Точка отсчета - Патриция Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, это Кей. Надеюсь, я никого не разбудила.
— Здравствуйте, доктор Скарпетта. — За время нашего знакомства Джанет так и не привыкла называть меня по имени. — Нет, никого. Я вот пью пиво и жду Люси.
— Понятно, — разочарованно протянула я. — Она, наверное, еще не вернулась из Уоррентона?
— Да. Вы бы посмотрели, что у нее здесь. Повсюду ящики, коробки. Просто разгром.
— Как вы себя чувствуете? Привыкаете к новой ситуации?
— Пока еще не знаю. — Мне показалось, что ее голос дрогнул. — Придется как-то приспосабливаться. Нам ведь это не впервые.
— Не сомневаюсь, что вы и на этот раз справитесь. — Я отпила виски. Мне и самой плохо верилось в сказанное, но все равно слышать человеческий голос было приятно. — Когда я была замужем — сто лет назад! — мы с Тони существовали как будто в совершенно разных плоскостях, но все равно находили время друг для друга. В каком-то отношении так даже лучше.
— Но вы все же развелись, — вежливо напомнила Джанет.
— Не сразу.
— Люси вернется не раньше чем через час, доктор Скарпетта. Что ей передать?
Я молчала, не решаясь выкладывать неприятное известие.
— Все в порядке? — спросила Джанет.
— Вообще-то нет. Вы еще, наверное, не слышали. Да и она, похоже, тоже.
Я коротко пересказала содержание письма Кэрри Гризен в газеты.
Джанет не произнесла ни звука.
— Я рассказываю об этом потому, что вам нужно быть готовыми ко всему. Вы можете проснуться завтра утром и увидеть ее письмо в газетах. Не исключено, что о нем сообщат уже сегодня в вечерних новостях.
— Вы правильно поступили, что рассказали, — тихо, так что я едва ее расслышала, ответила Джанет. — И я, конечно, передам все Люси, как только она приедет.
— Пусть, если не очень устала, позвонит мне.
— Я ей скажу.
— Спокойной ночи, Джанет.
— Нет, никакой спокойной ночи уже не будет. Эта дрянь столько лет портит нам жизнь. Так или иначе. Я сыта по горло ее гребаными фокусами! Извините.
— Ничего. Мне тоже приходилось пользоваться этим словом.
— Я же сама была там и все видела. — Она всхлипнула. — Эта стерва манипулировала ею как хотела. Люси ничего не могла ей противопоставить. Она же была еще ребенком, и ей бы следовало учиться в колледже, а не проходить интернатуру в чертовом Бюро. Я, конечно, и сама оттуда, но я же вижу. И они поступили с ней совершенно несправедливо, оставив фактически беззащитной.
От моего виски почти ничего не осталось, да и никаких запасов его не хватило бы, чтобы развеять тревогу.
— Ей только этого недоставало, — с внезапной откровенностью, которой я никогда раньше в ней не замечала, продолжала Джанет. — Не знаю, говорила ли вам Люси, скорее всего нет, но она уже почти два года посещает психиатра.
— Хорошо. Рада это слышать, — скрывая обиду, сказала я. — Нет, она не рассказывала мне об этом. Да и зачем?
Боль в сердце стала еще сильнее, и спокойный тон давался мне с трудом.
— Она даже хотела покончить с собой, — откровенничала Джанет. — И не раз.
Слезы подступили к глазам. Почему Люси ничего не рассказала мне? Почему не пришла за помощью?
— Я рада, что Люси обратилась к специалисту. Темные секреты были и есть даже у самых великих. Разумеется, с этим нужно что-то делать. Она принимает какое-то лекарство?
— Велбутрин. Прозак действует на нее не лучшим образом: она то едва ноги волочит, то вдруг предпринимает затяжной поход по барам.
— О! — вырвалось у меня.
— Стрессы, потрясения — ей это совсем ни к чему. Вы бы видели, какой она иногда бывает. Что-то выбивает ее из колеи, и тогда она неделями пребывает в депрессии. Как маятник, вверх-вниз. То несчастна, угрюма и пассивна, то активна и деятельна, как Майти-Маус.
Джанет прикрыла трубку ладонью и высморкалась. Мне хотелось узнать имя психиатра, но я боялась спрашивать.
— Доктор Скарпетта... — Джанет шмыгнула носом. — Я не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Не хочу, чтобы она погибла.
— С ней ничего не случится. Обещаю.
Мы попрощались, и я еще какое-то время сидела на кровати, не раздеваясь, боясь того, что может принести сон. В голове царил хаос. Люси могла сделать мне больно, могла обидеть так, как никто другой, и понимала это. Она могла разбить мне сердце, и то, что рассказала Джанет, уже стало для меня сильнейшим ударом. Я вспомнила беседу с Тьюн Макговерн, ее сочувственные взгляды. Похоже, та знала о проблемах и трудностях моей племянницы больше меня самой. Неужели Люси доверила ей то, что не доверила мне?
