неприятностью, в которую попала дочь академика?

Иосиф вздернул брови.

– В чем причина вашего интереса? Я давно вне штата.

– Бывших сотрудников не бывает, – парировала я.

– В принципе верно, – согласился Макинтош, – заиграет труба – и снова в бой. Но не в моем случае – у меня пуля в голове. Извлечь ее невозможно, сидит, зараза, в таком месте, куда доступа нет. Хожу, можно сказать, с гранатой в башке, и не ясно, рванет она или нет. Давайте начистоту. Бригаде велели охоту на ведьм открыть? Не пойму, почему именно вас подключили. Ну да и не важно. Я работал честно. Жена попала в клинику Волоколамского случайно, по «Скорой». Сергей Петрович покойник давно, а Марина Арнольдовна не свидетель – она с Галей не работала, знает о ней с чужих слов, от мужа слышала. Ничего у вас не получится. Да и времени порядочно прошло. Займитесь чем-нибудь полезным. Я инвалид, начнете прессовать, врача потребую. Любой эскулап подтвердит: Макинтош плохо соображает, «дура» в мозгу не пустяк, память у мужика отшибло.

Я встала и перевернула большую стоящую у стены доску. Стали видны фотографии.

– Узнаете?

– Зрение подводит, – вроде бы искренне ответил гость. – Кто у вас там?

– Для начала – Ольга Мамонтова. Вам она известна под фамилией Казакова, – ответила Лиза.

– К вам у нас никаких претензий нет, – вздохнула я. – Мы рассчитываем на вашу помощь. Речь идет о террористической группировке «Друзья», которой вроде бы руководила Зарема Агабишева. Кто-то сейчас устраняет людей, косвенно или прямо связанных с тем делом. Никита Рязанцев в сумасшедшем доме. Ольга Мамонтова, в девичестве Казакова, и Тамара Леднева покончили с собой.

– Анонимное письмо, предупреждавшее о подготовке убийства крупных госчиновников, помните? – добавила Кочергина.

Наш гость вынул из портфеля очки, посадил их на нос, помолчал, потом хмыкнул:

– Ребята, а не было никакого письма.

Я поморщилась.

– Иосиф Стефанович, я уже сказала: к вам нет никаких претензий, просим оказать нам помощь. Дело, о котором идет речь, не оцифровано, следовательно, наш компьютерщик не может его прочитать.

– Эх вы, дети технического прогресса, – не замедлил съехидничать Иосиф, – ножками ходить не умеете. Гикнется ваш Интернет, что делать станете? Придется стариков вроде меня из чулана вытаскивать.

– Вы тоже небось не топором бреетесь, а электробритвой, – встрял Денис. – Ой!

– Ты стажер? – улыбнулся Макинтош.

– Как вы догадались? – удивился Жданов.

– Тебя соседка постоянно в бок пинает, думает, не вижу, – усмехнулся Иосиф. – Электричеством пользуюсь, мобильный имею, ноутбук освоил. А вот с бритвой ты, парень, ошибся. Люблю опасное лезвие, в случае чего – это оружие. Ребята, я вам хочу помочь. Не было письма. Вернее, его потом настрочили, в моем кабинете.

– Зачем? – спросил Жданов.

– Экий ты шебутной, вперед лезешь, – нахмурился гость. – Пусть Татьяна ответит. Подсказку дам: про личных информаторов слышала?

– Конечно, – кивнула я. – Они у многих есть.

Макинтош поднял указательный палец.

– Во! Находятся нужные людишки в разных местах. Иногда сами приходят. Разве жирную рыбу можно отпустить? И по ведомости ее проводить не стоит.

– Чего? – опять не сообразил Жданов.

Мне пришлось пояснить:

– Личные информаторы – это люди, постоянно сотрудничающие с полицией или другими ведомствами. Причины, которые заставляют их идти на контакт со следователями и оперативниками, разные, и не всегда дело в деньгах. Платят добровольным помощникам немного, а чтобы агенту выписали энную сумму, надо внести его в ведомость, соблюсти бюрократические формальности. Но тогда его фамилия окажется в документах, о нем станет известно кому-то другому, кроме тебя, что совсем не нужно. Поэтому очень часто мы платим за сведения из своего кармана или договариваемся о бартере. Ну, допустим, N хочет устроиться на престижное место работы, значит, я ему помогу, а он взамен разнюхает необходимые мне сведения. Некоторых заставляют работать шантажом, пригрозив раскрыть какой-либо их постыдный секрет. Иосиф Стефанович, правильно ли я поняла: в ваш кабинет заявился человек с сообщением об организации Заремы, вы сделали его своим стукачом и велели ему написать анонимный донос, чтобы никто его не вычислил во время следствия?

Макинтош пару раз хлопнул в ладоши.

