Мир Софии - Юстейн Гордер

Мой пример показывает, что Аристотелева логика связана с отношениями между понятиями, в данном случае такими, как «живое существо» и «смертный». Конечно, предложенный Аристотелем способ рассуждений хорош, поскольку сделанный выше вывод абсолютно справедлив, однако, вероятно, следует признать, что такое заключение не говорит нам практически ничего нового. Мы и без того знали, что Гермес «смертен». (Он ведь «собака», а все собаки «живые существа» и, соответственно, «смертны» — в отличие от камней, из которых сложена Галхёпигген, самая высокая Гора Норвегии.) Итак, София, мы не узнали ничего нового. Однако соотношение между группами предметов далеко не всегда воспринимается столь однозначно. Иногда бывает очень полезно навести порядок в наших представлениях.

Ограничусь еще одним примером. Неужели крохотные мышата, подобно ягнятам и поросятам, сосут своих матерей? Каким бы пустяковым ни казался такой вопрос, давай попробуем рассуждать. Мыши явно не откладывают яиц. (Когда я в последний раз видел мышиное яйцо?) Значит, у них — точно так же, как у свиней и овец, — рождаются живые детеныши. А живородящих животных называют млекопитающими, то есть животными, которые вскармливаются материнским молоком. Что и требовалось доказать. Собственно говоря, ответ был у нас и раньше, и все же к нему пришлось идти путем рассуждений. Ведь мы второпях забыли, что мыши действительно питаются материнским молоком, — вероятно, потому, что никогда не видели мышонка, сосущего мать. А это вполне естественно: выкармливая детенышей, мыши сторонятся людей.

Занимаясь «упорядочиванием» действительности, Аристотель прежде всего подчеркивает, что все сущее делится на две основные группы. С одной стороны, мы имеем неживые (неодушевленные) вещи — такие, как камни, водяные капли и комья земли. Они не обладают потенциальной способностью к изменениям. Согласно Аристотелю, подобные неодушевленные предметы могут изменяться лишь под воздействием извне. С другой стороны, существуют живые (одушевленные) вещи, обладающие потенцией к изменениям.

Что касается «живых вещей», они, по Аристотелю, тоже делятся на две большие группы. К одной мы должны отнести живые растения, к другой — живые существа. «Живые существа» можно, в свою очередь, разделить на две подгруппы, а именно животных и людей.

Отдавая должное Аристотелю, следует признать, что такое деление четко и наглядно. Разница между одушевленными и неодушевленными предметами действительно существенна, достаточно сравнить, к примеру, розу и камень. Серьезно отличаются друг от друга также растения и животные, в частности роза и лошадь. Более того, осмелюсь утверждать, что существуют определенные различия между лошадью и человеком. Но в чем именно выражаются все эти различия? Можешь ответить на такой вопрос?

К сожалению, мне некогда ждать, пока ты напишешь ответ и вложишь его вместе с кусочком сахара в розовый конверт, поэтому отвечу сам: подразделяя природные явления на разные группы, Аристотель исходит из свойств вещей, точнее, из того, что они умеют или что они делают.

Все «живые вещи» (растения, животные и люди) обладают способностью поглощать питательные вещества, расти и развиваться. Все «живые существа» (животные и люди) обладают также способностью чувствовать окружающий мир и передвигаться. Помимо этого, человек умеет мыслить, иными словами, распределять чувственные впечатления по группам и классам.

В природе, таким образом, нет резких границ. Мы наблюдаем плавный переход от простейших растений к более сложным, от простейших животных к более сложным. На самом верху «лестницы» стоит человек, который, согласно Аристотелю, живет жизнью всей природы. Он растет и вбирает в себя питательные вещества (как растение), обладает чувствами и способностью передвигаться (как животные), однако он имеет еще одно свойство, характерное только для него, — способность к рациональному мышлению.

Итак, София, в человеке есть искра божественного разума. Пусть тебя не удивляет слово «божественный». В нескольких местах Аристотель указывает на существование Бога, который должен был дать толчок движению в природе.