Я ждала звонка, но она не позвонила. Около полуночи позвонил Бентон.
— Кей?
— Ты уже слышал? — с тяжелым чувством спросила я. — Слышал, что устроила Кэрри?
— О ее письме? Да.
— Будь оно все проклято, Бентон. Будь оно проклято.
— Я в Нью-Йорке, — сообщил он. — Вызвало Бюро.
— Что ж, это не так уж и плохо. Может быть, им стоило сделать это раньше. Ты же хорошо ее знаешь.
— К сожалению.
— Я рада, что ты там. Наверное, так безопаснее. Тебе это не кажется смешным? С каких пор Нью-Йорк стал безопаснее?
— Ты очень расстроена.
— Есть что-нибудь новое? Насчет того, где она может быть?
Я покачала стакан с растаявшим льдом.
— У нас есть зип-код ее последнего письма. 10036. Это Таймс-сквер. Дата отправления — десятое июня, четверг, то есть вчера.
— День побега.
— Вот именно.
— И мы по-прежнему ничего не знаем о том, как она сбежала из психиатрического центра.
— Пока не знаем. Как будто превратилась в луч и перенеслась через реку.
Мне было не до шуток.
— Нет, кто-то что-то видел, и, вполне возможно, кто-то помогал ей. Кэрри Гризен всегда умела заставлять людей делать то, что ей нужно.
— У ребят из профильного отдела много работы, — сказал Бентон. — Кэрри успела разослать письма во все крупные газеты, включая «Пост» и «Нью-Йорк таймс».
— И?..
— Для них это слишком лакомый кусок, чтобы вот так запросто выбросить в корзину. Охота на нее наделала немало шуму, Кэрри получила известность не меньшую, чем Унабомбер или Кунанан, а теперь она вдруг обращается к средствам массовой информации. Соблазн слишком велик. Черт возьми, они готовы опубликовать любую мелочь. Для них она — золотая жила. Вот увидишь, ее фотографии будут на обложках журналов, а Голливуд снимет о ней фильм.
— Не хочу ничего больше слышать.
— Я скучаю по тебе.
— Был бы рядом, не скучал.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, после чего я взбила подушку и подумала, не выпить ли еще виски. Идея эта, впрочем, так и осталась нереализованной, а я постаралась представить, что станет делать Кэрри. Все варианты так или иначе вели к Люси, потому что движущей силой ее поступков была зависть. Люси была умнее, одареннее, благороднее, она превосходила свою бывшую любовницу буквально во всем, и я знала, что та не успокоится до тех пор, пока тем или иным образом не присвоит эту вызывающую зависть красоту и не высосет из Люси всю ее жизненную силу до последней капли. Понимала я и то, что для достижения своей цели Кэрри даже не обязательно быть рядом. Мы все уже двигались к ней, как к некоей черной дыре, и сила ее притяжения была огромна.
Страх и беспокойство отравили сон. Мне снились разбивающиеся самолеты и промокшие от крови простыни. Сначала я была в машине, потом оказалась в поезде, и кто-то преследовал меня. Когда я проснулась в половине шестого, солнце уже возвестило о своем приходе величественно голубым небом, а на траве поблескивали лужицы. Захватив с собой «глок», я прошла в ванную, заперла дверь и быстро приняла душ. Выключив воду, прислушалась, не сработала ли охранная сигнализация, а потом проверила панель в спальне, лишний раз убедившись, что система включена. Иногда человек ничего не может с собой поделать, даже если полностью осознает параноидальность и иррациональность своего поведения. Мне было страшно.
Кэрри мерещилась мне в каждом встречном: в идущей по улице худощавой женщине в солнцезащитных очках и бейсбольной кепочке, в водителе, подъехавшем вслед за мной к шлагбауму, в бездомной женщине в бесформенном пальто, уставившейся на меня, когда я переходила Брод-стрит. Она могла оказаться панком с розовыми волосами и пирсингом, бесполым существом в странной одежде или вообще кем угодно, и каждый раз я напоминала себе, что не видела Кэрри более пяти лет, что не имею представления о том, как она выглядит, и, вероятнее всего, узнаю ее только тогда, когда будет слишком поздно.
Дверь гаража была уже открыта, и служащий похоронной конторы Блайли загружал тело в кузов сияющего черного катафалка.
— Хорошая сегодня погода, — сказала я мужчине в аккуратном темном костюме.
— Доброе утро, — рассеянно обронил он, не обращая на меня внимания.
Второй мужчина в таком же костюме выпрыгнул из кабины, чтобы помочь товарищу. Ножки тележки лязгнули о борт, кузов закрылся. Я подождала, пока они отъедут, и только потом въехала в гараж.