Истребитель полицейских - Эд Макбейн

Эта комната и Элис Буш.

Источаемая ими женственность обволакивала его сладким, удушающим облаком.

— Отдохните, Стив, — сказала Элис. — Выпейте.

— Спасибо, — ответил он.

Она встала, продемонстрировав большую часть своего белого бедра, двигаясь с почти непристойной небрежностью. Она давно привыкла к красоте своего тела, думал Карелла. Оно ее больше не удивляет. Она свыклась с ним, а другие могут изумляться. Какого черта, бедро и есть бедро! Что такого особенного в бедре Элис Буш?

— Скотч-виски?

— Хорошо.

— Что вы при этом чувствуете? — спросила Элис. Она стояла у бара напротив Кареллы в разболтанной позе манекенщицы, что в его глазах выглядело странно, потому что он всегда представлял себе манекенщиц худыми и плоскогрудыми. К Элис Буш все это не относилось.

— Что я чувствую?

— Когда расследуете смерть друга и коллеги?

— Что это неправдоподобно, — сказал Карелла.

— Вот именно.

— Вы очень хорошо держитесь, — сказал Карелла.

— Приходится, — коротко ответила Элис.

— Почему?

— Потому что иначе я развалюсь на куски. Он в земле, Стив. Если я буду вопить и причитать, мне это не поможет.

— Да, наверное.

— Жизнь продолжается, так ведь? Мы не можем просто перестать жить потому, что тот, кого мы любили, умер, правда?

— Да, — согласился Карелла.

Она подошла и подала ему стакан. Их пальцы на мгновение встретились. Он поглядел ей в лицо. Совершенно невинное. Можно быть уверенным, что это случайное соприкосновение.

Она отошла к окну и посмотрела на университет.

— Одиноко здесь без него, — сказала она.

— На работе без него тоже одиноко, — неожиданно для себя сказал Карелла. До сих пор он не отдавал себе отчета, как был привязан к Хэнку.

— Я думала поехать в путешествие, — сказала Элис. — Подальше от всяких вещей, которые о нем напоминают.

— От каких вещей? — спросил Карелла.

— Ну, не знаю, — сказала Элис. — Например… вчера вечером я увидела на туалете головную щетку с этими его дикими рыжими волосами. Это мне напомнило, какой он был сильный. Он был кипучая натура, Стив. — Она сделала паузу. — Кипучая.

Это выражение было тоже каким-то женским. Он снова вспомнил, как Хэнк ее описывал, и посмотрел, как она стоит у окна, и опять представил себя на женском острове. Он понимал, что ее винить не за что. Она только была самой собой, Элис Буш. Женщина с большой буквы. Судьба сделала так, что она механически воплощала женственность, эта красавица, которая… о, черт!

— Как далеко вы продвинулись с этим делом? — спросила Элис. Она отвернулась от окна и снова села в большое кресло. Это движение было каким-то кошачьим. Она расположилась в кресле, как большая хищная кошка, и опять подобрала под себя ноги. Он не удивился бы, если бы она замурлыкала.

Он рассказал ей, что они узнали о предполагаемом убийце. Элис кивнула.

— Для начала очень много, — сказала она.

— На самом деле немного.

— Может быть, он обратится к врачу.

— Пока он этого не сделал. Возможно, это ему не понадобится. Он мог сам перевязать рану.

— Рана глубокая?

— Похоже, что глубокая, но чистая.

— Хэнк должен был убить его, — сказала она. Как ни странно, в ее словах не было злобы. Слова были угрожающими, но интонация делала их безобидными.

— Да, — согласился Карелла, — должен был.

— Но у него не получилось.

— Да.

— Что вы собираетесь делать дальше? — спросила она.

— Не знаю. Отдел расследования убийств на стенку лезет, да и мы тоже. Но у меня вроде есть пара идей.

— Есть ниточка?

— Нет. Просто всякие мысли.

— Какие именно?

— Вам будет скучно.

— Убит мой муж, — холодно сказала Элис. — Могу вас уверить, что мне не может наскучить то, что помогло бы найти убийцу.

— Дело в том, что я предпочитаю не обнародовать свои мысли, пока не буду точно знать, о чем говорю.

Элис улыбнулась:

— Это другое дело. Вы даже не попробовали виски.

Он поднес стакан к губам. Напиток был очень крепкий.

— Ого! — сказал он. — Вы не пожалели виски.

— Хэнк любил, чтоб было покрепче. Он любил все крепкое.

Это неумышленно прозвучало как новая провокация. Ему казалось, что Элис может неожиданно взорваться, разлетевшись на тысячи парящих в воздухе фрагментов грудей, ног и бедер, как на картине Дали.

