Штурмовики над Днепром - Василий Пальмов

Израсходованы последние патроны, в баках горючего – только бы дотянуть до аэродрома. Осматриваю группу. В левой плоскости самолета Александра Карпова видна дыра. Пробит руль поворота у Игнатенко. Мотор Смирнова оставляет дымный след. Все это – свежие отметины. Эта атака – дань тому «стратегу», который сидит с микрофоном у рации. Надо обязательно доложить о нем по команде. Разбирается ли он в авиации, умеет ли правильно ее использовать? После посадки первым подходит ко мне Александр Карпов. Со злостью сдергивает с головы совсем мокрый шлемофон.

– Зачем послушался его? – спрашивает меня с возмущением.

– А как бы ты поступил на моем месте?

– Плюнул бы на команду! Ведь мы были безоружными мишенями, могли половину группы потерять! Дыр привезли – техникам на всю ночь латать!

Подошли остальные летчики. Закурили, постепенно успокоились. Теперь можно поговорить без горячки.

– Да, ты прав, могли половину группы потерять, – отвечаю Карпову. – Вчера, помнишь? Шли вдоль линии фронта километров двадцать в сплошном зенитном огне. Я тоже возмущался – зачем? Оказывается, нужно было подбодрить нашу пехоту. Как знать, может, и сегодня не без пользы была наша почти холостая атака. Видел, как их танки заюлили? Думали, мы их бомбами да эрэсами…

– А мы их – горохом из пулеметов! – уже улыбается Саша Амбарнов.

– Напугали – и то добре.

Наступила разрядка. Хорошо, когда вот так, честно и прямо, летчики оценивают свои и чужие поступки. Карпов и Амбарнов – мои друзья, их мнение для меня очень важно. Молодой летчик не всегда его выскажет, помешает субординация. И командир не всегда сможет разубедить подчиненного. Убедительнее всего – совет друга. Всей гурьбой идем на КП. Докладываю о главном – задание выполнено. Подполковник Смыков жмет руки, говорит:

– Знаю, уже звонили из штаба дивизии. Будут награды. Молодцы!

Рассказываем о командах наведенца. Смыков хмурит брови, обещает доложить, кому следует. Забегая вперед, замечу: наши претензии были учтены. Наведением авиации над полем боя стали заниматься тактически грамотные офицеры, иногда даже командир корпуса генерал В. М. Филин. Но чаще на переднем крае находился начальник штаба корпуса генерал А. И. Харебов.

ВЫЛЕТ НА РАССВЕТЕ

Крепкий сон был прерван торопливо-тревожным стуком в окно. Вначале показалось – пулеметная очередь. Но вот раздался голос Анатолия Баранского:

– Товарищ командир, срочно вызывают на аэродром!

Растолкав Смирнова, зажег спичку. На часах половина третьего. Что за тревога в такую рань? Смирнов вскочил на ноги, начал быстро одеваться. Не спрашивает, куда и зачем, лишь когда бежали к полуторке, высказал догадку:

– Полетим, товарищ командир, да?

Говорят, что добавление «да» придумали авиаторы. Армейские юмористы утверждают, что летчики докладывают командиру о своем прибытии так: «Вы меня вызывали? Да?» Виктор Смирнов, видимо, тоже входил в число этих летчиков. Из-под ног шарахаются кошки. Наш водитель Шура чертыхается. Кто-то спрашивает, какое сегодня число. – 22 июля, по приметам – неважный день, – отвечает один из воздушных стрелков: – В авиации счастливое число тринадцатое.

В приметы не верю с тех пор, как «прогадал» на фитиле: сгорел и второй фитиль, а я пока жив. И все-таки есть традиционно-устойчивые поверья, в которые хотя и не веришь, но отказаться от них тоже не в силах. Некоторые летчики, например, считают, что летать лучше в старой одежде. Может, это потому, что привыкаешь к ней, она более удобная? Другие говорят, что перед полетами нельзя ни бриться, ни фотографироваться…

Как-то еще на Кубани в полк прибыл корреспондент фронтовой газеты. Командир полка рекомендовал ему побеседовать со мной. Но подвигов я не совершал и поэтому предложил выбрать другую кандидатуру.

– Тогда разрешите вас сфотографировать?

Я категорически отказался.

– По-ня-тно! – протянул корреспондент, пристально глядя на меня. – Верите в приметы?

Это уж было слишком.

– Ах, так! Тогда фотографируйте!

Корреспондент, видать, хорошо знал психологию летчиков и умело использовал свои знания. Иначе возвратишься в редакцию, не выполнив задания. Летчики, когда речь заходит об их личной боевой работе, – очень неразговорчивый народ.

В землянке командного пункта полка тесно, собрались все летчики. До восхода солнца осталось часа два. Подполковник Смыков ставит задачу:

– Вчера вечером на аэродром Кутейниково село около сотни вражеских бомбардировщиков и истребителей. Нашему полку приказано с рассветом нанести но аэродрому удар. Первая группа атакует стоянку самолетов и командный пункт, вторая, Устинова, – бензосклад, третья, Амбарнова, ведет борьбу с выявленными зенитками и взлетающими истребителями. На цель делаем два захода: первый – с ходу, второй – разворотом на 180o. Полк поведу я…

В голосе Георгия Михайловича четкость и решительность. Задание очень важное и ответственное. Командир полка чуть возбужден. Свое место он определил в голове первой эскадрильи и меня назначил своим заместителем. Уточняем данные авиаразведки. По ее сообщениям, у командного пункта противника стоит спаренный крупнокалиберный пулемет.

