Под псевдонимом Дора - Шандор Радо

Не забыть одного случая, когда дело едва не кончилось для меня веревкой на шее. Было это в августе 1919 года. После разгрома Венгерской советской республики правительство адмирала Хорти учинило повальные аресты и расстрелы. Надо было скрываться. Буда оставалась единственной неоккупированной частью Будапешта. Узнав, что оттуда, с Южного вокзала, отправляется поезд, мы с товарищами поспешили в Буду и с трудом сели в битком набитый вагон. Это была последняя возможность уехать из города. Правда, без неприятностей не обошлось. На пригородной станции Кёленфёльд наш состав обстреляли какие-то солдаты, но машинист проскочил станцию на полном ходу.

Поездом добрались до курорта Балатон-Лелле. Здесь я несколько дней прожил у своих друзей, но начались облавы и пришлось перебраться поближе к австрийской границе - в местечко Капувар комитата Шапрон, где жил мой дядя, врач. Однако и тут укрывался недолго, поскольку не хотел навлечь на своих родственников возможных репрессий - в Капуваре, как и повсюду, злобствовали контрреволюционеры: сторонников Советской республики вешали прямо на улицах. Оставалось одно - бежать за границу.

Но попасть в соседнюю Австрию оказалось не так легко - без официального разрешения через границу не пропускали. Мне все же удалось достать такой документ, правда весьма сомнительной подлинности.

Вагоны поезда, в который я сел, были переполнены. Беженцы сидели молча, каждый с тревогой думал, что же произойдет в ближайшие часы? Доехали до пограничного местечка Шаванюкут. Документ мой, как я и ожидал, не помог меня арестовали. Пограничный патруль заподозрил во мне некоего коммуниста по фамилии Полачек, которого якобы разыскивают по всей Венгрии. Бумагу, удостоверяющую мою личность, которую я показал патрульным, они сочли подложной. Солдаты, вытащив меня из вагона, торжествовали: наконец-то неуловимый Полачек в их руках! Напрасно я пытался убедить, что это какое-то недоразумение. Хортисты, конечно, не верили, били меня по лицу, цинично спрашивали, на каком дереве я желал бы висеть. Наверное, исход был бы именно такой. Меня спасла чистая случайность.

В окружившей нас толпе любопытных я вдруг увидел лицо знакомого парня из Капувара - когда-то он ухаживал за моей сестрой. Я окликнул его и попросил, чтобы он подтвердил мое настоящее имя. Пока шло препирательство между этим парнем и хортистами, прибежал главный кондуктор и стал торопить: "Поезд нельзя задерживать!" Пассажиры тоже нервничали, возмущенно кричали. Взглянув еще раз на мое удостоверение и в нерешительности потоптавшись, патрульные отпустили меня, но удостоверение все же отобрали.

Теперь у меня оставался только один "документ" - абонемент на проезд в будапештских трамваях. На нем имелась моя фотография и соответствующие штампы, а текст, конечно, был на венгерском языке.

Глубокой ночью наш поезд подошел к австрийской границе. В вагонах, как и за окнами, было темно. Я с волнением ожидал еще одного контроля. Австрийские солдаты, явившиеся с проверкой, к счастью, не знали по-венгерски, и при тусклом свете ручного фонаря трамвайный абонемент показался им вполне порядочным документом.

Кстати, та история в поезде, у австрийской границы, имеет свой конец. Коммунист Полачек, оказывается, в действительности существовал. Судьба свела нас не так давно, уже на родине. Полачек эмигрировал в Советский Союз и работал там врачом. В Венгрию он вернулся в конце 60-х годов. Почти через полвека мы с ним отпраздновали наше благополучное спасение. И вот опять нам предстоит пересечь чужие границы.

Мы ехали в купе вдвоем, других пассажиров не оказалось.

Вскоре за окнами промелькнули полосатые красно-белые шлагбаумы и пограничные столбы с белым крестом на красном поле - государственным гербом Швейцарии.

Экспресс, в который мы сели, состоял только из трех вагонов спального, почтового и вагона-ресторана. К своему удивлению, мы обнаружили, что в поезде, кроме нас, нет пассажиров! видимо, итальянцы давали разрешение на проезд через их страну лишь в исключительных случаях. Таким образом, мы оказались хозяевами всего спального вагона. Но блаженство длилось недолго. Когда поезд вышел из длиннейшего Симплонского тоннеля в Домодоссоле, на итальянской границе, в вагон вторгся целый отряд фашистской милиции. Эти молодчики расположились в соседних купе, по обе стороны нашего. Мы очутились под надзором.

В Милане я вышел на перрон, чтобы купить газету. Тотчас двое милиционеров последовали за мной. Всю дорогу через Северную Италию мы ехали в компании с чернорубашечниками. Однако никто из них нас ни о чем не расспрашивал. Этот молчаливый эскорт продолжался до самой югославской границы. Если б им знать, кого они тан деликатно сопровождали!

До Белграда добрались без происшествий. Конечно, в Венгрию мы и не собирались ехать, как это было указано в моем письме к Сувичу.

В радиограмме Директора указывалось, что я должен прийти на одну из площадей Белграда, где стоит небольшая часовня Врангеля, построенная белогвардейским бароном, жившим здесь в эмиграции в 20-х годах. Возле часовни назначалась явка. В руках я должен был держать швейцарскую газету "Журналь де Женев", а представитель Центра - болгарскую "Днес".

Произошло, видимо, какое-то недоразумение. Часовни Врангеля на месте не оказалось? ее уже снесли, вокруг - пустырь. Связной Центра в указанное время на встречу не вышел. Я, разумеется, решил дожидаться. Было бы обидно и глупо возвращаться назад ни с чем, проделав такой большой путь, да и деньги нужны были нам как воздух. Мы сняли номер в гостинице "Србский Краль". Выйдя в город прогуляться, мы вдруг увидели на здании своей гостиницы венгерские флаги.

На мой удивленный вопрос швейцар ответил, что в Белград прибыл министр иностранных дел Венгрии граф Чаки, который остановился в этой гостинице. В те дни он подписал с Югославией договор "о вечной дружбе". (Эта "вечность" длилась ровно полгода: в нападении немцев на Югославию в апреле 1940 года приняла участие также фашистская Венгрия.)

Дни шли, а курьер Центра не появлялся. Я уже стал терять всякую надежду. Чтобы хоть как-то убить тягостно тянувшееся время, мы с женой занялись чтением. Взяли абонемент в книжном магазине и, читая с утра до вечера, успокаивали себя мыслью, что задержка, несомненно, связана с каким-то внезапным осложнением на пути курьера из Москвы в Белград.

Примерно через две недели, в назначенный час, на условленном месте появился мужчина, который явно кого-то искал. Человек оказался представителем Центра. Связной передал мне крупную сумму денег, аппарат для микрофотографирования, порошки и рецепты для тайнописи. Фотоаппарат я вернул, поскольку провезти его через две границы наверняка не удалось бы, а для дела он нам был почти не нужен.