Тьма, сгущайся! (СИ) - Лейбер Фриц Ройтер

— Это грустно, да? — мягко спросила Рама Джоан — Когда сжигаешь за собой мосты, связываешь свою судьбу и судьбу своей девушки с горсткой безумцев, которые идут хоронить пса?

Они шли в конце процессии, далеко позади кровати, которую несли Кларенс Додд и Войтович.

Пол улыбнулся.

— Ты не права — покачал он головой — Марго не моя девушка. Да, я ее люблю, но без взаимности. Мы только друзья.

— Действительно? — Рама Джоан испытующе посмотрела на него — Вся твоя жизнь может пройти в такой дружбе, Пол!

Пол виновато пожал плечами.

— Я знаю, Марго тоже говорит мне об этом. Она утверждает, что я счастлив, имея возможность окружать ее материнской опекой и отбивая атаки других мужчин. Конечно, кроме Дона. Она считает, что мои чувства к нему, даже если я сам этого не сознаю — нечто большее, чем братские чувства.

Рама Джоан усмехнулась.

— Может быть, она и права — заметила она через некоторое время — Но все же, ваше братство — ты, Марго и Дон — выглядит довольно странно.

— Нет! По-своему это совершенно нормально — с грустью заверил ее Пол — Мы вместе ходили в школу. Нас интересовали точные науки. Мы дружили. Потом Дон закончил университет и стал космонавтом. Я занялся журналистикой и стал комментатором, а Марго всегда влекли гуманитарные науки. Но мы решили держаться вместе, поэтому, когда Дон получил работу в Лунном проекте, нам тоже удалось пролезть туда, то есть мне удалось. Уже тогда Марго знала, что Дон нравится ей больше, чем я, и что он, похоже, любит ее. Тогда они обручились. Может быть, потому что наше общество искоса смотрит на подобные треугольники. Потом Дон полетел на Луну. А мы остались на Земле. Вот и все до вчерашнего дня, когда мы встретились с вами.

— Наверняка в конце концов должен произойти взрыв, Пол. Такая ситуация не может длиться вечно — печально сказала Рама Джоан — Я расскажу тебе свою историю. Мой муж руководил отделом рекламы одной большой компании. Я могла бы припеваючи жить на Манхэттене. Анна ходила бы в спецшколу, а я время от времени читала бы лекции о мистицизме в женском клубе. Вместо этого я развелась и едва свожу концы с концами. Живу тем, что мне платят за лекции и на проценты от небольшой суммы сбережений. Я ношу эти странные, карнавальные одеяния — с пренебрежительной улыбкой она указала на белую манишку и фрак — чтобы возбудить в людях большую заинтересованность мистицизмом. «Мужской протест» — шутили когда-то по этому поводу мои друзья. «Нет!» — говорила я им. Человеческий протест! Я хотела свободно выражать свои взгляды и говорить то, что действительно чувствую. Я хотела, чтобы у Анны была настоящая мать, а не хорошо одетая кукла.

— Вы действительно верите в то, о чем говорите? — спросил Пол — В буддизм и тому подобные вещи?

— Не так, как я этого хотела бы, но в такой степени, на которую меня хватает — сказала она — Ограниченная вера — это вообще-то роскошь. Но если говорить с убеждением и пылом, то, по крайней мере, не подражаешь другим. Даже если немного притворяешься, то не теряешь своей личности. Если человек постоянно старается, то в один прекрасный день он может открыть частичку истины — так, как сделал это Чарли Фулби, когда он признался, что о существовании странствующих планет знает только интуитивно, а не потому, что был в космосе, как утверждал раньше.

— Он параноик — ответил Пол, глядя на Дылду, который шагал за кроватью, справа от него шла Ванда, а слева — худая женщина — Кто эти две женщины, его ученицы, опекунши? — поинтересовался он.

— До определенной степени он действительно параноик — начала объяснять Рама — но не считайте, что только у нормальных людей есть монополия на правду. А те две женщины — это… как бы это сказать… две его жены. Чарли принадлежит к секте, признающей многоженство. Ох, Пол, вы, наверное, нас всех считаете ненормальными?

— Нет! — запротестовал он — Хотя я чувствую себя уверенней, зная, что большинство людей думает так же, как я.