– Что-то здесь не так! – восклицает один из летчиков. – Аэродромы и переправы фашисты прикрывают плотно.

Нас должны сопровождать 20 истребителей с аэродрома Большекрепинская. Двадцать «яков» из другого полка за пять минут до нашего удара должны блокировать соседние аэродромы противника. Это сообщение обрадовало, летчики одобрительно зашумели:

– С таким прикрытием летать можно!

– Такой армадой еще не ходили!

На аэродроме серел рассвет. Технический состав уже расчехлил машины, подсоединил. баллоны со сжатым воздухом для запуска мотора. Воздушные стрелки приготовили парашюты и стоят на плоскостях, ожидая командиров. С КП взметнулась зеленая ракета. И сразу же зарокотало два десятка моторов. Винт моего мотора сделал пару холостых оборотов, судорожно дернулся, чихнул дымом и заработал. Беглым взглядом осматриваю приборную доску: показания вольтметра в норме; давление бензина – тоже, масла… Стоп! Масло на нуле. Подтолкнул вперед сектор газа – стрелка на прежнем месте. Не раздумывая, сразу выключаю мотор. Первые самолеты уже выруливают на старт. Что делать? На плоскость вскакивает обеспокоенный механик. Показываю на давление масла. Механик хватается за голову. Но сейчас уже не до выяснения причин. В сотне метров на бугре стоит зачехленный самолет. Выбираюсь из. кабины, и кричу стрелку: «Толя, быстрее на 39-й!» С парашютом под мышкой бежим к «илу». Его механик Фешенко догадался сразу же сбросить чехол и открыл кабину. Когда я запускал мотор, командир полка уже был на старте. Мотор заработал со второго запуска. Бросаю взгляд на приборы – все в норме. Даю сигнал убрать колодки. Мотор надо бы прогреть, но некогда – командир уже пошел на взлет. Выруливаю на край стоянки и с разрешения выпускающего С. И. Лобанова взлетаю прямо отсюда. Уже в воздухе, заняв место в строю, уточняю показания приборов. Мотор работает хорошо, и это успокаивает. Когда легли на курс, обратил внимание – в эфире тишина. Все молчат или я никого не слышу? Оказалось – на самолете неисправна радиостанция. Так вот почему «тридцатьдевятка» стояла на приколе! Придется лететь без радиосвязи. Ну и пусть, ведь совсем недавно ее вообще не было. С аэродрома истребителей для нашего прикрытия взлетело не двадцать, а всего шесть «яков». Один из них почему-то сразу же сел, остальные над линией фронта встретили «мессершмиттов» и завязали бой. А нам еще идти до цели полсотни километров. Что ж, обойдемся пока без прикрытия. Значит, что-то помешало командованию выполнить обещанное.

Командир полка точно выдерживает маршрут. Рассвет выдался туманный, с ограниченной видимостью. В одном месте проскочили полосу дождя. Над линией фронта нас встретил заградительный зенитный огонь. Дальше идем спокойно. Под нами – территория, занятая противником. Но – ни единого выстрела. С минуты на минуту должен показаться вражеский аэродром. Оглядываюсь через плечо и вижу: из-за горизонта выкатывается огненно-красный мяч солнца. Пока что он виден только наполовину, но уже побежали от него лучи, посветлела земля. Первое, что замечаю на аэродроме, – белое-белое полотнище посадочного знака. Затем вижу, как четверка «худых» спешит на старт. Наперерез ей отделяется четверка Амбарнова. Сейчас ударят эрэсы. На северной границе аэродрома, нос к носу стоит не меньше сотни самолетов с крестами и свастиками: толстые «юнкерсы» и тонкие «мессершмитты». Подумалось – как на парад выстроились. Тем лучше для нас.

Смыков доворачивает на цель, идет в пикирование. Следом за ведущим устремляется вся атакующая группа. В тот же миг пространство перед штурмовиками заволакивают разрывы зенитных снарядов и красные трассы «эрликонов». Маневрировать некогда и не стоит: можно самому нарваться на снаряд. Нажимаю на кнопки пуска эрэсов и сброса бомб. Вслед за командирскими они взрываются прямо в гуще самолетов. Хорошо! Когда выхожу из пикирования, успеваю заметить чуть выше, в стороне от аэродрома, истребители. Может, наши подоспели и блокируют аэродром? На повторном заходе зенитки хлещут нам в лоб, стараясь заставить нас отвернуть от цели. А она вся в огне. Прямо на меня летит красный шар «эрликона». Невольно пригибаюсь в кабине. Пронесло. Пушечными очередями прочесываем стоянку – вспыхивают новые очаги пожаров. Зрительно отмечаю их число.