Завещание Петра - Велиханов Никита

Договорились, что по очереди будут дежурить и отдыхать. Постель «отдыхающей смене» устроили в ванной. Бросили жребий. Первым выпало спать майору, и Ларькин занял боевой пост у двери. Он устроился поудобнее и стал ждать. По ночному времени, вероятно, думалось всё больше про женщин. Женщины Ларькина любили. Он вспомнил два-три самых приятных эпизода из прошлого и незаметно для себя перешел на мысли о Ларисе. Надо бы к ней как-нибудь вырваться. И опять-таки не по одной-единственной причине. Конечно, не хочется подставлять девчонку, но с другой стороны, где ещё удобнее устроить себе основную лабораторию, как не в ветлечебнице? Напарница будет уверена, что к Свитальской просто ходит хахаль —а мы не будем её в этом разубеждать...

Он вспомнил, как под конец разговора, не зная, увидит ли Ларису хоть ещё раз, но уже вполушутку обхаживая её, спросил:

— Что вы делаете в свободное время?

Лариса блеснула на него чёрными цыганскими глазами:

— Гадаю.

— Вот как? На картах или на кофейной гуще?

— Когда меня, начинают клеить лица мужской национальности, то по книге. Вот по этой, —фыркнула Свитальская, показывая «Справочник гинеколога».

Потом Ларькин с удовольствием вспомнил взгляд, которым Лариса ответила на его вопрос, что она делает, когда к ней клеится коллега-медик. Это ж надо такое изобразить глазами... высокомерие, вызов, ироническая насмешка... и приглашение попробовать. А не слабо вам, господин ротмистр? А не слабо. Время прошло быстро, и в полночь он разбудил Борисова.

...Борисов думал о том, что Илюша предупредил их об опасности, но не сказал, чем пятая ночь и вся эта хренотень закончится. Видимо, наступал один из тех «стрелочных» моментов в жизнях его и Ларькина, когда они держали судьбу в собственных руках. Теперь все зависело от того, сумеют ли они её удержать.

Уже пора было будить Виталия и ложиться самому вздремнуть. Майор немного помедлил, осознавая, что большая часть ночи уже прошла, и если противник хочет предпринять попытку их ликвидировать, то сейчас самое время. Шестое чувство его не подвело —откуда-то снизу послышался слабый, приглушенный бетонными перекрытиями, звук. Борисов попытался представить себе, чем мог быть вызван этот звук. Скорее всего, это кусок кирпича, с грохотом сползший из кучи, цепляясь за такие же куски или упавший на землю с небольшой высоты от нечаянного толчка человеческой ноги.

Он разбудил капитана —тот проснулся, понял все по выражению лица Борисова и взял свой ПМ. У Борисова тоже был пистолет —тяжеленный зверюга новейшей конструкции, украшенный по бокам табличками с изображением гюрзы. На все вопросы, где он раздобыл такого монстра, майор отвечал: «Где взял, где взял... Купил». Но «Гюрзу» майор не собирался использовать, потому что надеялся взять хотя бы одного врага живым...

Они осторожно спустились к двери в подвал — как и следовало ожидать, она была на замке. Ларькин мельком вспомнил о двери в первом подъезде, которую он оставил незапертой. Борисов уже возился с отмычками, бесшумно открывая знакомый замок. Они отворили дверь и стали тихо спускаться в подвал, прислушиваясь и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешной темноте. Легкий шорох послышался слева, в той части подвала, где располагалась их квартира. Двигаясь на ощупь, они разошлись к разным стенам неширокого прохода и вскоре то ли услышали, то ли почувствовали, что у стены, где тускло светлело небольшое подвальное окно и проходили какие-то трубы, находится человек. Он словно чего-то ждал, слышалось его беспокойное дыхание. Борисов осторожно стал приближаться к нему, рассчитывая вначале повязать незнакомца, а потом уже начинать выяснять, что ему понадобилось в этом подвале в четыре часа ночи. Грасовцы передвигались и дышали беззвучно, в подвале царила полная тишина, слышалось только дыхание пришельца, но постепенно к нему стал примешиваться другой звук, похожий то ли на шипение, то ли на потрескивание —-он доносился стой стороны, где проходили трубы.

