Озеро синих гагар - Сергей Черепанов

Но более всего он синичек любил и из всех птиц выделял. Соловей только песни на всякие лады распевает, кукушка — весь век бездомовница, иволга тем и хороша, что богато одета. А синичка, хотя ростом мала, и одёжа у нее простая, зато умница. Целый день эта малая птаха трудится: то гнездо поправляет, то птенцов кормит, то начнет рассказывать, какие дела на белом свете творятся, — всего не переслушаешь. Во многих она местах бывает, когда осенью улетает в теплые края. Но еще и тем она пришлась Игнатку по душе, что сама себя в обиду не дает. Издавна ее гнездо люди зорить боятся. Попробуй, унеси птенцов, она тут же в клювике к твоему двору огонька принесет и весь двор спалит.

С одной такой птичкой Игнат большую дружбу завел. Синичку эту ребятишки где-то из рогатки подбили, крылышко ей поломали. Игнатко синицу у ребят отобрал, отнес в гнездо, а крылышко вылечил. Пока лечил, каждый день для ее малых птенцов еду приносил: червячков, зернышек и букашек всяких. Потом, когда синичка оздоровела, стали они с Игнатком совсем неразлучны. Парень в поле пары пашет, а птичка у него на плече сидит и щебечет по-своему. Иным людям диво, а Игнатко птичий язык научился хорошо понимать.

Осенью, когда начали на березах листья желтеть, собралась синица в далекий путь.

— Хорошо вам, птицам, — позавидовал ей Игнатко, — сниметесь с наших мест и улетите. А мне вот плохо. Закружит над полями снег, и снова надо куда-то идти, в чужой двор в работники наниматься.

— А чего ты желаешь? — спросила синичка. — Только скажи, я для тебя все сделаю.

— Ничего мне не надо: ни золота, ни серебра, ни прочего богатства. Хорошо бы крылья приладить и птицей вольной стать…

— Доброе желание, — похвалила синичка. — Сделать это я могу, но ведь трудно одному тебе будет. Все птицы парами живут.

— Где же мне подружку взять? — вздохнул Игнатко.

Синичка обнадежила:

— Придет время, встретишь. Тогда и желание твое исполнится.

— Как оно может исполниться, ежели ты меня покидаешь, а сам я ничего не знаю?

— Я научу. Вот слушай: как найдешь подружку и захочется вам птицами стать, идите на Баскую гору. Там весны дождитесь. Весной на горе зацветет белым цветом черемуха. Вот тогда-то…

А что дальше сказала птичка-синичка, никто не знает.

Один лишь Игнатко слушал тайные слова, которые она шепнула ему на ухо.

После этого вспорхнула синичка, поднялась над лесом и улетела за Урал.

В тот же день, под вечер, ехал Игнатко с поля, вез снопы пшеницы на гумно к хозяину. Идет рядом с возом, брови нахмурил. Да и было отчего хмуриться: с кем он теперь словом перемолвится? Вон в небе косяки журавлей летят. Они тоже здешние места покидают. Курлыкают: то ли радуются тому, что от зимы уходят, то ли жалко им старых гнезд. Люди скоро молотьбу закончат и начнут брагу ставить, свадьбы справлять. В самых бедных семьях — и то потеплеет. Только ему, Игнатку, нет радости. Весну, лето и осень на хозяина горб гнул, а за это хозяин и спасибо не скажет.

Только заехал в переулок, а тут ему навстречу девушка. Взглянул на нее Игнатко — сердце у него замерло.

Девушка остановилась, смотрит на парня, глаз отвести не может.

Стоял Игнатко, стоял, все-таки вымолвил:

— Как тебя зовут?

Та назвалась Катериной. Потом и сама спросила:

— А тебя как звать-величать?

Ну, Игнатко тоже свое имя сказал.

Мало-помалу и разговорились.

Жили парень с девушкой в одной деревне, да ходили разными дорогами. Но теперь вот сошлись их дороги вместе.

Обо всем они побеседовали, многое друг другу поведали, будто давным-давно не виделись.

Перед тем как расстаться, спросил Игнатко у Катерины:

— Будешь со мной дружить?

— Буду, — сказала девушка.

— Да ведь я батрак.

— Мне все равно.

После этих слов взял он девушку за руки:

— Нашу дружбу никто не нарушит.

Однако сказать он это сказал, да немножко ошибся. Перво-наперво, Катя оказалась ему неровня. Не по себе Игнатко березу заломал, высоко сокол залетел.

Тут в деревне жил один богатый мужик, по прозвищу Горбун: на спине горб, одна нога короче, вторая длиннее. Все его боялись. И не только потому, что на вид страшный. Сказывали про него всякое: будто по ночам он варево какое-то варил и золотые монетки отливал; то детей урочил, то скотину портил. Вот за этого злодея Катю и просватали. Он за девушку, когда срядился с ее родителями, отдал корову с теленком, сто золотых рублевиков и целую неделю будущего тестя вином поил. Дожидались только зимы, мясоеда, чтобы свадьбу справить.

