«Если», 2002 № 06 - Джеймс Блиш

— До чего же храбр и статен сэр Филип, — пробормотала служанка со слезами на глазах.

— Если бы одна десятая тех усилий, которые тратятся на поединки, шла на изучение птиц и крыльев, уверена, что через сто лет мы бы не ездили верхом, а летали.

— Госпожа, как вы можете такое говорить? Сэр Филип рисковал своей жизнью во имя спасения вашей.

— Сэр Филип рисковал своей жизнью?! Ради меня? Боже милостивый, неужели никто не догадается спросить, чего хочу я? Желаю ли я рискнуть своей жизнью?

— Вы и без того рискуете своей жизнью, госпожа, изучая странные и запретные искусства.

— Довольно, — отрезала Анджела, вставая и показывая на дверь. — Убирайся!

После ухода служанки Олрен поднял сплетение ремней и, кряхтя, принялся проталкивать иголку через кожу.

— Женщина права, прекрасная госпожа, — заметил он. — Вы доведете дело до того, что вас привяжут к столбу, обложат хворостом и подожгут.

— Есть много других опасностей. Ужасных опасностей. Вообразите: пятьдесят резвых лошадей в одной упряжке бегут по длинной ровной косе во время отлива. Они тянут телегу, а на этой телеге лежит летательное устройство, размахом не просто в ярд от одного кончика крыла до другого, но пятнадцать ярдов. А к обратной стороне этой гигантской летательной машины привязана я сама!

— Поразительный план, моя прекрасная госпожа, — кивнул Олрен, поднимая глаза, хотя при этом не казался удивленным.

— По мере того, как увеличивается скорость, машина поднимается в воздух все выше. Я нажимаю рычаг, и веревки, которыми устройство было прикреплено к телеге, падают. Я свободна! И теперь могу двигать крыльями посредством шнуров, обмотанных вокруг моих ног. Я парю над водой, потом возвращаюсь к земле. Кружу, кружу… мягко опускаюсь на прибрежный песок и останавливаюсь на подстилке, плетеной из ивовых прутьев.

— Армен Фермен уже доказал, что такой полет возможен, прекрасная госпожа.

— Да, но его конструкция была проще. Пятьдесят лет назад коллега великого монаха Бэкона изобрел летающую колесницу с машущими крыльями, построил ее и даже испытал на высоком утесе.

— И она полетела?

— Прямо вниз.

— Вот как, — буркнул Олрен, возвращаясь к своему занятию.

— Я изучила все аспекты полета. Люди могут летать, они должны громко заявить об этом. Армен Фермен и Элмер из Молмсбери доказали такую возможность. Однако люди слишком слабы, чтобы взмахивать крыльями, как это делают птицы. Друг отца Бэкона погиб именно поэтому.

— Как и Аль-Джахари из Нзабура триста лет назад.

— И все же птицы парят в небе, просто расправив крылья треугольником, и мои модели из шелка и тростника способны летать так же хорошо, — с энтузиазмом настаивала Анджела. — Именно они показывают, что и машины могут летать. Коллега отца Бэкона был почти прав. Можно построить летающую колесницу, которая вспорхнет в небо, при условии, что крылья будут составлять треугольник, а размах окажется достаточным, чтобы нести человека. Поймите, человек не может ездить на козе, потому что слишком тяжел…

— Зато вполне сумеет ездить в тележке, которую тянет коза, — вставил Олрен, закрыв глаза и устало поднося руку ко лбу. — Человек не способен носить достаточно большие крылья, которые выдержат его вес, зато сможет сидеть внутри летательного механизма с крыльями достаточного размера.

Анджела уставилась на мавра сияющими глазами.

— Это из моей книги, — заметила она.

— Совершенно верно. Я не смог найти погрешности в ваших рассуждениях. Затея опасна, но логика безупречна.

Анджела показала на свое рукоделие.

— Весь последний месяц я потихоньку строила как раз такой механизм. Сейчас сшиваю левое крыло. Однако теперь все придется бросить. Подумать только, через год работа могла быть закончена, и тогда бы я наверняка полетела.

— И, возможно, погибли бы.

— Сэр Филип и барон Реймонд находились на грани жизни и смерти, когда вступили в поединок, но тем не менее все обошлось.

— Неужели вы ничуть не благодарны Филипу? — упрекнул Олрен.

— Не больше, чем его усопшая жена.

— О чем вы?

— Сэр Филип верит, что боль изгоняет зло и нечистую силу. Поэтому каждый день велит своему сильному молодому оруженосцу сечь его. Он порол свою жену каждый день, перед тем, как лечь с ней в постель, чтобы очистить от греха похоти и нечестивой страсти перед священным актом продолжения рода. Как-то ночью он так усердно избавлял ее от прегрешений, что перестарался. Она умерла, но церковь превозносила Филипа, как благочестивого, святого человека, и даже не наложила эпитимьи.

Олрен покачал головой.

— Сумей сэр Филип победить, вы, возможно, испытывали бы другие чувства.

— Сумей сэр Филип победить, я оставила бы мостик поднятым. Куда бы я ни повернулась, всюду поджидает смерть.

— А Реймонд?

— Реймонд храбр и умен, но недальновиден и введен в заблуждение. Ухаживая за мной, он пытался покорить мое сердце своими воинскими подвигами, не сознавая, что небольшой научный трактат о природе перьев произвел бы на меня куда более сильное впечатление. Этот человек растрачивает свои силы и способности на турнирах, войнах и… осадах. Олрен, Олрен, завтра я умру, и это единственное, что знаю наверняка. Как только первый каменный шар, пущенный из требушета барона Реймонда, врежется в стену моей башни, я прикажу открыть ворота, опустить подъемный мост и сложить оружие. А сама надену свой капюшон и спрыгну с верхушки Башни Крыльев. Жалкая замена моей будущей летательной машине, но больше у меня ничего нет.

— Но что, если он не выдержит вас, прекрасная госпожа?

— В этом случае… смерть от падения с большой высоты наступит куда быстрее и будет менее болезненной, чем когда тебя сжигают заживо. Но прежде я спалю свои книги, пока до них не добрались епископы.

— Почему, прекрасная госпожа?

— Из чистой зловредности.

— Прекрасная госпожа, как жаль, что я не смогу вам помочь.

Анджела вдруг упала на колени, приподняла его подбородок и поцеловала в губы. Олрен ахнул от неожиданности и отпрянул, уронив почти готовую ременную снасть.

— Прекрасная госпожа, это неприлично! — воскликнул он. — Ваша честь будет запятнана!

Анджела уселась на ковер и уныло повесила голову.

— Почему из всех встреченных мной мужчин только престарелый умирающий монах и благородный язычник-мавр сумели завоевать мое уважение?

Олрен стиснул руки и отчаянно потряс головой.

— Трудно сказать.

— Олрен, завтра я умру. И если захочешь, чтобы я умерла не девственной, можешь прийти сегодня ночью в мою спальню.