Рождение Юпитера - Максим Хорсун

Анжело Баттиста вскочил с места, готовый сопровождать бесфамильную гостью хоть к Солнцу, хоть в Большое Темное Пятно Нептунии. Вот только Силона властным жестом заставила юного атлета сесть на место.

Хенцели покачал головой:

– Этого тебе, Климентина, я позволить не могу.

– Почему, благородный?

– У тебя нет аккредитации на участие в оперативных мероприятиях. К тому же это может быть опасно.

Климентина насупилась.

– Что же мне делать? – спросила она.

– Тебе? – приподнял брови Хенцели. – Отправляйся на Пангею и продолжай работу, – сказал он убедительным голосом. – А еще лучше – разыщи старых друзей – Брута Бейтмани и Айвена Шелли. Узнай, быть может, им что-то известно о трагедии на Тифэнии.

Силона Баттиста приложила к губам салфетку и привстала. Проворный раб тут же отодвинул ее стул в сторону. Все встали вслед за хозяйкой, как полагалось по этикету.

– Анжело… – начала было женщина-иерарх.

– Бесфамильная Климентина! Я предлагаю тебе присоединиться к прайду Баттиста на правах моей жены! – выпалил заученную фразу юноша, полагая, что мать подала ему знак.

Силона тряхнула прической.

– Анжело, Энрико! Мы уходим. Вам пора в постель, сладкие. Дорогая Климентина! – Она холодно кивнула гостье. – Прайд Баттиста благодарен за то, что ты воспользовалась нашим гостеприимством. «Белая Кайра» заправлена, слуги сообщили мне, что корабль находится в прекрасном состоянии. Ты можешь продолжать свой путь.

Хозяйка прайда удалилась под шорох темного платья. Следом за ней поплелись оба сына.

– Я отбуду незамедлительно, – сообщила Климентина Эдвину де Штарху.

– Климентина, – обратился к ней Хенцели, – а тебя я попрошу задержаться.

7

Сильнее всего Шелли беспокоился о золотокрылом «Рурке», ведь его пришлось оставить в доках Седны. Брут, прослышав о том, что гложет друга, лишь манерно закатил глаза. Он-то был на сто процентов уверен в благонадежности полчищ своих корабелов.

Брут – спаситель человечества…

Вообще, потолковать с Брутом так и не удалось. Шелли бродил в одиночестве по кипарисовой аллее. Ее он обнаружил на одном из жилых уровней «Экскалибура». В аллее оказалось тихо и безлюдно. Тонкие, похожие на подтаявшие свечи деревья касались верхушками металлического свода. Разросшиеся кусты самшита теснили бутовую дорожку, и было много свежего воздуха. Шелли знал, что Брут в этот момент нежится, предоставив широкую спину рукам армейского массажиста, и в его каюте витает горчичный запашок «колючки». Но, положа руку на сердце, он признавался себе, что из всех доступных маршрутов на борту грозного крейсера он выбирал такой, чтобы вероятность встречи с Брутом была минимальной. Шелли понимал: дружба дала трещину. Только исправлять такое положение не было ни сил, ни желания.

Каждый из них был чуть-чуть ненормальным. Климентина с ее бессмысленными раскопками на Пангее. Путешественник-безумец Ай-Оу… И он сам ничем не лучше остальных – горе-медиум, объект вожделений космического призрака. Но Брут… Брут перещеголял всех. Тихой сапой преодолел ту невидимую границу, за которой общепринятые морально-этические системы низведены до нулевого значения. За которой нет места человечности.

Возможно, Брут прав. Обмануть пространство и время радикальным способом. Доставить к чужим звездам не людей, но их заготовки. Спасти генофонд. Спасти носителей основных знаний.

Возможно, действия Брута логически оправданы. Но Шелли не мог поверить, что его просвещенный друг решил вести человечество по столь кровавому пути. Не за один же месяц в его голове созрел чудовищный замысел! Неудивительно, что им вдохновились только варвары-мутанты. В вечной погоне за призраком свободы они пустили под нож сто тысяч мыслящих существ, имея в активе лишь один шанс на успех из миллиона. Из миллиарда.

С какими жуткими мыслями Брут жил в последнее время! Он ел, пил; он корпел над чертежами, он плескался в бассейне… В то же время сознание было наполнено болезненными видениями рассекаемой плоти, затянутых в латекс рук плутонианских хирургов, извлекающих извилистое вещество из распиленных костяных коробок.

Брут словно оказался одержимым демоном из темного прошлого. Словно ему нашептал на ухо злобный пришелец, для которого плоть людская – лишь пища.

Внесистемный сегмент транспортной сети восстановили. Произошло это быстро, как Шелли и предполагал. Палуба крейсера ощутимо покачивалась; иногда она вздрагивала под ногами, сообщая о секундном включении маршевых двигателей. «Экскалибур» и «Дюрандаль» шли на полной скорости к усмиренной, но не поставленной на колени Плутонии. Проворный «Рурк» преодолел бы расстояние между Седной и планетоидом мутантов-альбиносов в два раза быстрее. Но верный «Золотой Сокол» остался далеко.

В команде «Экскалибура» было больше тысячи человек. Но Шелли редко видел кого-либо. Чаще всего он проводил время в одиночестве. К счастью, дедушка Огр избавил его от своей компании, Алексис Козо тоже пока не беспокоил. Скорее всего, родовитый командир планировал плутонианскую операцию. Шелли старательно подслушивал все, что возможно было подслушать, и выяснил: Козо намерен провести на Плутонии самостоятельное расследование. Благородный надеялся уличить и доставить на Трайтон людей, стоящих за регулярными десинхронизациями планеты.

А вот Огр Мейда готовился чернить молодых людей перед Пермидионом. Судя по всему, он станет добиваться для Шелли и Брута Бейтмани по меньшей мере ссылки на гелиостанцию в окрестностях Юпитерекса. А еще лучше – смертной казни путем утопления в Большом Темном Пятне Нептунии.

Предстоящих трайтонских событий Шелли пока не боялся. Надутый, самонадеянный мешок Огр Мейда мог и не мечтать о том, чтобы достать его жирными руками. Старик Юлиус, почтенный иерарх прайда Шелли, за любимого родственника лично перегрызет дедушке Огру горло. Если, конечно, раскопает нужную часть тела среди многочисленных подбородков благородного Мейды.

Другое дело – Брут. Ведь даже он, Шелли, не преминул осудить молодого иерарха Бейтмани. И за трайтонскими божками не станется. Более того, в столице Сопряжения к гордым иерархам внесистемных прайдов относятся с прохладцей. Бруту за свое помрачение придется испить чашу до дна.

Именно так: за временное помрачение рассудка. Это самое мягкое определение, которое Шелли давал провалившейся затее Брута.

Он сжал кулаки, заскрипел зубами. Временное помрачение рассудка – так давным-давно трое друзей решили назвать бред Ай-Оу о телепатическом путешествии к альфе Центавра.

Теперь, произнося имя молодого иерарха Бейтмани, каждый станет прикладывать палец к виску, как это делают сейчас, говоря об Ай-Оу Тэге.