Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион - Данил Корецкий

— Валите отсюда, клоуны, нам лошадей не надо!

Рыба достал цепь, потряс смеха ради. Вампирыч, выпрямившись на все свои 187, оскалился и, выставив клыки, шел на местных, будто не замечая. Пацаны стушевались, расступились. Один замешкался и не успел увернуться, Вампирыч дал ему «быка», сбил наземь и произнес замогильным голосом:

— Валите на х…!

Подростков вмиг сдуло.

Айва первый спустился в чашу. На низкой металлической дверце, врезанной в постамент с пионером, висел замок. Айва расстроился.

— Так ты же говорил…

— Все нормально, — сказал Рыба. — Ловкость ног и чудеса черной магии.

Он врезал по замку ботинком.

— Изыдите, ёб…е чары!

Замок упал. Рыба еще вчера подпилил его и зафиксировал щепкой, чтобы держался. Хотел, дурак, целое представление устроить — для Пули, конечно, — но сейчас настроение пропало.

Крутая лестница, тринадцать ступеней. Рыба шел впереди, светил фонариком. Внизу подвал, бетонная шкатулка. Две вертикальные трубы по центру. Верхняя их часть упирается в потолок, нижняя изгибается у самого пола и уходит в низкий коридор к противоположной от входа стене. Между трубами — два электромотора, привинченные к каким-то прогнившим доскам. И справа вдоль стены несколько труб рядышком, как длинная садовая скамейка.

— Вход в подземную страну Урбанию, — сказал Рыба, пнув ногой мотор. — Чем хуже Донского кладбища, а?

Пуля посмотрела на него, тихо выдохнула, будто сказала «а-а». Есть у нее такая привычка.

— Ой, мальчики, круто!

Без особого воодушевления, показалось Рыбе. Зато она наконец отлипла от Вампирыча. Ходила, трогала пальцами сырые стены, будто жить здесь собралась. Или, наоборот, помирать. Рыба светил ей из-за спины.

— Круто, — повторила она.

— Так ты на Донском была? — спросил Вампирыч.

— Не-а. На Введенское ездила, это ближе. Готов и химозников там как собак нерезаных. Сидят, воют на луну. В хорошую ночь не протолкнуться.

Все рассмеялись.

— Зато у нас — красота! Нижний пентхауз с видом на преисподнюю!

«У нас». Это Вампирыч сказал. Который здесь, под фонтаном, первый раз, а всего по общему счету это у него только пятая «закидка».

Рыба нахмурился.

— Ладно. Давайте за дело. Айва, положи вон ту фанерку на трубы и накрой газетами…

Сам он достал четыре толстые свечи, расставил на полу, зажег. Вампирыч достал из сумки вино, откупорил бутылку.

— Опять «Кадарка» молдаванская? — спросил Рыба.

— Портвейн, — обиделся Айва. — Массандра.

Вампирыч посветил на этикетку. Отпил.

— Норм. Баюшки.

Пуля осталась стоять там, у моторов. Сложила руки за спиной, будто у школьной доски, прижалась к стене, смотрит выжидательно. Под расстегнутой курткой у нее висит анкх.[30] Это стильно, особенно после «Голода», где вампир мочил заточенным анкхом всех подряд.

Среди готесс, готок, галок, как их еще называют, там тоже попадаются симпатичные девчонки, как это ни странно. Да. Пуля была одной из них. Еще одно редкое в готической среде качество — мозги. Или хотя бы подобие мозгов. Рыба с ней на одном потоке учится, у них каждый семестр рейтинг успеваемости составляют. Так вот, Пуля ниже первой тройки никогда не опускалась. И это ведь не какой-нибудь там факультет интерьерного дизайна, это градостроительство, здесь в первый же год полсотни человек отсеялось…

Хотя с другой стороны — о каких мозгах речь, когда девчонка спустилась в темный подвал с тремя парнями в черном, один с накладными клыками, — то ли готами, то ли сатанистами, то ли черт знает с кем?.. Зачем, спрашивается? На «групповуху» нарваться? Хотя… Ну, спустилась. Ладно, Рыба хорошо понимал, почему спустилась. А что ей еще делать? На Введенском кладбище хороводы водить со всякими идиотами? Или сидеть дома, к завтрашней лабе готовиться? Кстати, лаба… Рыба готов был руку дать на отсечение, что завтра Пуля свою лабу сдаст одной из первых, и вопросов к ней не будет. Но как это у нее получается, он, хоть убей, не понимал.

