Друзья Мамеда - Меджид Гаджиев

Вечером мы сидели в общежитии возле печки. И, хотя в комнате было тепло, понемногу подбрасывали в огонь дрова. Иногда в печи раздавался громкий треск. Казалось, кто-то стреляет там. Это лопалась кукуруза, которую мы пекли на огне. Кукурузу — целый мешок початков — притащил нам в подарок наш Коста Фунтич, которому привез гостинец брат, приехавший с юга. Это было очень приятное занятие — печь кукурузу и потом грызть теплые зерна. Как давно мы не пробовали этого лакомства! Ведь в Сибири кукуруза не росла. И, конечно же, мы разговаривали о скором отъезде, мечтали о том, что наконец повидаем своих родных.

Вдруг на заводе громко завыла сирена. Мы мгновенно вскочили. Мы не поняли сначала, в чем дело. Тревога? Но здесь, в глубоком тылу, и в более тяжкие времена не бывало ни налетов, ни бомбежек. Здешние жители никогда не слыхали тревожного воя сирен. Даже мы о нем забыли в последнее время. Что же это такое?

— Наверное, авария, — сказал кто-то.

И сразу же несколько голосов подхватило:

— Авария!

Мы бросились во двор. Да, на заводе случилась беда. Издали было видно пламя, просвечивавшее сквозь окна в том корпусе, где мы в последнее время работали. Клубы дыма вились и ползли по наружной стене. Не сговариваясь, мы бросились к заводу. Сирена умолкла. Но когда мы подбежали к горевшему корпусу, то услышали громкий голос Петровича. Он кричал в рупор, повторяя одно и то же много раз:

— Всем выйти из помещения! Всем покинуть корпус! В пламени находится баллон с кислородом! Возможен взрыв! Всем немедленно покинуть помещение!

Вниз торопливо спускались рабочие. Доносились тревожные голоса, крики. Кто-то отдавал какие-то распоряжения. Бегали люди, тащили песок и лопаты. Мы с Леней очутились у входа в корпус. Отсюда было видно, как на площадке второго этажа пляшет пламя.

— Баллон, — тревожно говорил Петрович, опустив рупор.

Все уже покинули корпус. И несколько человек, взявшись за руки, старались оттеснить толпу подальше от корпуса.

— Баллон, — повторил Петрович. — Еще немного, и пламя доберется до него.

— Сейчас приедут пожарные.

— Будем надеяться.

— А что, если опоздают и пламя доберется туда раньше, чем они приедут? — спросил Леня, протиснувшись к Петровичу.

Тот в ответ досадливо махнул рукой.

— Что? Взрыв — вот что! — сказал чей-то голос. — Может так ухнуть, что котел разлетится! Тогда пиши пропало. Все насмарку.

— Ну где же пожарные? — нетерпеливо оглядываясь, спрашивал Петрович, ни к кому не обращаясь.

Было видно, что он очень нервничает. Он так и держал в одной руке рупор, а другой то и дело проводил по глазам, словно ему было больно смотреть на горящий корпус. Пламя неровным красноватым светом освещало его лицо, четко обозначив морщины.

— Знаете что! — крикнул Леня. — Надо оттащить баллон на другой конец площадки!

Петрович ничего не ответил, только опять махнул рукой. Ведь огонь подползал уже к тому месту, где лежал баллон, и взрыв мог произойти в любую минуту. Но Петрович не успел ничего сказать, как Леня нырнул под руками людей, оцепивших корпус, и бросился к выходу.

— Назад! — закричал Петрович. — Немедленно назад!

Но Леня уже был у выхода. Было видно, как он подбежал к железной лестнице, ведущей на верхнюю площадку, и, прикрывая от дыма руками лицо, быстро поднимался вверх.

— Вернись! — закричал Петрович, но голос его сорвался, и крик получился негромкий.

Леню заволокло дымом. Петрович сжал кулаки и застыл. Застыл не только Петрович. Вся шумная толпа мигом стихла, и в наступившей тишине было слышно, как шуршит и потрескивает пламя. Ужас сколько прошло времени! А Лени все не было видно. Вдруг там, на площадке, послышался шум и стук катившегося баллона. И тут же вынырнул из пламени Леня. Но какой у него был вид! Его рубашка вся была огненной. Леня не спускался, а прыгал вниз по лестнице, и пламя прыгало вместе с ним. Петрович, бросив рупор, кинулся Лене навстречу, снял с себя пальто и прикрыл им Лёнины плечи. В это время во двор въехала пожарная машина. Пожарники мгновенно протянули шланг, и на Леню обрушилась струя воды, окатив стоявшего рядом с ним Петровича. Следом за пожарной машиной подъехала «скорая помощь». Столпившиеся впереди люди заслонили от меня Леню и Петровича. Я увидел Леню уже лежавшим на носилках, когда его вносили в машину люди в белых халатах. Им помогал Гамид. А рядом стоял Петрович и дул на свои руки. Обжегся, когда тушил горящую одежду на Лене. Врач наклонился к нему и что-то сказал, но Петрович сердито замахал головой. Наверное, не хотел ехать в больницу на перевязку. Пожар потушили. Но мы еще долго толпились на заводском дворе. Ко мне подошла Зина и сказала, что они с Валей и Салимат хотят поехать в больницу, но не знают, куда именно отвезли Леню. Я оглянулся и увидел Валю. Она стояла, прислонясь к мокрой от водяных струй стене, и плакала. Салимат утешала ее, приговаривая:

— Сейчас поедем. Сама увидишь. Живой.

