Без пощады - Александр Зорич

Одни мы бедные, одни мы злосчастные – пленники Клона, узники проклятой планеты Глагол. Да лучше бы они нас на каторжные работы отправили, в каменоломни, на рудники! На любое бессмысленное дело! Канаву откапывать, канаву закапывать… Было бы хоть за что клонов ненавидеть! А так мумифицируемся мы тут заживо, нравственно просвещенные…

Хотя бы разок полетать на родном «Горыныче» или «Дюрандале»… Хорошая машина «Дюрандаль», зря старички асы бухтели… Да я бы на любое старье сейчас согласился! А то и на штурмовик, даже на «Гриф», заторможенный истребитель барража…

Увидеть звезды, почувствовать настоящие, полновесные шесть g на разгоне…

Не знаю, сколько бы еще я себя жалел, но тут мы влетели в Муть.

Видимость упала метров до пяти. Единственным, что различалось на большей дальности, были столбы обманчиво нежного салатного свечения. Один такой столб стремительно вырос перед нами прямо по курсу…

Я об этой дряни как-то совсем позабыл, поэтому в первый момент испугался – ничего же не видно, сейчас ка-ак долбанемся!

Но вертолет был оснащен аппаратурой для эксклюзивных условий Глагола не просто хорошо. Он был оснащен великолепно!

Автоматически включились ноктовизоры, а на ноктовизорах, в свою очередь, активировались специальные фильтры. Остекление кабины мигнуло и из обычного оптического режима перешло в эмулирующий. То есть заработало как ансамбль дополнительных экранов, на которых можно было видеть ландшафт почти так же четко, как если бы никакой Мути не было.

Слыхал я о таких стеклах, но их даже на наших боевых флуггерах массово пока что не используют. А у клонов – на тебе, пожалуйста… Я-то еще голову ломал, как можно вести войну на планете, где громадные участки местности переложены слоями вечного тумана. Пришел к выводу, что единственная возможность – использовать внешнюю прозрачность Мути. Развешивать над полем боя кучу летательных аппаратов, которые будут снабжать информацией действующие внутри аномальных слоев подразделения либо самостоятельно гвоздить по обнаруженным целям сверху.

Но оказалось, клоны и Муть фильтровать научились… Ох, влетела эта планета Великой Конкордии в копеечку!

Каким ни был Ферван лихим вертолетчиком, а скорость все-таки сбросил. Турбины прижухли, ротор перешел на деликатное «чок-чок-чок».

– Видите, наши энтли не зря свой хлеб едят, – наставительно сказал Ферван. – Эта проклятая планета бросила вызов их изобретательности, но они не оплошали.

– Молодцы энтли, – признал я. – Но, наверное, все эти уловки приносят какие-то плоды? Хитроумные изобретения, детекторы аномалий, фильтры – это же чистое искусство ради искусства! Какой в них смысл, если на нормальной планете с нормальными физическими условиями они превращаются в хлам?

– Смысл… – буркнул Ферван.

Похоже, мой вопрос застал его врасплох, но через секунду он преобразился.

Ферван перевел вертолет в режим висения и, повернувшись ко мне всем корпусом, спросил:

– Скажите, Александр, вы действительно хотите знать?

– Хочу.

«Ведь ради этого погиб Злочев», – следовало бы прибавить, но я оставил довесок насчет покойного лейтенанта при себе.

– Запомните эту минуту, Александр. Потому что с нее начнется, быть может, самый важный час в вашей жизни, – торжественно провозгласил Ферван.

И вместо того чтобы пуститься в дальнейшие разъяснения, он не глядя посадил вертолет.

«А местность он знает как свои пять пальцев», – отметил я.

– Выходим, – сказал Ферван, нахлобучивая шлем. – Кстати, наденьте и вы, иначе уши болеть будут.

Не дожидаясь моей реакции, он отстегнул ремни и распахнул дверь кабины.

С тихим хлопком ворвался забортный воздух, показавшийся сухим и прохладным. На барабанные перепонки навалилось повышенное давление.

«Как бы не две атмосферы», – подумал я, вспоминая свой опыт дайвинга. По субъективным ощущениям в этом слое Мути давление было как под водой на глубине в пятнадцать-двадцать метров.

Я поспешно засунул голову в лакированную стальную сферу.

– Вот здесь, – показал на своем шлеме Ферван, – нужно нажать, чтобы привести давление в норму… Смелее, не взорвется!

Вслед за нами из вертолета высыпали автоматчики.

Хорошие они были ребята – молчаливые, как камни. Даже самый дисциплинированный наш осназ скорее всего начал бы трепаться, перешучиваться с командиром и вообще – разминаться. Но эти только молча поглядели на Фервана и, не получив от него дополнительных указаний, разошлись, обеспечивая охрану вертолета с четырех сторон света.

