Зерно А - Анастасия Павлик

При моем появлении Морозов вскочил из-за стола, обошел его и уже спешил ко мне с протянутой рукой. Я немного волновалась, но рукопожатие действует на меня подобно тычку под ребра. Затем он предложил располагаться с комфортом и спросил, не желаю ли я кофе. В общем, стандартный набор.

Получасом позже, кинув мне в ноги моток спутанных обещаний-гирлянд, вежливо положив руку мне на спину, Морозов провожал меня к машине. Сомневаюсь, что он каждого клиента провожает к машине. Я, по-видимому, должна чувствовать себя особенной. Но не чувствовала.

Да, он согласился вести мое дело. Выслушав меня, он склонялся к мысли, что Деревские были наняты кем-то, и подосланы в «Темную сторону» с вполне понятной целью: разбить мою репутацию в щепки. Это в точности повторяло то, к чему склонялась я, и неприятный холодок пробежал по рукам. Оставалась самая малость – найти сему доказательства.

17

Коматозность в чем-то похожа на хлопья для завтрака со сниженной калорийностью: вы ожидаете чего-то большего, на деле – ничего особенно. Ну, почти «ничего особенного», беря во внимание тот немаловажный факт, что на моем затылке больше не было никакой дыры, мою новую устойчивость к холоду и восстановившееся зрения. По-моему, у меня также улучшилась реакция, и я стала чуточку сильнее. Что продолжало беспокоить меня, так это то, что где-то в моей черепушке, возможно, осталась пущенная Быком пуля. Но что я могу с этим поделать? Кабинет рентгена отныне был для меня запрещенной территорией. А что на счет металлоискателей? Пусть треклятые металлоискатели катятся к хренам кошачьим, решила я.

Гранин отвез меня домой. Потрясая у меня перед носом ключами от машины, он сказал, чтобы я, чуть что, звонила ему. «Чуть что» прозвучало с напором. Я заверила его, что он может рассчитывать на незапланированный расход бензина в самое неподходящее время суток. Дело, впрочем, вовсе не в авто, а в том, что сейчас во всем Пороге Гранин был единственным, кому я могла доверять. Эдуарда в расчет не берем – он в Кварталах, значит недосягаем. По крайней мере, без острой надобности я в Кварталы ни ногой.

Оставшиеся куски пиццы Гранин забрал с собой, пообещав разогреть их в микроволновке и умять на ужин.

Вечерело. В квартире было темно и тихо. На ходу выныривая из туфель, я прошла прямиком в спальню и замерла возле окна. В окнах высоток вспыхивал свет, вместе с ним – десятки наряженных елок; лампочки подмигивали всеми цветами радуги. Искрящийся в свете уличных фонарей снег придавал картине некий торжественный подтекст. Вдруг захотелось оказаться в тесном семейном кругу. Захотелось Нового года, пахнущего хвоей, бабушкиной выпечкой, папиными сигарами, ванилью, молочным шоколадом, морозцем, который приносят в дом гости, томящимся в духовке золотистым картофелем, жжеными гирляндами… Я могла продолжать и продолжать список. Но мне вспомнился случай, благодаря которому жженые гирлянды стали столь яркой ассоциацией к Новому году.

Так уж было заведено в семье Палисси, что каждый раз, когда наступало время зимних праздников, и папа приволакивал в дом елку, что-то случалось: то ли с елкой, то ли с Владом, то ли с ними обоими. Однажды отец за несколько часов до боя курантов был вынужден везти вопящего Влада в больницу с застрявшими в физиономии осколками керамического деда Мороза, на которого братец свалился в угаре веселья. К слову, на его лице до сих пор видны три маленьких шрама.

В тот Новый год все шло по накатанной схеме: мама шипела брату, чтобы он отошел от елки, угрожая папиным ремнем. Я беспечно наблюдала за разворачивающимся действом, возясь с новой куклой (которой брат буквально через пару дней скрутил голову и подкоптил руки и ноги). Дураковато хихикая и игнорируя мамины посылы, Влад крутанулся и запутался в гирляндах. Я хорошо помню этот момент, будто он запечатлен на фотографии, а сама фотография пришпилена на самом видном месте в моем мозгу. Мгновение брат балансировал на одной ноге, затем пошатнулся и тяжело рухнул вместе с елкой. Треск, мигание гирлянд, грохот разбивающих елочных игрушек. Одинокий крик мамы, выводящий всех из ступора. Все, визжа, рванули к погребенному под хвойным гигантом вопящему Владу. Это надо было видеть! Влад оказался целехонек, поэтому за мамочкиным испугом накатила ярость. Брат потом зверски долгое время не мог сидеть на заднице. Ах, старые добрые времена!

Улыбаясь воспоминаниям, я постояла еще некоторое время у окна, потом задернула штору и включила ночник.