— Гамид уехал на «скорой помощи» вместе с Леней, — сообщил кто-то из наших ребят, — я видел, как он садился. Я тоже хотел, но врач не разрешил. Сказал: «Кто-нибудь один». Сейчас узнаем, куда его увезли.

— Это я… — сказал вдруг Иса каким-то странным голосом.

— Ты что? — повернулась к нему Салимат.

— Это я виноват, — повторил Иса. — Я не укрепил вовремя насос от бензобачка. Бензин утекал. И наверное, попала искра от сварки. Наверху работали сварщики. Вот и вспыхнул пожар.

Я слова не мог сказать от возмущения.

— Ты… Ты… — начал я и вдруг замолчал, увидев расстроенное лицо Исы.

Он горевал по-настоящему. Какой он ни был, Иса, но Леню он любил. Все-таки они дружили. Да и, может, это ему теперь кажется, что он забыл закрыть баллон.

— А ты точно помнишь, что оставил? — спросил я его.

— Нет, — сказал он. — Но я… однажды такое случилось. Меня даже Петрович ругал за это.

Я все думал, сказать или нет Петровичу про Ису. Теперь-то все разно нельзя ничем помочь. Да и неизвестно, отчего произошел пожар. Потом мы узнали, что пожар начался совсем в другом месте, а не там, где работал Иса. Причину установить не удалось.

К Лене в больницу мы поехали все вместе. И Петрович с нами. Он сгоряча не послушал врача, да и не до того было в тот момент. Но теперь, когда пожар был погашен и все успокоилось, обожженные руки его сильно болели, и он решил поехать к врачу.

— Только бы с Леней все обошлось, — сказал Петрович, когда мы влезли в трамвай.

Мы усадили его на скамейку возле окна, а сами стояли вокруг, чтобы Петровича не толкали. Лицо у него побледнело от боли, но сам нас успокаивал. А еще он сказал, что Леня предотвратил взрыв и корпус не очень пострадал от пожара. Ведь кругом были металлические конструкции, и огонь мало чем мог поживиться.

— Честь и хвала Лене, — говорил Петрович. — Он настоящий герой. Только бы все обошлось.

Вот и наша остановка. За оградой во дворе длинное здание больницы с большими окнами. Мне уже приходилось здесь бывать, и не потому, что я болел. Я ведь горец. А горцы все крепкие и здоровые. Недаром к нам в горы приезжают лечиться больные люди со всего света. Говорят, горный воздух самый здоровый. Наверное, это так и есть. И старики у нас долго живут. В нашем ауле, например, живет один старик, которому уже сто с лишним лет. А в соседнем ауле у него старший брат. Наш старик к нему всегда в гости ходит. А тот к нам редко. Потому что он старший и младший должен его уважать. Зато, когда он к нам приходит, его весь аул приветствует. Все ему кланяются и желают здоровья. А он отвечает: «Спасибо. Я здоров. Здоров, потому что некогда болеть». Он и вправду еще работает. Пасет овец. А сыновья и внуки помогают ему. Вот какие у нас в горах крепкие люди! А в больницу мне пришлось идти, когда в глаз мне попала стружка. Женщина в белом халате, сидевшая в окошке, спросила меня, что мне нужно. Я сказал, и она что-то записала на листке и велела другой женщине отвести меня куда-то. Она сказала: «К окулисту вне очереди». Я не знал, кто такой окулист, и побаивался. «Мне к врачу», — сказал я женщине, которая меня провожала. «А я тебя куда веду? — недовольно ответила она. — Тут все к врачу». Она ввела меня в кабинет. Возле стола сидел старенький доктор с большим зеркалом на лбу. Я первый раз видел такого доктора. Я-то вообще был у доктора только один раз, когда поступал в училище. Но тот доктор был без зеркала. У него была только трубка, которую он прикладывал то к спине, отчего было щекотно, то к груди и говорил: «Дыши. Не дыши». Доктор с зеркалом заглянул мне в глаз. Сказал: «Стружка» — и магнитом вытащил острую металлическую крупинку. Он мне потом показал ее. Глаз еще продолжал побаливать, но смотреть стало гораздо лучше и уже больше не терло так сильно под веком. «Как же это вы, молодой человек? — спросил доктор. — Без очков работали?» И как только он догадался!