Найти себя - Юрий Иванович

Я еще в те месяцы дико удивлялся только одному: как мои подруги все-таки регулярно умудрялись посещать три раза в неделю тренировки по единоборству и два раза в неделю ходить на занятия по фехтованию? Видимо, здоровье у них было более чем отличное, раз ослабленный алкоголем организм выдерживал такие конские нагрузки и перенапряжения. А силу их стальных мускулов мне приходилось ежедневно ощущать на своих недоразвитых конечностях.

Вскоре моя относительная свобода в короткие периоды вечера и ночи встала им поперек горла. Вследствие чего подруги стали на мне срывать свое раздражение в каждом отдельном случае и делали это так, чтобы я практически не имел возможности учиться.

– Красный диплом хочешь получить? – с пьяной улыбкой ехидствовала Машка. – А зачем он тебе? Раб обязан выполнять волю только своей королевы!

– И ее амазонок! – встревала со своим пьяным лепетом со стороны то ли Верка, то ли Катька. Как это ни казалось странным, но сильно нетрезвые они мне тоже казались на одно лицо, и я начинал их путать.

– Вот-вот! И вообще, раб должен быть тупым, безграмотным и покорным! Это еще великий Цезарь сказал. Правильно?

Возражать в таких случаях и указывать на ошибки я опасался, позволяя себе только соглашательски кивать и радушно улыбаться. Но и это не всегда срабатывало.

– Молчишь? К бунту готовишься? – заводила себя наша лидер компании. – Хватайте его! Он едет с нами на танцы! Пора приобщать его к великой музыке.

Хватали. Приодевали порой как клоуна. Везли с собой в такси или на машине очередного ухажера. Заставляли пить и смешить всех остальных собутыльников. Заставляли выделывать несуразные па, называя это современными, обязательными для каждого молодого человека танцами. И называли все это сплошным весельем. Причем веселье продолжалось порой до утра, чаще всего на квартире у лисичек, родители которых в последнее время вынуждены были работать в другом городе. Меня запирали на кухне, заставляя делать коктейли, готовить чай или кофе, а сами, в зависимости от количества набранных кобелей, разбредались с ними по комнатам.

Машка, естественно, пользовалась самой большой спальней с родительской кроватью, а лисички уходили с поклонниками в свои комнаты. Чаще приводили кого-нибудь одного, стараясь при этом подсматривать и чуть ли не влезать в одну кровать. Когда парень начинал «буксовать» на эту тему, комплексовать или возмущаться, его без церемоний, чуть ли не пинками вышвыривали за дверь и отыгрывались на мне в наших ролевых играх. Частенько Машка и над лисичками измывалась сверх меры. А если она еще и не получала оргазма от слишком торопливого поклонника, то ее дикость могла напугать кого угодно. Помню, однажды я находился в одной из спален и, прислонив ухо к стене, прислушивался, что творится в главной спальне. И весь содрогнулся, когда послышался истерический вопль нашей королевы:

– Ах ты козел! Ты чего так поторопился?! Ублюдок! Пошел вон! Выбрось его!

Тотчас к делу подключилась Катерина и со злобным рычанием и оскорблениями вышвырнула несчастного паренька вместе с его одеждой на лестничную площадку. Тогда как Машка стала командовать оставшейся возле нее Вере:

– Катька, ко мне!

– Да я не Катька… – попыталась та возразить, уже догадываясь, что ей сейчас предстоит делать.

– Мне плевать! Работай!

– Но ведь он туда…

Звук громкой пощечины прервал слабое возмущение, а ядовитое шипение заставило даже меня поежиться:

– Не зли меня!

Вскоре из главной спальни раздались хорошо знакомые мне постанывания, переходящие в крики блаженного оргазма.

И подобные сцены происходили не раз, затягивая Марию, а вместе с ней и обеих лисичек в странный сгусток самых негативных и аморальных противоречий, в омут распущенности, пьянства и откровенного бесстыдства. Ну а меня – толкая в водоворот безысходности, отчаяния и новых, все чаще меня посещающих, мыслей о самоубийстве. Приходило понимание, что еще месяц, максимум три таких «сплошных веселий» – и от моего красного диплома останется только разухабистая фига, мои мечты добиться чего-либо своими знаниями окажутся размазаны по грязным простыням, а мое непреходящее похмелье от насильно вливаемого алкоголя станет нормой жизни. Тем более что я понимал: с моим здоровьем любой алкоголь для меня смертельный яд. Более чем несколько лет я не выдержу и быстро помру от пьянства. Вот такие дилеммы передо мной встали накануне моего семнадцатого дня рождения. И честно признаться, я не знал, как с ними бороться. Да что там не знал: предположить не мог, настолько потускнели и увяли мои фантазии. Учителя поражались моей резкой деградации, но к концу третьей четверти все еще продолжали, скорее по инерции, ставить мне пятерки. Но это был уже предел – жалость даже к калеке не бесконечна.

Мало того, я заметил, что нас стали бояться. И я не оговариваюсь: именно нас, моих подружек и меня в их числе. Если уже давно все сверстники побаивались только девчонок, то с недавнего времени и от меня стали шарахаться как от огня. Некоторое время я не понимал подноготную такого отношения, пока со своим талантом подслушивать и подсматривать не стал участником одной весьма неприглядной сцены.

Мои три подруги окружили оставшегося наедине здорового парня из параллельного класса и засыпали его со всех сторон вопросами:

– Привет! Как дела?

– Чем занимаешься?

– Маленьких обижаешь?

– И на калек тоже поглядываешь?

– А за здоровье свое при этом не беспокоишься?

– Или совсем жить надоело?

– Или ручки укоротить?

– Да вы чего? – побледнел парень, прижимаясь спиной к стене.

– Зачем вчера Борю Ивлаева обидел?

– Больше поиздеваться не над кем?

– Думаешь, большой, так все можно?

– Так он ведь сам на меня налетел, сам упал, я его и пальцем не тронул.

Действительно, я вчера и в самом деле совершенно случайно столкнулся с этим парнем на повороте коридора, даже сам извинился и побежал дальше, сразу забыв о происшествии. Так что никакой обиды не было и в помине. Но мои подруги, видимо, считали не так, намереваясь низко и подло отомстить отработанными среди них методами. Причем еще и морально вначале стремились добить свою жертву:

– Пальцем, говоришь, не тронул?

– А малый, значит, сам упал?

– Ха! Ты Сашку Болдырева давно видел?

– Знаешь, почему у него рука в гипсе?

– Он ведь тоже говорил, что Борьку пальцем не трогал. Зато теперь три поломано.

– Тебе тоже так нравится?

Я и не помнил отчетливо, когда и как подобное произошло, и только смутное мелькнуло воспоминание, что вышеназванный Болдырев просто недавно сказал в мой адрес всего лишь несколько пренебрежительных слов. И вот какую получил расплату! Пока я содрогался от предчувствия самого ужасного, униженный и запуганный парень, заметив в руке у Верочки раскачивающийся кистень, побледнел еще больше и залепетал: