Бунт против цивилизации - Лотроп Стоддард

Ссылаясь ещё раз на вопрос о российском хулиганстве до 1914 года, есть хорошие основания полагать, что «преступная волна», которой страдают Западная Европа и Америка после войны, имеет аналогичный характер. Недавно ведущий американский детектив выразил убеждение, что «боевики», терроризирующие сегодня американские города, проникнуты социальными революционными чувствами и имеют более или менее инстинктивное понимание о том, что они борются с социальным порядком. Господин Джеймс М. Бек, генерал адвокат из США, в последнее время произнес аналогичное предупреждение против того, что он называет «исключительное восстание против власти закона», которое проходит сегодня. Он считает, что это восстание пример не только в огромном увеличении преступности, но и в текущей видимой деморализации в музыке, искусстве, поэзии, коммерции и общественной жизни.

Последним утверждением господина Бека является то, что было достигнуто в течение многих лет многими увлеченными дальновидными критиками в литературных и художественных мирах. Ничто не является более необычным (и более зловещим), чем то, каким образом дух лихорадит, и, по сути внеплановые беспорядки стали проявляться в течение последних двух десятилетий в каждой области искусства. Это беспорядки приняли «футуризм», «кубизм», «вортицизм», «экспрессионизм» и бог знает что. Его дух всегда тот же: ожесточенное восстание против существующих вещей и дезинтегративная, дегенеративная реакция на примитивный хаос. Наши недовольные литературы и художники не имеют предложенной конструктивной идеи вместо того, что они осуждают. То, к чему они стремятся, является абсолютной «свободой». Таким образом, каждую вещь, положенную этой анархической «свободой» у них в форму, стиль, традиции, саму реальность, они ненавидят и презирают. Соответственно, все эти вопросы (глумился над как «банальные», «старомодные», «аристократические», «буржуазные», или «глупые») будут презрительно отброшены, и «освобождённая» душа парит впереди на освобождённых крыльях его безграничной фантазии.

К сожалению, полет ведёт назад, к джунглям прошлого. Продукты «нового» искусства несут странное сходство с сырыми усилиями вырожденных дикарей. Искажённые и вымученные формы «экспрессионистской» скульптуры напоминают (если они напоминают что либо) идолы негров Западной Африки. Что касается «экспрессионистской» живописи, она не имеет никакого нормального отношения к чему либо вообще. Она стеснена, изуродованные формы, смутно различимые на фоне буйства визжащих цветов, это не «настоящее» — ведь бедлам не бывает реальностью! Многое нестандартное из всего того, что есть ультрасовременная школа «живописи», в значительной степени отбрасывающая краску в пользу материалов, таких как вырезки из газет, кнопки, рыбные кости, наклеенные, сшитые или приколотые на их полотнах.

Почти экстравагантной является «новая» поэзия. Структура, грамматика, метр, рифма всему они бросили вызов. При этом восстание против хорошего вида почти завершено. Единственный шаг, который, казалось бы, сейчас по прежнему должен быть принят, — отменить язык и создать «стихи без слов».

Теперь то что всё это значит? Это означает просто ещё один этап всемирного восстания против цивилизации со стороны неприспосабливаемых, низших и вырожденных элементов, стремящихся разгромить надоедливые рамки современного общества и вернуться к благоприятным уровням хаотического варварства или дикости. Нормальные люди могут быть склонны смеяться над капризами наших художественных и литературных повстанцев, но популярная мода, какой они пользуются, доказывает, что им было действительно не до смеха. Не так давно английский поэт Альфред Нойес предупредил искренне против широко распространённого вреда «литературных большевиков» «Мы сталкиваемся сегодня», сказал он, «с внеочередным зрелищем 10000 литературных повстанцев, каждый из которых прикован к своей одиночной высоте, и каждый повторяет многолетние песни ненависти против всего, что было достигнуто за счет прошлых поколений. Хуже всего то, что мир аплодирует им. Настоящий бунтарь сегодня — человек, который стоит на непопулярной истине; но человек имеет новое название он называется «обычным». Литературный большевизм последние тридцать лет является более ответственным за настоящие опасности цивилизации, чем за реализацию. Он не может критиковать все законы, как будто они были просто клочками.