– Хвалю, живо сообразила. Я сразу тогда понял: повезло мне. Не знаю, как у вас, ребята, а у нас сложно по служебной лестнице вверх подняться. Можно из брюк выпрыгнуть, но если начальник твоего рвения не замечает, просидишь за одним письменным столом до пенсии. Каждый хочет «карьерное» дело получить, а оно редко достается. А еще наш отдельский начальничек, с ручкой чайничек, всегда сам ходил боссу об успехах докладывать, заслуги сотрудников себе приписывал. А вот если облом случался, тогда звал: «Макинтош, пошли к Ивану Ивановичу», и тащил с собой подчиненного на лобное место. Я в присутствии вышестоящего начальства молчать должен, а наш мелкий барин перед ним так картину намалюет, что получается: с какого угла ни глянь, Иосиф, дурак, незрелые груши с дерева сорвал и всех ими накормил.

– Ну и порядки! – не выдержал Денис. – У нас все иначе. Зачем вы там работали, если радости не получали? Карьерное дело… Главное – людям помочь, а не про звания думать.

Макинтош издал странный звук, похожий одновременно на кашель и смех.

– Поучи, поучи старого коня рысить… Я тоже поначалу с идеалами был. Как же, надо спасти страну, защитить государство от преступников… и прочее бла-бла-бла. Выпали розовые перья. Знаешь, стажер, что я теперь имею? Однокомнатную квартиру в районе, где русского лица не видно, копеечную пенсию да пулю в башке. Ни семьи, ни детей, ни близких друзей. Потому что в твои годы времени на личную жизнь не было, а теперь кому я нужен? Надо было тогда зарабатывать лавэ, набивать сундук, обеспечивать старость. А на запах денег бабье даже к столетнему маразматику слетится.

– Иосиф Стефанович, – остановила я Макинтоша, – у вас совсем не плохое положение. К сожалению, ваша супруга скончалась, но вы имеете двух дочерей, живете в центральном округе столицы в просторных апартаментах, работаете в коммерческом банке начальником охраны. Да, вам пришлось уйти со службы по ранению, но пулю из вашей головы удалили сразу, в тот день, когда в вас стреляли, так что особых проблем со здоровьем нет. Вы не старик, на будущий год всего шестьдесят стукнет. И о каком мелком боссе говорили? Вы были начальником крупного подразделения, сами ходили на самый верх.

Иосиф Стефанович рассмеялся.

– Ну, Сергеева! С шашкой на капусту напала, хренак, и нет кочанов на грядке.

Я усмехнулась.

– Вы себя каким видом крестоцветных считаете? Цветной? Брокколи? Или брюссельской? Слышали, что есть и ядовитая капустка? Она в море живет, ею запросто отравиться можно.

Макинтош кивнул.

– Решил, ребята, вас прощупать, пламенную речь закатил, поглядеть на вашу реакцию хотел. Теперь вижу: основательно подготовились. Значит, влезли в мое досье.

– У вас были сомнения на сей счет? – спросил Роберт.

Иосиф протянул ему пустой стакан.

– Плесни еще кофейку. Всяко случается. Вдруг резвым орлам не удалось папочку на Макинтоша заполучить? Молодые сейчас глупые, работают спустя рукава. Ладно, ребята, поговорим серьезно. Что надо?

– Дело о террористической организации Агабишевой, – терпеливо повторила я. – Нам интересно все.

– Знаете, что в Москве в двухтысячном году случилось? – задал вопрос Иосиф. – Восьмого августа в подземном переходе под Пушкинской площадью в час пик, примерно в восемнадцать, произошел взрыв. Сработало безоболочное устройство мощностью восемьсот граммов в тротиловом эквиваленте плюс шурупы и винты. Семь человек погибло на месте, шесть потом в больнице, более ста, в том числе дети, получили ранения разной степени тяжести. Сами понимаете, какая на нас навалилась работа. Наше начальство быстро открыло специальную приемную, ее адреса и телефоны опубликовали в прессе, в Интернете, а ответственность возложили на мой отдел. Всем сотрудникам без исключения приказали дежурить там сутками и принимать заявления от граждан, которые могут что-то сообщить о террористической угрозе. Паспортов у них не проверяли, настоящих имен не спрашивали. Если человек не желал общаться с сотрудником напрямую, он мог бросить письмо в специально установленный ящик. У двери сидел один охранник, в кабинете дежурный, все тихо, неприметно, вывесок никаких нет, интерьер уютный, чай-кофе-бублики. Понятное дело, повсюду были скрытно натыканы камеры. И если бы появился реально серьезный сигнал, то заявителя так просто не отпустили бы. Да только к нам потоком шли сумасшедшие. Сначала их было довольно много, затем количество резко уменьшилось, потом вообще никого не стало. Приемная существовала около двух лет, ее закрыли, признав неэффективной. Я обрадовался, потому что у меня одна головная боль от нее была, приходилось совмещать основную службу и эту обязанность. Я там раз в два месяца ночь проводил. И вот однажды, поздно вечером, появился человечек…