Сколько себя помню, я всегда сплю с включенным ночником. Менялись ночники, но страхи, а вместе с ними и я, оставались прежними. У меня нет боязни темноты, меня напрягает то, что может таиться в ней. Не знаю, заклеймила я себя или нет, но иногда потусторонние гости, словно осы, чующие запах барбекю за многие километры, находят меня. Одни приходят просто посмотреть и уходят, другие становятся настоящими занозами в заднице, третьи могут напасть. Время от времени я прохожу по квартире со свечой, но жизнь полна сюрпризов. Ночник помогает сгладить сюрприз, сделать его менее, черт побери, сюрпризным.

Было начало четвертого. Переодевшись в майку и шорты, я поставила будильник на восемь вечера, залезла под одеяло, откинулась на подушку и закрыла глаза. Я отрубилась быстрее, чем Бабур Околоцветник со своим пулеметным произношением досчитал до десяти.

Я стояла под вечерним беззвездным небом. Вокруг, опрокидываясь за горизонт, было поле с черной, обожженной землей. Впрочем, на поле кое-что все же росло. Подобно каплям крови, оно было усеяно клубникой; ягоды были крупными и налитыми, в то время как кусты – высохшими, чахлыми. Я наклонилась, чтобы сорвать ягоду, но пальцы прошли сквозь нее, по руке потекло что-то теплое. Я поднесла руку к глазам. Это была кровь.

Я открыла глаза и уставилась в потолок, силясь понять, что меня разбудило. Дыхание было учащенным, на лбу выступила холодная испарина. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, когда раздался повторный звонок в дверь.

Ночник заливал стол и часть пола теплым и желтым, как масло, светом. Я глянула на часы. Без десяти восемь. Взлохмаченная и не до конца проснувшаяся, я вышла в коридор, включила свет и подошла к двери с намерением заглянуть в глазок… Черт! Я хотела проигнорировать незваного гостя, когда услышала из-за двери:

- Рита, я знаю, что вы дома.

Шумно втянув воздух сквозь зубы, я прислонилась к стене и сложила внезапно задрожавшие руки на груди. Ну разумеется, для таких, как этот тип, вшивый домофон не проблема!

Несмотря на то, что Эдуард был лучшим другом Влада, ко мне он обращался исключительно на «вы». Да, он – исключение из сложившейся традиции: друг брата, который не стал моим другом. Пожалуй, это громко сказано, поскольку я не испытывала к нему негатива. Скорее, осторожность.

Влад знал Эдуарда еще при жизни, однако проглоченное зерно вопреки всему укрепило их дружбу. Нестандартная парочка. Уезжая, Владислав традиционно просит Эдуарда присматривать за мной, а самое гнусное заключается в том, что они даже не пытаются скрыть это от меня.

Закладываюсь на что угодно, что я уже знала причину его визита.

- Вообще-то я отдыхала. Вы меня разбудили. – Я не погрешила против истины.

- Обещаю, я ненадолго.

Как пить дать, Эдуард улыбался. Он любил улыбаться и говорить одновременно. Нет, это не работа на публику, а привычка не терять лица даже перед самим собой. Кто я такая, чтобы осуждать его за это?

- Я не в настроении принимать гостей.

- И все же настоятельно рекомендую впустить меня. Ваши соседи скоро начнут интересоваться источником шума.

- Значит, уважаемый источник шума, уходите, пока не поздно.

- Мне надо с вами поговорить.

- А мне – выспаться.

- Хотите вы этого или нет, так или иначе, я войду в эту дверь.

Этим он добился должного эффекта. Зная, что его слова никогда не расходятся с поступками, я провернула ключ в замке и, приоткрыв дверь на длину цепочки, выглянула в подъезд. Красив как полубог, ни дать, ни взять, промелькнуло в голове.

Эдуард заискивающе улыбнулся, и мои челюсти сиюминутно свело в спазме, будто я выпила лимонный сок. Он надавил на дверь – совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы порвать цепочку, будь на это его воля. Я была вынуждена сдаться и, хмурясь, отступила в глубину коридора. В чистой одежде, но с грязными мыслями, один из самых влиятельных коматозников города вырос на пороге моего дома.

Человеку требуется тридцать секунд, чтобы составить представление о собеседнике, и пять лет, чтобы рассеять первое впечатление. И это представление почти полностью основано на том, как человек одет. Я познакомилась с Эдуардом около пяти назад, но представление до сих пор не рассеялось. Не сказать, что оно было составлено целиком в пользу Эдуарда.

Я сфокусировала взгляд, и поняла, что нас разделяют уже не пара-тройка метров, а сантиметры. Вобравшее холод коричневое пальто коснулось моих голых ног, по коже побежали мурашки. Эдуард наклонился и коснулся губами моего лба. Я стояла как вкопанная, от потрясения разучившись дышать и даже не обращая внимания на зуд в носе, будто туда сыпанули перца. По молчаливому согласию все это время мы держались на расстоянии вытянутой руки. А сейчас, впервые за пять лет нашего знакомства, я вдруг чувствовала его дыхание у себя на лице, а сквозь тонкую майку – исходящий от него холод. Тонкую трикотажную майку. Захотелось ссутулиться и прикрыть грудь руками. Но я не сделала этого – все мысли были вытеснены осознанием того, почему он дотронулся до меня. И вмиг момент потерял всю удивительность и новизну.