Их фигуры растворились в Мути без остатка.

– У вас оптический фильтр включился? – спросил Ферван.

– Похоже, нет. Кругом Муть.

– Хм… Ах, ну да! Шлем номер семнадцать…

С этими словами Ферван отпустил мне легкий подзатыльник. Стекло шлема мигнуло, и через секунду перед моими глазами сформировалась вполне сносная картинка.

– О, вижу! – обрадовался я.

– Контакт отходит, – извиняющимся тоном пояснил он. – Если фильтр снова выключится и битье не поможет, не волнуйтесь. Я вас выведу.

– Куда уж тут волноваться. Мокрому дождь не страшен. – Не знаю, понятен ли был Фервану мой сарказм, но тему поддерживать он не стал.

Теперь, при включенном фильтре, стало видно, что Ферван посадил вертолет на неприютный глинистый пляж, кое-где пересыпанный мелкими голышами. За нашей спиной уступами подымалась вверх скальная стена каньона. Перед нами как-то чересчур неспешно для горной реки катил свои воды Стикс.

Э, да какие же это воды!

Никакие не воды…

Я подошел поближе.

Точно! Серое студенистое вещество, похожее на напалм из загущенной зажигательной росы…

– Но ведь там, выше по течению, обычная вода? – спросил я у Фервана.

– Почти обычная. А Муть превращает ее в это вот.

– Следовало бы ожидать, что то же самое произойдет и с водой в нашем организме – стоит только войти в Муть.

– Вода в нашем организме как раз обычная, а в Стиксе, как я сказал, – «почти обычная». В этом вся соль.

– У нее формула «аш три о четыре»?

– Не знаю, какая формула. Но если ее выпить, кровь превращается в такую вот серую дрянь. – Ферван показал на Стикс.

– Алхимия какая-то. Вода Стикса превращается в серую дрянь под воздействием Мути, кровь превращается в серую дрянь под воздействием воды из Стикса… Хорошо, а что, если вот прямо здесь из Стикса воды выпить? Или, точнее, съесть?

– Попробуйте.

– Вы… серьезно? Или это так, фигура речи?

– Пробуйте. И узнаете: серьезно или так.

Вот черт! Он поставил меня в совершенно идиотское положение. Расспрашивать дальше – унизительно, а что он имеет в виду – непонятно. И любопытство разбирает… А вдруг попробую – и сразу кранты?

Но я нашелся:

– Неохота шлем снимать.

В ответ Ферван расхохотался.

– Молодец, Александр, не теряетесь! Ни в коем случае из Стикса пить нельзя. Ни в коем случае! Если бы вы попытались, я бы, конечно, вас остановил. Но мне хотелось знать, какой выбор вы сделаете… А теперь идемте.

А холодно же там было! Как, впрочем, и положено на берегах Стикса…

Я пошел за Ферваном. Двое автоматчиков снялись со своих постов и присоединились к нам, не догоняя, но и не отставая. Вероятно, с самого начала получили от Фервана четкие инструкции на все случаи жизни. И хотя наше приземление здесь выглядело чистым экспромтом, мне сделалось яснее ясного, что никакой это не экспромт, а часть тщательно составленной программы.

Полоска берега между Стиксом и скалами постепенно становилась все уже. В одном месте скалы вдавались прямо в реку, и я перестал понимать, куда же меня тащат. Или дальше мы пойдем по дну?

Ферван снял автомат с предохранителя.

Когда мы почти уперлись в скалы, он остановился и вяло отмахнул левой рукой.

Солдаты – тоже с автоматами на изготовку – обогнали нас. Один из них стал между нами и ближайшей скалой, а другой уверенно пошел вперед, будто намереваясь пробить горную породу головой.

И он ее пробил!

Он прошел сквозь скалу и исчез!

Клянусь мамой! И папой!

Ферван и второй солдат продолжали держать скалу под прицелом. Оба пружинисто присели. Казалось, егеря ожидают появления своего товарища как минимум в пасти саблезубого тигра, а то и в обществе пельтианского халкозавра.

Через минуту, однако, солдат вышел из скалы целым-невредимым. Автомат он беззаботно забросил за плечо – и позвал нас.

Ферван вздохнул, вернул оружие на предохранитель, и мы двинулись.

Когда я проходил сквозь камень, то не почувствовал даже легкого сопротивления, как будто передо мной вообще не было никакого материального объекта, а одна лишь его видимость.

Здесь все было как с Мутью, только наоборот. Муть снаружи не видно, а изнутри – видно. А скала снаружи виделась каменным хаосом, внутри же выяснилось, что большей части скалы вообще нет, а меньшая образует высокий свод над неглубокой полукруглой пещерой.