По представлению Аристотеля, всякое движение на Земле зависит от движения звезд и планет. Однако кто-то должен был запустить эти небесные тела. Аристотель называл его «перводвигателем», или «Богом». Сам «перводвигатель» находится в состоянии покоя, но именно он был «первопричиной» движения небесных тел, а вместе с тем и всякого движения в природе.

Вернемся к человеку, София. По Аристотелю, его «форма» заключается в том, что он обладает «растительной душой», «животной душой» и «разумной душой». И вот этот философ спрашивает: как человек должен жить? Что ему необходимо для хорошей жизни? Коротко могу ответить так: человек бывает счастлив, только если реализует все свои способности и задатки.

Аристотель утверждал, что бывает три вида счастливой жизни. Первый вид — жизнь, полная радости и удовольствий. Второй — жизнь свободного и ответственного гражданина. Третий — жизнь ученого и философа.

Но, подчеркивает Аристотель, для счастья необходимо сочетание всех трех видов жизни. Иными словами, он отвергает какую-либо односторонность. Будь Аристотель нашим современником, он бы, возможно, сказал, что человек, ставящий во главу угла свое тело, живет столь же односторонней — и неполноценной — жизнью, как и тот, кто развивает исключительно голову. Оба случая представляют собой крайности и отражают совершенно неправильный способ существования.

На «золотую середину» указывал Аристотель и в отношениях с людьми. Не следует выказывать ни трусость, ни безрассудство, однако нужно быть мужественным. (Слишком мало мужества ведет к трусости, слишком много — к безрассудству.) Равно не стоит быть ни жадным, ни расточительным, необходимо быть щедрым. (Быть недостаточно щедрым — значит превращаться в скупца, проявлять излишнюю щедрость — значит быть мотом.)

Это как с едой. Опасно есть слишком мало, однако не менее опасно и переедать. Этика и Платона, и Аристотеля напоминает о заповедях греческой медицины: лишь соблюдая равновесие и проявляя умеренность, я могу стать счастливым («гармоничным») человеком.

Что человек не должен развиваться однобоко, явствует и из Аристотелевой концепции общества. Он называл человека «существом политическим». Без окружающего нас общества, утверждал он, мы не являемся подлинными людьми. Семья и «селение», по мнению Аристотеля, удовлетворяют более низкие потребности существования — такие, как потребность в пропитании и заботе, потребность в создании семьи и воспитании детей. Однако лишь государство отвечает высшей форме человеческой общности.

Возникает вопрос: как должно быть организовано такое государство? (Помнишь «философское государство» Платона?) Аристотель называет три желательные формы правления. Одна — это монархия при которой власть сосредоточена в руках единоличного главы государства. Чтобы оставаться хорошей, такая форма правления не должна переходить в «тиранию», когда единоличный властитель творит в стране произвол. Вторая приемлемая форма политического устройства — аристократия. При ней власть принадлежит более или менее большой группе государственных мужей. Аристократия должна остерегаться перехода в «олигархию», которую мы сегодня чаще называем правлением хунты. Согласно Аристотелю, третий желательный строй представляет полития, под которой понимается демократия. Однако и у этой формы государственного правления есть оборотная сторона. Демократия может очень быстро развиться в охлократию, власть толпы. (В Германии огромное количество мелких нацистов могло создать чудовищную охлократию даже без такого главы государства, как тиран Гитлер.)

В заключение коснемся взглядов Аристотеля на женщину. Увы, они не были столь воодушевляющи, как у Платона. Согласно Аристотелю, женщинам чего-то не хватает. Женщина, так сказать, «недоделанный мужчина». В процессе размножения она играет чисто пассивную роль, она — получатель, тогда как мужчина активен, он — даритель. Ведь Аристотель считал, что ребенок наследует только мужчине, что все его будущие качества заложены в мужском семени. Женщина подобна почве, которая лишь вбирает в себя и вынашивает посеянное зерно, тогда как мужчина и есть «сеятель». Или, выражаясь на манер Аристотеля: мужчина дает «форму», женщина же вносит свою лепту «материей».