Потанцуй со мной (СИ) - П. Белинская Анна

А что так рано сказала?

— Мне же не домой надо. Не знаете, где ближайший салон сотовой связи?

Твою ж мать!!!

Понимаю, что не успеваю даже выпить чертов кофе, потому что каким-то образом стал личным водителем для этой мелкой засранки, испытывающей мою нервную систему и терпение на прочность.

— А вы всегда такой молчун, да? — покачивает плотно обтянутой джинсовой тканью ногой и рассматривает мой профиль.

Чувствую.

Правая щека горит, как от пощёчины.

— Я устаю от болтовни на работе. Вне работы предпочитаю тишину, — я надеюсь она поймет мой посыл и заткнется.

— А я люблю поболтать! — сообщает гордо.

— Это я заметил, — усмехаюсь.

— Всё потому, что я — южанка, у нас темперамент такой, — пожимает печами. — Это вы, москвичи, скупы на эмоции, такие же холодные, как ваши зимы. А я из Астрахани, между прочим.

Да знаю я, откуда ты, Амазонка, всю твою подноготную уже вдоль и поперёк изучил.

— Из Астрахани? — деланно удивляюсь. — Арбузы, рыба, икра?

— Ничего из этого не осталось, — смеется, — арбузы уже давно не те, рыбы нет, икры соответственно тоже.

— А здесь, стало быть, учишься? — нахера спрашиваю, когда и так знаю.

— Да, на хореографическом, ну вы видели…кхм… — откашливается, сводя колени вместе.

Да, Амазонка, я тоже помню наш с тобой танец…

— Скучаешь по дому? — Романов, ты — дебил? Когда ей скучать? В промежутке между изолятором и очередным пиздецом?

— Очень, — поджимает губы и уводит взгляд в окно. — Моя мама работает хореографом в колледже искусств, а у папы небольшой бизнес — теплицы с огурцами и помидорами.

То, что она из провинции легко разгадать, как и то, что материального недостатка в ее семье нет: на девчонке неплохие вещи и недешевые аксессуары, да и живет она не в сраной панельке, а в приличной новостройке Москвы.

— А знаете, какие у папы офигенные помидоры? Воот такие, — разводит руки до таких размеров, будто путает помидоры с арбузами. — Без всяких там химикатов, нитратов и гадостей, — вздёргивает свой аккуратный носик, — всё натуральное! Папа закупает экологически чистое удобрение, без пестицидов, — деловито вещает сиреневолосая.

А я охреневаю.

Никогда еще в моем обществе женщина не рассказывала о сельском хозяйстве и пестицидах. Я привык к тому, что женский пол заглядывает мне в рот и соблазнительно хлопает ресницами, пытаясь привлечь внимание, а не безостановочно трындит о размерах помидоров.

Понимание этого отрезвляет и напоминает, что в моей машине и не женщина вовсе, а молодая девчонка, и мне стоит помнить об этом чаще, когда в следующий раз захочу представить ее с закинутыми на мои плечи бесконечными ногами. Тем более после того, когда видел ее фантастическую растяжку.

Под неустанную трескотню мы незаметно подъезжаем до салона сотовой связи. Здесь повсюду запрещающие знаки парковки, но я встаю прямо под ними и включаю аварийный сигнал.

— Уже приехали? — девчонка удивляется и крутит головой по сторонам. Я же не ослышался, когда слышал в ее голосе нотки разочарование и грусти?

— Приехали.

— Ну тогда… спасибо?! — то ли благодарит, то ли спрашивает, и берется за ремень безопасности.

— Не за что.

Она слишком долго копается с ремнем, удлиняя наше прощание. Закусывает губу, а я наблюдаю, как ее грудная клетка начинает вздыматься быстрее, а движения становятся резкими и сумбурными.

Хочу ей помочь и отстегиваю свой, как оказывается, одновременно с нею.

Я не знаю, кто из нас рванул на встречу друг другу первым.

Я не знаю, как ее губы оказались на моих, а языки — в наших ртах. Никакого трепета, никакой нежности, только алчные, жадные, граничащие с грубостью поцелуи. Ни одного лишнего вдоха, ни одной правильной мысли, кроме потребности брать. Брать то, что дает и что готова предложить.

Я ни разу не джентльмен. Нет.

