Журнал «Вокруг Света» №06 за 1985 год - Вокруг Света

На берегах соленой реки

На карте Гваделупа своими очертаниями более всего походит на бабочку. Маленькую бабочку. Площадь острова — всего лишь 1,8 тысячи квадратных километров (остров Сааремаа, например, в полтора раза больше), но когда оказываешься в центре Пуэнт-а-Питра и над тобой поблескивают дымчатые стекла билдингов, а вокруг снует множество автомашин, создается полное впечатление большого города большой страны. Начнешь колесить по дорогам — кажется, что путешествуешь по материку. Тысячи километров асфальтированных дорог.

А какое разнообразие природы! Влажные тропики южной, гористой части Гваделупы — острова Бас-Тер, что, как ни странно, означает «Низкая Земля». Реликтовый лес. Над зарослями копалового, камедного, красного деревьев и древовидных папоротников, перевитых лианами, возвышается действующий вулкан Суфриер. Сотни рек и ручьев бегут с гор к морю, иногда срываясь вниз хрустальными водопадами. На склонах холмов и плоскогорьях — банановые плантации.

Соседний остров, отделенный от Бас-Тера узким проливом — «Соленой рекой»,— называется Гранд-Тер — «Большая земля». Растительность здесь скуднее. Рядом с жильем, на поливных участках, растут кокосы, зеленеют сады цитрусовых, кое-где встречаются поля сахарного тростника.

Мартиника напоминает горную часть Гваделупы, однако горы ее пониже, рек поменьше. Вдоль берегов Малых Антильских островов тянутся мангровые заросли, перемежающиеся с пляжами белого, желтого, серо-черного (от вулканической пыли) и красного песка. Акул можно не опасаться. Широкие мелководья останавливают их далеко от берега. Тугие пассаты, триста дней в году не знающие устали, сдувают с крохотных островков полуденный зной, поэтому «жарко как в бане» здесь бывает редко. Раз в пять-десять лет случаются опустошительные циклоны, ломающие как спички стебли бананов.

Если растительный мир Гваделупы и Мартиники сохранился неплохо — благодаря созданию заповедных зон,— то мир животных сегодня совсем не тот, что застал здесь Колумб. Ламантины — морские млекопитающие из семейства сирен — давно истреблены. Исчезают другие животные — игуаны с острова Дезирад, редчайший сумчатый зверек манику. Все реже и реже появляются у берегов лангусты и омары, гигантские морские черепахи, чьи панцири и мясо идут на вес золота. Кое-какая живность сносно перенесла превратности колонизации: морские рыбы и птицы, а также колибри, дятлы и водяные курочки. Насекомых, как можно догадаться, хватает, однако опасных для жизни среди них нет. Зато на Мартинике есть метровая, смертельно ядовитая змея — тригоноцефал, наводившая ужас еще на первых поселенцев. Интересно, что на Гваделупе змей не было и нет, а разудалые энтузиасты, что пробовали их развести, давно опустили руки: почему-то не приживается здесь ползучий род...

Сладкая прибыль от горькой доли

Многое изменилось на Гваделупе и Мартинике к концу XVII века. Нашлось здесь свое «золотое дно» — сахарный тростник. Неудержимо растекавшиеся по саваннам тростниковые поля требовали рабочей силы. Наем бедноты в метрополии успеха не принес: за трехлетний договорный срок плантаторы вытряхивали из работника душу. Адский труд, адская жара, адское полуголодное существование. Мало кто выживал. И возникло тогда чудовищное по размаху и сущности своей предприятие, положившее начало общности чернокожих американцев: торговля людьми. Сколько человеческих жизней она унесла! Догадываясь о своей участи, люди кончали самоубийством еще в Африке, в загонах, куда их помещали до погрузки на корабли. В трюмах и на палубах их плотно, один к одному, укладывали как сардины в консервную банку. Плавание было бесконечной пыткой. Смертность в этих плавучих гробах достигала двадцати процентов. Всего за время работорговли из Африки было вывезено около 40 миллионов человек.

Защелкали на Антилах бичи, и чернокожий люд, по правам и положению своему ничем не отличавшийся от тяглового скота, потянул колонии к процветанию...

Один за другим вспыхивали мятежи в имениях белых колонистов. Негры Педр и Лёблан, Лятюлип и Жан Луи уходили с отрядами смельчаков в леса, нападали внезапно, жгли особняки, мстили за близких, поднимали забитых рабов на битву. И никакие виселицы, никакие изощренные и публичные — для назидания — пытки не могли остановить правую борьбу...