Рассказала девушка об этой беде и заплакала.

— Лучше бы, — говорит, — не встречать мне тебя, а то теперь еще тошнее будет идти за немилого.

Игнатко ее по русой голове погладил и ласково успокоил:

— Никому тебя не отдам. Завтра же пойду к твоему отцу, в ноги поклонюсь.

— А если он откажет?

— Тогда уж по-другому сделаем. Убежим из деревни, будем жить вольными птицами.

Катя и на это согласилась. Вот какая дружба у них началась! Скажи бы Катерине в огонь за Игнатком идти, она бы и в огонь бросилась.

На другой день пошел парень к Катиному отцу. Однако неспроста девушка отказа боялась. Родитель ее, Мосей Ипатыч, мужик был суровый, алчный, за грош семью и работников в дугу гнул. Амбары во дворе от пшеницы ломились, а он каждый фунт муки со счету выдавал.

Игнатка он и слушать не стал. Заорал на него, ногами затопал, а под конец еще собак с цепи спустил. Вот, дескать, тебе невеста, не суйся, куда не просят. Ну, Игнатко тоже не стерпел, собак перебил.

Куда же было после этого парню податься? Оставалось невесту убегом брать. Но опять неладно: девушка не иголка, в сено не кинешь, от людского глаза не скроешь. А пуще всего Горбуна приходилось бояться.

Много дней ходил Игнатко вблизи Катиного двора. Девушка словно с белого света сгинула, нигде ее не видать. А она в горнице была заперта. Родители ей шагу ступить со двора не велели.

Вот уже и заморозки по утрам начались. Потом снег выпал. Покров наступил. Дальше и до мясоеда недалеко.

Была у Кати подружка Феклуша. Не девка, а прямо-таки веретено. В хороводах первая, плясать лучше ее никто не умел, чего хочешь достанет, хоть с дна морского.

К ней и пошел Игнатко, все рассказал, во всем повинился.

Выслушала она его и даже ногой топнула:

— Коли так, не бывать Катюше за Горбуном. Жди сегодня ночью в загумнах, с рук на руки передам тебе невесту.

В тот же вечер явилась она к Катиным родителям и начала просить:

— Отпустите Катю к нам. Мне одной тоскливо дома сидеть, скучно пряжу прясть.

Мосей Ипатыч и на нее было начал кричать, да только не на ту, слышь, напал. Она ему сразу ответ нашла:

— Ты, — говорит, — дядя Мосей, как пес, на всех лаешь. Девка скоро бабой станет, может быть, век слезы проливать придется, а ты напоследок даже песен попеть не даешь.

И все-таки свое выбила. Видно, надоело Мосею слушать, согласился.

— Ну, ин ладно, пускай идет. Только ты мне ее домой приведи.

— Приведу! Жди! — засмеялась бедовуха, а сама, как только вышла с Катей на улицу, сразу же мимо дома да прямо в загумны. По дороге порадовала подружку. Катя лишь тут поняла, что из неволи вырвалась.

Из загумен Игнатко с Катей пошли в лес, на Баскую гору. Была там полянка, а на полянке черемуха росла. Да теперь меж ее голых веток ветер гулял и последние листочки, какие от лета остались, на землю сбивал.

Перед черемухой Игнатко остановился, какое-то слово сказал, — видно, то, которое ему синица шепнула. Вдруг под черемухой ход открылся, а оттуда свет, словно солнечный луч, брызнул и темную ночь осветил.

Спустились беглецы вниз по ступенькам. И оказались они в подземном доме.

Обо всем синичка позаботилась, чтобы Игнатко и Катя могли весны дождаться.

А Мосей с Горбуном в эту ночь всю деревню на ноги подняли. Кинулись беглянку искать, погоню по дорогам и тропкам пустили. Но напрасно. Следы до Баской горы довели, а дальше пропали. Мосей со злости чуть бороду у себя не выдрал: ему не дочь было жалко, а то, что корову с теленком и золотишко приходилось Горбуну обратно отдавать.

Под утро Горбун у себя дома опять какое-то зелье в чугунном котле варил. Однако на этот раз не монетки отливал, а смотрел, куда девка девалась. Видел, как Феклуша с Катей в загумны шли, видел, как Игнатко девушку на руках нес, а как дошел до горы — ничего не стало видно, все варево замутилось. Значит, не хватало у Горбуна сил против малой синицы.

Зашипел горбатый, схватил котел, грохнул его на пол, разбил на мелкие куски. Потом по-волчьи завыл, по-вороньему закаркал. Начал по дому из угла в угол метаться, все, что под руки попадется, крушить.

С тех пор каждую ночь на Баской горе волчьи стаи собирались, вороны слетались. Это Горбун их созывал, спрашивал:

— Где были? Что видели? Не нашли ли следы Катерины и Игнатка?