Хватаю девчонку за хвост, о чем мечтал сто тысяч гребаных раз и тяну вниз, открывая для себя доступ к ее тонкой девчачьей шеи. Она сводит с ума своей оголенной нежностью и хрупкостью. Чувствую себя извращенцем и пусть меня осудят, но я не могу остановиться. Кусаю тонкую кожу на шее, прихватываю под чувственный стон. Мы оба дышим прерывисто, опьяненные общим желанием так, что стекла в машине запотевают.

Ее багряные губы снова на моих, ее стоны закручивают в спираль, и я пью их точно расплавленную карамель.

Когда случайно задеваю клаксон, прихожу в себя. Отстраняюсь и провожу рукой по волосам, чувствуя, насколько раскалённым стал мой лоб. Температура?

Какого хрена я творю?

Здесь, я — взрослый мужик и ответственность тоже на мне.

— Извини, я не должен был…

— До встречи, Константин Николаевич, — лукаво улыбнувшись, исчезает смутьянка.

Черт.

Черт, черт, черт.

Старый дебил.

Чертов похотливый кобель, не умеющий держать свой язык за зубами, а яйца в штанах!

Бью по рулю.

И еще раз.

Начерта мне проблемы?

Я ведь прекрасно знаю, как это бывает с маленькими романтичными дурочками, верующими в сказку, и ведомые юношеской влюбленностью, когда каждый раз новые чувства вспыхивают, как спички, и сотый раз ты считаешь их особенными и навсегда, когда веришь в истинные чувства и бросаешься в них с головой.

Маленьким девочкам нужен герой, прогулки под луной и слезливые мелодрамы, а не жесткий секс по выходным после рабочей недели.

Я сам был такой.

Мне тоже в двадцать сносило башку.

А сейчас мне 37 и мне не нужны проблемы, когда она начнет считать, что имеет на меня права. Я всё это знаю, так какого черта, Романов?

Укладываю голову на руль и шумно выдыхаю.

Пффф…

24. Юля

— Я бы тебе предложила отметить окончание зачетной недели, но это будет паскудством с моей стороны, — обмахивается зачеткой Рюмина. — Ну и жара.

Алка в курсе, что я порвала с Мотом, но не знает истинную причину, считая, что мы, как обычно поругались и временно разбежались. Она так же не знает про пощечину Матвея, про адскую ночь в изоляторе, про странные сообщения с неизвестного номера, про Адвоката и о том, чем на самом деле болен Свирский. Возможно, ребята из группы и догадываются, но тактично об этом умалчивают.

— Чему радоваться — то? Зачетная неделя закончилась, а экзамены начинаются, — недовольно высказываюсь я.

Во вторник у меня специальность, а через неделю ненавистный теоретический экзамен по классике у Смелковского, а следом за ним — практический. И гадать не надо, что ржавый козел постарается сделать на теории всё, чтобы не допустить меня до практики.

— А за ними целое лето! — Алка поигрывает бровями. Я ее радости не разделяю, и подруга это легко замечает. — Ну ты чего, Сурок? Из-за Мота, да? Да помиритесь еще, не грусти, малышка, — трогает за плечо.

Помириться с ним — это последнее, о чем я думаю. Вернее, я даже в мыслях не предполагаю такой сценарий. Я для себя сделала выводы и решение мое окончательное.

Последние два дня вся моя голова занята одним несгибаемым титаном. Мои губы до сих пор помнят наш поцелуй в машине, грубость его рук и настойчивость языка. Между нами определенно что-то происходит. Пугающее притяжение настолько очевидно, что я не собираюсь ему сопротивляться, а он убегает. Спасает и исчезает, как чертов Человек-паук. Только он не понимает, что в его липкой паутине мне нравится, мне там комфортно и безопасно. Его извинения и сожаления — хуже удара. За такие поцелуи не извиняются. Если Романов решил, что тем самым обидел меня, то он-полный кретин. И я не позволю ему решать за нас двоих только потому, что он старше.

Сопротивление бесполезно, Константин Николаевич! Прячьте свое удостоверение, оно вам больше не поможет!

— Всё нормально, Ал, — пытаюсь улыбнуться. — Какие планы на вечер?

— Сегодня суббота, — пожимает плечами и хитро подмигивает. — Подцеплю какого-нибудь красавчика, ты ж меня знаешь.