«Это привело к всестороннему снижению стандартов. Некоторые из современных писателей, которые берутся уничтожить лучших из древних писателей, не могут написать грамотно по-английски. Их искусство и литература всё больше большевистские. Если мы посмотрим на столбцы газеты, то мы видим необычное зрелище, как политический редактор отчаянно борется с тем, что искусство и литературные части издания защищают. Во имя «реальности» многие писатели предавались ветхим формам изображения и обращали всю реальность в пепел».

В том же духе хорошо известный немецкий искусствовед Иоганн Фолькельт недавно выразил сожаление по поводу разрушительных последствий «экспрессионистского» искусства и литературы. «Деморализация нашего отношения и чувства к самой жизни», пишет он, «еще более знаменательные, чем наше снижение признания художественной формы. Это изуродованные формы, уроды, дебилы человечества, некие папки или диски у нас от экспрессионистских фотографий. Тем, что отталкивает нас больше всего в поэзии нашей младшей школы, является её пренебрежительная стигматизация в прошлом, не давая нам ничего позитивного на своём месте; её жалкая ощупь в своих же собственных обломках; её путают, беспомощно ищут через некоторый пристальный идеал. Душа исчерпывается его непрестанной погоне за ничем. Является ли жизнь мелкой шуткой? Бредовым сном? Страшный хаосом? Есть ли уже смысл говорить об идеале? Является ли каждый идеал самостоятельной иллюзией? Таковы вопросы, которые управляют душой сегодня, бесцельно направляя её. Спокойное сознание власти и господства, не влияющее на свечение здоровья, угрожает стать потерянным ощущением. Самосознание связано с таинственным возрождением атавистического звериного состояния, и крайнее уточнение идёт рука об руку с нерадивой любовью к праздности, характеризующей раздор, который заволакивает облаками художественный ум периода» Как и следовало ожидать, дух восстания, который атаковал одновременно учреждения, обычаи, идеалы, искусство, литературу и все другие фазы цивилизации, не щадит то, что стоит за, а именно: индивидуальность и интеллект. По Евангелию, выравнивания социальной революции, такие вещи предаются анафеме. В их глазах масса, а не индивид является драгоценным; это количество, а не качество, имеющее значение. Улучшенный интеллект по природе своей подозревается врожденным в аристократичности, и как таковой должен быть суммарным делом. За последние два десятилетия все революционные учения были направлены в сторону прославления мускулов над мозгом, рук — над головой, эмоций над разумом. Эта тенденция настолько связана с развитием революционной теории и практики, что мы лучше рассмотрим её в главах, посвящённых этим вопросам. Достаточно здесь заявить, что это нормальная часть пролетарской философии и что она направлена ни на что иное, как на разрушение всей современной цивилизации и замену самостоятельно возведённой «пролетарской культурой». Прежде всего поступательный ход нашего ненавистного цивилизации должен быть приостановлен. На данный момент пролетарские экстремисты и «умеренные» согласились. «Меньшевик» Григорий Зилбург кричал: «Вне всякого сомнения, прогресс западноевропейской цивилизации уже сделал жизнь невыносимой… Мы можем достичь спасения сегодня, только остановив прогресс!»

Да, да: «Цивилизация невыносима», «прогресс должен быть остановлен», «равенство должно быть установлено» и так далее, и так далее. Эмоциональный порыв позади революции вполне понятен. Рассмотрим теперь, что именно революция значит и как это предлагается осуществить её.

Глава V. Первая зыбь восстания

Революционные беспорядки не новы. Каждая эпоха имела своих недовольных мечтателей, проповедовавших утопию, своих пылких агитаторов, призывавших к свержению существующего социального порядка, и свой беспокойный сброд, перемешанный ложными надеждами уродливых настроений и насильственных действий. Утопическая литература очень обширна начиная с Платона; революционные агитаторы столкнулись с очевидным набором, как у Спартака; а «пролетарские» восстания немного варьировались, в основном характером от рабских восстаний древности и «jacqueries» средневековья вплоть до потрясений толпами в Париже и Петрограде.

Во всех этих социальных революционных явлениях нет ничего романтического. Существует всегда то же самое насильственное восстание неприспосабливаемых, низших и вырожденных элементов против цивилизованного общества в атавистической реакции на низших уровнях; та же самая ненависть к начальству и ожесточённая жажда абсолютного равенства наконец, та же тенденция революционных лидеров стать тиранами и превратить анархию в варварскую деспотию.