Тем временем росла сладкая прибыль, ширилось белесое море цветущего сахарного тростника. На французских Антилах вставали новые ветряные мельницы, к которым волы тянули бесчисленные повозки с ворохами гладких крепких стеблей. Мельницы крошили тростниковые стволы и выжимали из них обильный сок — сырье для производства сахара и рома.

В канун Великой французской революции Гваделупа и Мартиника продавали десятки тысяч тонн сахара, сотни тысяч гектолитров рома, многие тонны кофе и другой продукции.

Революционный взрыв в метрополии, сколь бы ни был он далек, до основания потряс антильские владения Франции. Республиканские силы на Антильских островах представляла средняя и мелкая буржуазия, ремесленники. Но главным действующим лицом впервые стал чернокожий антилец.

Незаменимый ти-понш

— Пойдем пропустим стаканчик,— предложил мой знакомый Дюньер, веселый курчавый креол.

Мы расположились на открытой веранде ресторана тетушки Жюстины под широким плетеным зонтом, спугнув с квадратного стола двух меланхоличных зеленых ящериц, длиной сантиметров по двадцать, которые неожиданно мягко, паряще, спрыгнули на пол.

Вокруг, на площади, колыхался вечерний поток разноликих жителей Пуэнт-а-Питра.

Дюньер — шофер такси, представитель отчаянной и бесшабашной братии антильских водителей. Среди островитян очень много первоклассных механиков.

Марку бензина они определяют по запаху, его происхождение устанавливают едва ли не на вкус, сбой мотора могут предсказать, по-моему, за месяц, а уж по части лихого вождения — просто циркачи! Дюньер, например, разувшись, может крутить баранку ногами.

Сейчас он, впрочем, сидит не за рулем своего «рено», а за ресторанным столиком (в белом костюме и белых же лакированных туфлях Дюньер сама элегантность) и оживленно комментирует происходящее на площади. В частности, учит меня отличать гваделупцев от мартиникцев. Это дело непростое. Новый человек с первого взгляда вряд ли распознает, кто есть кто.

Дюньер трогает меня за руку, слегка кивает головой в сторону, я перевожу взгляд и... замираю в восхищении. Огромные загадочные глаза индианки на вполне европейском, но шоколадного цвета лице, тугой стройный стан, на голове плетеная сумка-корзина, полная неведомых плодов... Это идет через рыночную площадь гваделупская девушка. Кожа мартиникцев чуть светлее. Смешение рас происходило на Цветочном острове быстрее и легче в силу различных исторических (и социальных причин, в частности европейцев здесь всегда было больше.

Официант принес ти-понш — без него нет на Антилах доброй беседы, встреч и расставаний, печали и радости. Что такое ти-понш? На палец, не больше, белого или коньячно-темного (настоянного в дубовых бочках) «старого» рома категории «агриколь», чайная ложка густого тростникового сиропа и долька маленького зеленого темнокожего «лайма» — на Антилах эти цитрусовые обладают неповторимым ароматом. Размешать и немного подождать. Пить глоточками, не спеша. Даже в жгучий полдень эта смесь не тяжелит голову — если, конечно, ограничиться одной-двумя порциями.

Про ром можно было бы написать отдельный рассказ. На Антилах человек рождался и умирал со вкусом рома во рту. Еще недавно существовал в затерянных деревнях диковатый обряд — новорожденному вливали в рот чайную ложечку пятидесятиградусного жидкого огня...

В узком просвете улицы виднелась полоска моря, перечеркнутая тонкой железной спичкой портового крана. Плывут к Антилам грузовозы, и чего только нет в их трюмах! Станки, электроника, автомобили, мебель, посуда, трикотаж, парфюмерия... тысячи, десятки тысяч товаров, масса изделий, которые предлагает, навязывает антильскому потребителю французский и прочий капитал.

— Но ведь многое можно было бы производить на месте! И хлопок некогда произрастал в обилии, и редкостного леса было в достатке, и гончарная глина, и кожа есть!..— восклицает Дюньер.— А главное, руки антильца, его природное трудолюбие, смекалка, ловкость, сила.

«Лучше смерть, чем рабство»

Слышите? После недолгого покоя вновь дрогнула тонкая козья кожа тамтама. Звонкий удар, еще один и еще, дробь все смелее, все напористее и злее. Барабан Марселя Лолиа — мятежный гро-ка — чеканит древний боевой ритм...