Лекарь (СИ) - Смитт Таня

Глава 10.

Женькины смелые предложения о создании массового производства чудо-вакцины уместно звучали бы в условиях профессионально оборудованной лаборатории. Или на худой конец, в закрытом помещении с полом и стенами. Скитаясь по равнинам, я вряд ли смог бы реализовать даже тысячную часть благих задумок. Мои порошки и склянки сменились доисторическими мешочками с сушеными травами, а научные записи чудом удерживались в мозгах, не имея более прочной основы. Мой спонтанно возникший энтузиазм, постепенно угасал, а вместе с ним таяли остатки энергии, потраченной на сражение с болотными испарениями. Женька, с тревогой поглядывая на мою шатающуюся фигуру, то и дело озвучивал предложения о коротком привале, обещая мне в этот раз обойтись без дополнительных спецэффектов.

«Женя, равнинных тварей еще никто не отменял, — наставительно проговорил я, прислушиваясь к ночной тишине, — они могут обнаружится в любую минуту, а нам нечем их встретить.»

На мои разумные доводы Женька только вздыхал, привычно не вступая со мной в дискуссии, и продолжал плестись рядом. Вскоре перед нами показались неясные очертания железнодорожной платформы, погруженной в, ставшее привычным, мрачное запустение. Женька разочарованно покачал головой, глядя как сквозь ржавые рельсы пробивались молодые побеги диких деревьев.

«Если ты планируешь добраться до цивилизации с комфортом, можешь расстаться с этой идеей,» — пробормотал он, и тут же в ответ на его реплику раздался призывный рев тепловоза, уверенно катящегося к ржавому полустанку. Состав сбавил ход, и мимо нас на малой скорости поползли открытые товарные вагоны, доверху груженые лесом. С комфортом добраться до цивилизации не получалось, однако оставаться в этих краях тоже не входило в наши планы. Мой попутчик выразительно глянул в мою сторону и ловко уцепился за край последней платформы. Я не успел прокомментировать непродуманное Женькино решение и, опасаясь, что вновь обретенный брат уедет без меня, повторил за ним маневр. Нельзя сказать, что путешествие в высоких вагонах, среди плохо закрепленных бревен, вызывало во мне эстетический восторг, но выбора у нас не было. Кое-как разместившись среди качающегося груза, Женька уставился на меня внимательными темными глазищами, и некоторое время с любопытством рассматривал, не произнося ни слова. Спустя несколько минут молчаливого созерцания, он едва слышно хмыкнул и пробормотал:

«Ты мало изменился, Тихон. Когда я впервые увидел тебя там, на склоне, я подумал, что ошибся, настолько невероятной показалась мне наша встреча»

«Ты впервые увидел меня на склоне будучи слюнявой дикой тварью, — усмехнулся я, — неужели даже тогда ты сохранил в себе способность оставаться рассудительным?»

Женька пожал плечами и надолго замолчал, видимо пытаясь воссоздать в памяти давние ощущения. Усилия ни к чему не привели, поскольку он разочарованно пожал плечами и что-то неразборчиво пробубнил. За перестуком колес его речь напоминала слабый писк, украшенный красноречивыми гримасами. Я пересел к нему поближе и только тогда расслышал:

«Я почувствовал твое присутствие, Тихон. Поэтому не причинил тебе вреда, хотя мое тело буквально вопило, требуя разорвать тебе глотку. Я наверно не смогу внятно объяснить то, что испытывал, будучи тварью. Это слишком необычно. И страшно.»

Я прекрасно понимал Женьку, и это только подстегивало меня к осуществлению задуманных планов. Так, за разговорами, мы плавно подкатились к какому-то высокому светлому зданию, очевидно, вокзалу, и попытались определить на слух, где оказались на этот раз. Вагоны вздрогнули, останавливаясь, а на перроне послышались требовательные окрики, призывающие к проверке груза.

«Пора валить, Женька, — прошептал я, неловко поднимаясь на ноги, — сейчас сюда всунутся бойцы безопасности, а я еще не подготовил приветственно-объяснительную речь.»

Женька коротко кивнул и ловко изогнувшись, покинул наше временное пристанище. Я только удивлялся его невероятной гибкости и силе, приходя к выводу, что дикое обличие оставило в братике заметный след. Я и сам больше не чувствовал той усталости, что валила меня с ног после посещения ядовитых оврагов. Мне оказалось достаточным немного просидеть в относительной неподвижности, чтобы вернуть себе утраченные силы.