— Большинство — это значит, те, у кого есть деньги и власть! — кивнула Рама — Ну, не хмурьтесь — с одной стороны большинство, а с другой

— безумцы, но все стремятся к одному и тому же: к удовлетворению основных потребностей. Мы возвращаемся в домик на пляже, потому что знаем, что там нас ждет кофе и бутерброды.

Во главе шествия аналогичный разговор происходил между Хантером и Марго.

— Я начал ходить на такие собрания, потому что проводил социологические исследования — рассказывал ей Хантер — Я встречал там разных людей, ненормальных «визитеров», таких, как Чарли Фулби, трезвомыслящих, таких, как Рама Джоан, а также совершенно обычных людей, каких можно встретить на каждом шагу. Я поставил себе цель исследовать определенное общественное явление и написать несколько статей. Но вскоре сам втянулся.

— Почему, мистер Хантер? — поинтересовалась Марго, прижимая к себе кошку. Ей было холодно без куртки, а Мяу грела словно грелка — Это увлечение, так же, как и ваша борода, должно было доказать, что вы современны и отличаетесь от других?

— Зовите меня Росс. Нет, я так не думаю. Хотя немалую роль тут сыграла, наверное, кичливость — он погладил рукой бороду — Просто я встретил людей, которые чем-то увлекались и делали что-то совершенно бескорыстно. Это неслыханная редкость в нашем материалистическом, эгоистичном мире, где в счет идут только деньги и положение в обществе. Я увлекся этим настолько, что захотел внести свой вклад в общее дело — какие-то доклады, дискуссии и все прочее. Теперь я подхожу ко всему этому с таким же запалом, как и Брехт, который совершает чудеса, продавая рояли

— он достиг в этом деле совершенства, чтобы иметь возможность посвящать остальное время летающим тарелкам и женщинам.

— Брехт — холостяк, а вы, кажется, говорили, что у вас есть семья? — несколько иронично напомнила ему девушка.

— Да… — с неохотой признался Хантер — В Портленде осталась миссис Хантер и двое мальчиков, которые считают, что их папочка слишком много времени проводит среди фанатиков летающих тарелок. А следовательно — пишет слишком мало научных статей и совсем забросил карьеру.

Он хотел добавить, что они теперь наверняка не спят и думают, почему папочки нет дома, когда небо преобразилось, а летающие тарелки перестали быть фикцией, но процессия достигла забитого досками пляжного домика. Он увидел все еще горящую зеленую лампу, а рядом с ней столик с небольшим конвертом, в котором находились программки, пустые кресла, расставленные рядами… Получит ли когда-нибудь Доддси деньги, отданные в залог за эти кресла в прокатном бюро, которое содержали в Окснарде поляки? Он увидел также забытый кем-то плащ, а под ним — картонные коробки, брошенные во время всеобщей суматохи. Невдалеке торчал сложенный зонтик, воткнутый в песок — часть примитивной астролябии, при помощи которой Брехт впервые пытался исследовать движение Странника.

Разглядывая все это на фоне Тихого океана, словно забрызганного огоньками фиолетового и желтого цвета, Хантер почувствовал неожиданный прилив радости и облегчения. Он вдруг понял, почему они, вынужденные убегать от лавины, прогнанные от ворот убежища офицером-службистом, вернулись на это место.

Это место было для них домом — здесь они собрались вместе, здесь они стали свидетелями перемен, которые произошли на небе. Каждый в глубине души чувствовал, что, быть может, это его последний дом.

Ванда, худощавая женщина и Гарри Макхит соорудили из коробок подобие стола.

Войтович и Коротышка опустили на песок кровать с Рагнароком, прикрытым курткой Марго.

Войтович осмотрелся, потом указывая на зонтик, решительно сказал:

— Это, пожалуй, самое подходящее место, если вы не имеете ничего против? — Он адресовал вопрос Профессору, который всю дорогу от Ванденберга шел в молчании рядом с Доддом.

— Это для меня большая честь — хрипло ответил Профессор.

Они перенесли кровать поближе и Брехт вытащил зонтик из песка. Из-под матраса Войтович вытащил лопату и начал копать могилу.

— Ничего удивительного, что мне всю дорогу что-то давило в бок — крикнула с террасы Ванда при виде лопаты.