Когда до незнакомца оставалось не более трех шагов, Борисов внезапно почувствовал, что незнакомец осведомлен о его присутствии. Он остановился и только инстинктивно отшатнувшись назад и влево, почти прижавшись к стене, избежал удара ногой в низ живота. Противник тут же отскочил к стене, метнулся в сторону—и чуть не опрокинулся от прямого удара Ларькина, однако сумел ответить ему ногой в корпус. Капитан успел отклониться, ослабив силу удара. Борисов навесил было метавшемуся как тень юркому —и судя по всему, очень крепкому человечку —удар ногой в почку, но тот чудом увернулся и так отмахнулся левой ногой, что майору пришлось, присев, отступить на шаг. В этот момент Ларькин, отведя правую руку далеко в сторону, включил фонарик и направил луч на незнакомца. Тот метнулся в темноту, на долю секунды мелькнуло скуластое лицо, характерный азиатский разрез глаз. Опять кореец!

Невысокий и кряжистый, как и Борисов, он оказался довольно искусным бойцом. Майор наконец-то смог определить технику —традиционное корейское тхэквондо. Теперь противник находился между офицерами и выходом, но скрылся он от преследующего его луча не туда, а за угол, вглубь подвала, словно не собирался уходить. Борисов бросился за ним, приказав на ходу Виталию: «Осмотри трубы». Ларькин подбежал к стене. Посторонних предметов нигде не наблюдалось, но в одном месте примерно полуметровый участок газовой трубы был густо измазан желеобразным веществом. Рассматривая участок при свете фонарика, Ларькин увидел, что стальная труба в этом месте окислилась, окрасившись в рыжий цвет. Поверхность её выглядела рыхловатой. Виталий соскреб немного геля осколком стекла, а потом снял спортивную кофту и принялся стирать остатки.

...Кореец встретил Борисова градом прямых и рубящих ударов, которые майор сумел отбить, с такой же бешеной скоростью блокируя их и нанося встречные. Драться пришлось почти в полной темноте, полагаясь на чутье, боевой опыт, логику движений и положения тела. Впрочем, в отсветах капитанского фонарика полумрак подвала уже казался ясным днем. Майор с небольшим опозданием заметил готовящийся удар ногой —простой, в общем, но очень мощно нанесенный Каунде Йопча Чируги, который чуть не снес ему челюсть — Борисов все же успел отшатнуться. Он решил использовать этот удачный ход противника в своих целях и стал отступать дальше, подманивая корейца к себе. Тот продвигался технично, отгоняя Борисова ударами рук и ног, не жалея сил, как будто мог вот так, без устали, махать до утра. Борисов почувствовал в полуметре за спиной стену и остановился.

Во время отступления за ним словно сжималась огромная тугая пружина, и сейчас на фоне полной отрешенности он чувствовал мощный повелительный импульс, толкающий его вперед. Отбив ребром ладони направленный ему в живот очередной удар ногой, он понял, что за этим последует. Борисов уже чувствовал, как правая рука корейца начинает разгибаться, направляя кулак сверху вниз ему в ключицу. На сей раз майор шагнул навстречу. Перехватив атакующую руку под локоть и за кисть, он смял противника своим напором, вынуждая его согнуться мощным давлением в локтевой сустав. Но кореец даже из такого положения умудрился нанести удар ногой, несмотря на то что Борисов стоял, как положено, достаточно далеко и непрерывно толкал противника, прижимая того к земле рычагом его собственной руки. Хорошо, что кореец немного промахнулся, попав майору не в пах, а в бедро. Такой удар можно было провести только вопреки сильной боли в плечевом суставе и жертвуя равновесием.

Закон всемирного тяготения не подвел. Кореец упал лицом вниз, но удержать его Борисов не смог. Он правильно зафиксировал предплечье и локоть, вырваться было невозможно. Но кореец всё-таки вырвался. Бешено зарычав от боли, он с хрустом стал поворачиваться, отталкиваясь от земли одной ногой, а второй пытаясь нанести майору удар в лицо. Борисову пришлось выпустить руку противника и отскочить. «Обкуренный он, что ли...» — мелькнуло у него в голове. Такой номер мог сойти безнаказанно разве что Илье Большакову с его сверхгибкими конечностями. Не имей майор навыка в обращении с Ильей, быть бы ему сейчас с переломанным носом - вовремя отскочил. Но у корейца были обыкновенные, хотя и очень мускулистые, толстые руки с нормальными суставами и сухожилиями. Они-то и хрустели — выворачиваемый плечевой сустав и рвущиеся сухожилия. Кореец пожертвовал правой рукой. Обыкновенный человек уже на середине этого маневра потерял бы сознание от адской боли, а этот был словно наколот новокаином. Впрочем, судя по тому, как он по-тигриному рычал, больно ему всё-таки было.