— Мне пора идти, — сказал он. — Мне платят не за то, чтобы я целое утро попивал виски.

— Погодите немного, — сказала она. — У меня тоже есть мысль.

Он бросил на нее быстрый взгляд, так как ему послышалось в ее голосе что-то двусмысленное. Он ошибся. Она отвернулась от него и снова смотрела в окно; он видел ее в профиль.

— Расскажите, — сказал он.

— Человек, который ненавидит полицейских, — произнесла она.

— Может быть.

— Так должно быть. Кто еще может бессмысленно убить троих? Это должен быть человек, ненавидящий полицейских, Стив. Разве Отдел расследования убийств так не думает?

— Последние несколько дней я с ними не говорил. Я знаю, что сначала они так думали.

— А теперь?

— Трудно сказать.

— А что вы думаете?

— Может, и человек, ненавидящий полицейских. С Риардоном и Фостером… да, возможно. Но насчет Хэнка… не знаю.

— Я не понимаю вас.

— Риардон и Фостер были напарниками, так что мы можем допустить, что какая-нибудь скотина затаила на них зло. Они работали вместе… может, и погладили какого-нибудь идиота против шерсти.

— Да?

— Но Хэнк никогда с ними не дежурил. Возможно, только пару раз был с ними в засаде. Но он не произвел вместе с ними ни одного важного ареста. Это видно из наших записей.

— Кто говорит, что это обязательно личная месть, Стив? Может, это просто какой-нибудь проклятый псих. — Она как будто рассердилась. Он не понимал, почему она сердится, потому что до сих пор она была достаточно спокойна. — Просто какой-то ненормальный, больной, идиотский псих, который забрал себе в голову перебить всех полицейских 87-го участка. Неужели это так уж невероятно?

— Вовсе нет. По правде говоря, мы навели справки во всех местных психиатрических лечебницах насчет больных, которые недавно выписались и могли… — Он покачал головой. — Понимаете, мы предполагали, что это может быть параноик, человек, приходящий в ярость от одного вида полицейской формы. Только вот погибшие были не в форме…

— Да. Ну и что?

— Мы думали, что напали на след. Молодой человек… его не выводят из себя полицейские, но в армии у него было много неприятностей с офицерами. Его недавно выписали как выздоровевшего, но это ничего не значит. Так вот, мы говорили с психиатрами, и они считают, что он не способен на насилие, тем более на цепь убийств.

— И вы оставили его в покое?

— Нет, мы все проверили. Этот парень ни при чем. У него алиби длиной с милю.

— Что еще вы выяснили?

— Мы задействовали все наши источники информации. Мы думали, что это может быть связано с гангстерами: кто-то из них очень зол на нас за какие-то наши действия и хочет показать, что мы не так сильны, как думаем. Он нанимает убийцу и начинает планомерно «ставить нас на место». Но до сих пор у нас не было в этом плане никаких осложнений, а организованная месть преступного мира — такая вещь, которую трудно скрыть.

— Что еще?

— Я все утро работал с фотографиями ФБР. Господи, невозможно себе представить, сколько людей подходит под наше описание. — Карелла отпил виски. Он начал чувствовать себя с Элис немного свободнее. Может, ее женственность и не была такой уж агрессивной. А может, через какое-то время она усыпляла бдительность. Во всяком случае, комната уже не производила на него такого гнетущего впечатления.

— Что-нибудь узнали? Из этих фотографий?

— Пока нет. Половина в тюрьме, остальные разбросаны по всей стране. Видите ли, загвоздка в том…

— В чем?

— Как убийца узнал, что они полицейские? Они были в гражданском костюме. Как он узнал, если раньше с ними не встречался?

— Понимаю.

— Он мог сидеть в машине напротив участка и смотреть на всех, кто входит и выходит. Если он вел наблюдение достаточно долго, он мог знать, кто здесь работает и кто нет.

— Он мог это сделать, — задумчиво сказала Элис. Она бессознательно высоко закинула ногу на ногу. Карелла отвел глаза.

— Но некоторые вещи говорят против этой теории, — сказал Карелла. — Вот почему это такое сучье дело.

Он виновато поглядел на нее, когда у него вырвалось это слово. Но Элис Буш как будто не обратила внимание на ругательство. Вероятно, она слышала достаточно крепких словечек от Хэнка. Ее ноги были в прежнем положении. Очень красивые ноги. Юбка задралась. Он опять отвел глаза.

— Понимаете, если бы кто-то наблюдал за участком, мы бы его заметили. То есть если бы он наблюдал долго, чтобы суметь отличить сотрудников от посторонних… на это потребовалось бы много времени. Мы бы наверняка его обнаружили.