Сердце офицера - Марина Анатольевна Кистяева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разве? — не скрывая легкой иронии, уточнил мужчина, продолжая поглощать её взглядом. — Про твоё замужество. Брак — гражданский. И счастливая девочка не срывается в ночь с годовалой малышкой, на машине, явно не отвечающей требованиям техбезопасности. Про твоё лицо и ссадины на нем… Тут тоже есть вопросы.
— Не вмешивайтесь в мою жизнь, — быстрее, чем требовали обстоятельства, вспыхнула девушка. — Мои отношения с мужем никого не касаются. И… Вообще, мы говорим не о том! Вы пересекаете личную границу, что недопустимо. Я не хочу… Слышите меня? Не хочу…
Она говорила приглушенно — не надо, чтобы Саша слышала её голос. Вика сотворила чудо — дочка утихомирилась и вроде как даже задремала.
— А я хочу, Оль! — жестко и хлестко бросил Громов, поднимаясь и посматривая на часы.
Часы у него были классические, на широком браслете. Несомненно, дорогие и брендовые.
— У тебя больная мама. Ребенок, требующий ухода. Ты мыкаешься по чужим квартирам со сломанной рукой. Твоя кузина завтра сваливает кататься на воздушных шарах к туркам. Так что не дури, девочка.
Он оказался близко к ней раньше, чем она успела подняться. Оля развернулась вполоборота. Ей не хватило каких-то секунд — по крайней мере, так она себе говорила в утешение.
Петр навис над ней, встав почти вплотную.
Оля повернула голову на автомате…
И едва не уперлась ему в пах.
— Поэтому, Оля, да, я очень сильно хочу, — Громов тоже понизил голос, в нем появилась будоражащая хрипотца. — Сегодня отдыхай, а завтра будем думать.
Оля хотела заявить, что нечего тут и думать.
И снова не успела.
Петр нагнулся и прижался губами к её затылку. Взял её в кокон. Ни вздохнуть ни выдохнуть. Он был повсюду. Его запах, его тело. Сам он.
глава 12
Виталик приехал вечером.
Оля, уставшая, хоть и довольная тем, что жизнь медленно, но верно возвращается на круги свои, вышла к нему на лестничную площадку.
— Дальше двери не пустишь? — кривя губы и явно нервничая, спросил уже бывший муж.
Девушка для себя всё решила.
Она вышла, плотнее кутаясь в теплый пуловер. Сломанная рука и вовсе находилась под ним.
Виталя выглядел не лучшим образом, хотя и принарядился. Даже постригся, если её память не подводит. Гладко выбрит.
Жених, мать его ети.
Только почему, глядя на него, ничего, кроме раздражения, не возникало? Оля не узнавала себя. Где боль, разрывающая грудь? Где безнадежность и унижающее достоинство желание плюнуть на всё: на гордость, на обиду; во что бы то ни стало помириться? Закрыть глаза и сделать вид, что ничего не было?
Было.
Много чего…
Виталя тоже осматривал её. Хмурился.
— Не нравлюсь? — горько усмехнулась Оля и кивнула в сторону лестничного пролета. — Пойдем туда.
— Я Сашу хочу увидеть.
— Увидишь. Но не сегодня. У неё зуб режется, мы с трудом уложили её спать. Как ты узнал, где мы?
— По GPS.
— Ого… Надо же, усилия приложил, связи подключил.
— Не язви, а? И так тошно, Ольчик.
Они прошли к лестнице и вышли в тамбур. Оля пожалела, что не накинула сверху куртку. Промозгло было. С другой стороны, стимул не задерживаться.
— Что с рукой?
— Сломана.
— Оль…
Виталя подошел к девушке ближе, протянул руку, чтобы обнять, но Оля покачала головой.
— Даже не думай.
— Давай поговорим, как взрослые люди.
— Давай.
Оля поражалась себе. Неужели даже не заистерит? Не вывалит на него весь негатив, что бушевал в груди? Не ударит?
Нет.
Ничего подобного она не сделает. Осознание пустоты пришло не внезапно. Оно уже было в душе Оли.
Виталя мялся, подбирая слова. Достал сигареты, но посмотрел на Ольгу выжидающе. Та ничего не ответила, он выругался и засунул их снова в карман куртки.
— Да, я мудак! — начал он свою обличительную речь. — Я признаю! Не знаю, как получилось… Увидел ту дамочку, и меня понесло. Оль, я всё признаю и всё понимаю. Слушай, ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь. Клянусь тебе… Увидел тебя в дверном проеме, и всё… крыша поехала…
— Крыша у тебя поехала, когда ты дурь в себя закидывал, Виталь, — спокойно, без лишней суеты оборвала его Оля, ежась от прохлады.
— Да нет же! — яростно бросился оправдываться мужчина, отчего на его скулах заходили желваки. — Так получилось, понимаешь? У девки дурь была, я спецом не покупал! Ольчик, ты же знаешь, я ничего не употребляю! И…
— Хватит, Виталь, — снова оборвала его Оля, поморщившись. — Ты мне изменил — первое. Ты меня ударил — второе. Ты, правда, думаешь, что можешь через пару дней прийти ко мне и сказать, что виноват, что исправишься и что мы дальше начнем жить-поживать и добра наживать? Прекрати.
Она устало провела рукой по лицу.
Знала, что Виталик рано или поздно объявится. С него сойдет дурь, и он приложит все усилия даже не для того, чтобы её вернуть, а чтобы оправдать себя. Так как ему важно быть хорошим в глазах других людей. А тут что получается? Мало того, изменил, так ещё и жена ушла с маленьким ребенком. В свете того, что Оля пострадала в аварии и теперь «однорукая», их развод приобретал ещё более темные краски.
Ольге было всё равно.
Она должна теперь думать о Саше и о маме.
Ещё думалось про Громова… Не удавалось ей от него избавиться, как она ни старалась. Да и Вика подливала масла в огонь, чем подбешивала её.
— Я не просто думаю, Оль! Я знаю! Ты любишь меня и…
— Ты совсем охренел? — негромко уточнила Оля, раздражаясь. — Ты себя послушай! Ты даже сейчас говоришь, что это я тебя люблю! А не ты! У тебя совесть вообще осталась? Хотя о чем я! Виталь… Не надо, вот правда. Распинаться