Товарный состав приволок нас в довольно крупный город, весьма оживленный, по сравнению с горными деревушками и городишками. С недавнего времени все крупные населенные пункты приобрели индивидуальные порядковые номера, навсегда лишившись красивых привычных названий. Первое время это вызывало понятные неудобства, но со временем, граждане привыкли к новшествам и уже без запинки выговаривали трех и пятизначные цифры своих пенат. Мне был незнаком город, где мы вынуждены были сделать очередной привал. К счастью, нам удалось незаметно проскользнуть мимо поста охраны на выходе из светлого здания, и наши персоны не были внесены в список гостей города. Женька только поморщился, когда я решил поделиться с ним своими наблюдениями о собственной везучести.

«Что мы будем тут делать, Тихон? — с явным неудовольствием произнес он, — здесь у нас нет даже возможности снять какую-нибудь ночлежку, не говоря уже о гостиничном номере.»

«Где ты жил до всей этой напасти? — не слишком своевременно поинтересовался я, внезапно понимая, что готов задать Женьке еще пару сотен вопросов. Женька недовольно махнул рукой в ответ на мое любопытство и в свою очередь поинтересовался тоже:

«А ты, Тихон? Что стало с твоей квартирой в Алтуфьево? С твоей хижиной на побережье? Как ты жил все это время?»

Я не думал, что когда-нибудь снова вернусь к этим не очень радостным темам, поскольку сам старался забыть о том счастливом времени, когда я считался успешным, богатым и независимым. Все это в прошлом и никогда не вернется, заявил я Женьке и предложил подумать о более насущных проблемах. Проблемы решились сами собой. Или умножились в разы, стоило нам покинуть территорию вокзала. Мы успели отойти от светлого здания на пару десятков метров, когда возле нас притормозила неприметная иномарка, из которой выскочил высокий тощий парень и уверенно обратился ко мне:

«Моськин Прохор Степанович?» — в его голосе не звучало угрожающих нот, и в целом, интонацию можно было назвать располагающей, однако от одного его появления в груди неприятно заныло. Я машинально кивнул и с запозданием понял, что неведомый гражданин вычислил мое месторасположение по информационному браслету, который я продолжал бездумно таскать на запястье. Вероятно, пока мы тряслись в товарняке, браслет зарядился и теперь очень удачно подсказал, где можно меня поймать.

«Прошу вас, пройдемте со мной,» — продолжал любезничать незнакомец, игнорируя моего спутника. Мне до одури не хотелось снова расставаться с Женькой, и человек в костюме, проникнувшись моими страданиями, вежливо уточнил:

«Ваш попутчик, разумеется, тоже вынужден пройти с нами»

Женька заметно побледнел, но стараясь не слишком демонстрировать охватившую панику, сдержанно кивнул.

В тесной иномарке кроме незнакомца в костюме, находился еще один незнакомец, тоже в костюме, но уже менее любезный. Он вскользь осмотрел новых пассажиров и что-то неразборчиво проговорил своему коллеге. Машина плавно откатилась от тротуара, и мы отправились в неведомое. Женька то и дело оборачивался ко мне, умоляюще корча рожицу и взмахивая рукой. Очевидно, так он пытался поинтересоваться, куда мы едем, и что все это значит. Я не мог удовлетворить его любопытство, поскольку знал еще меньше, чем он. Автомобиль привез нас к высокому серому зданию, с безликими стенами и окнами, и наши сопровождающие жестами попросили нас следовать за ними.

Ночевка под кустами, а также посещение вонючих болот и увеселительные поездки в товарняке, превратили мои и без того непрезентабельные шмотки в совершенные лохмотья, а недельное игнорирование личной гигиены, настоятельно рекомендовало мне и моему спутнику избегать приличного общества. Однако, чрезмерно воспитанные люди в костюмах, будто бы и не замечали отвратительных ароматов, источаемых их новыми гостями. Эти двое привели нас к дверям одного из кабинетов, в строгом порядке расположенных вдоль непроницаемо-мрачного коридора. В кабинете нас ожидал человек, являющий собой собирательный образ всех одержимых ученых — фанатиков вместе взятых.