— Начинаем обряд посвящения! — прежним замогильным голосом объявил Вампирыч. — Посвящается в диггеры раба необученная Пуля…

— Вначале расскажите, мальчики, что я должна делать, — сказала она. — На Введенском землю могильную дают есть, кровь с кровью мешают, черную кошку душат, пентаграммы всякие рисуют… Мне это не нравится…

— Должна расчленяться на кусочки, — вздохнул Айва.

Рыба дал ему подзатыльник.

— У нас таких глупостей нет, — сказал он. — Никаких пентаграмм, никаких заклинаний, и черных кошек мы не душим. Это — для придурков. Если очень хочешь, могу диггерские стихи тебе прочесть.

Пуля покачала головой. Она не очень хотела.

— Мы не готы в обычном понимании. То есть когда-то были готы, но это скоро задрало. Они только наряжаются, кропают депрессивные стихи и соревнуются, кто из них несчастней…

Айва принял последнее на свой счет, пробормотал: «Блин, опять начинается…»

— Ну а кто вы сейчас? — спросила Пуля.

— Мы — диггер-готы! Подземные готы! — встрял Вампирыч. — Или просто — диггеры! Мы ходим под землей!

— Ходите, ага, — улыбнулась Пуля. — Как по Тверской? Туда-сюда?

Вампирыч куртуазно блеснул накладными клыками и снова приложился к бутылке.

— Ты что! Мы ищем вход в преисподнюю…

— В таких нарядах? — Пуля хихикнула.

Вампирыч сразу заткнулся. Сегодня их одежда явно не подходила для «закидки».

— Не смейся, — строго сказал Рыба. — Альпинисты тоже ходят в горы, но это ты прогулкой по Тверской не называешь? Подземелья — те же горы, только вывернутые наизнанку. Это дикий мир, да еще без света, воздуха, простора… И он действительно ближе к…

Рыба замолчал и показал пальцем вниз.

— В общем, если хочешь, мы тебя примем в наш союз. Ты будешь одна из нас.

— Вместе будем по говну бродить, — печально проговорил Айва. — Готовь спецодежду.

Пуля молчала, видно, представляя преимущества присоединения к диггер-готам.

— Ты шутишь?

— Какие тут шутки, — сказал Рыба. — Айва прав. Основные ходы по канализации. Без говна тут никак не обойдешься. Москва съедает миллионы тонн продуктов, а отходы сбрасывает сюда. Сразу имей в виду.

Пуля скривилась. И с некоторой опаской спросила:

— Да, перспектива не радует. А как вы меня будете посвящать?

— О-о-о! — Вампирыч многозначительно подкатил глаза. Белки блеснули в тусклом свете свечей. — Есть очень приятный и красивый обряд. Он называется «ложе любви»…

— Да никак, — недовольно перебил его Рыба. — Потянем кровянки массандровской, выкурим по сигарете. А потом «закинемся» недалеко, по сухому…

Он показал на коридор, куда уходили трубы.

— А что там? Страна Урбания? — девушка улыбнулась.

— Коллектор. Выход на теплотрассу.

— И вы там были уже? — Пуля взяла двумя руками протянутую бутылку, немного отпила из горлышка.

— Я был, — сказал Рыба. — Но далеко не ходил, разведал немного. Там, где сухо.

Они уселись на застеленные газетами пыльные трубы. Бутылка пошла по кругу.

— В некоторых союзах девушек принимают после этого самого, — многозначительно изрек Вампирыч. — Кровать устраивают и испытывают…

— Дурак! — сказала Пуля, но без особого возмущения. Когда вино вернулось к ней, она только пригубила и передала Айве. А он, видно, в тот момент мысленно ее, Пулю, расчленял, или стихи свои поганые сочинял в уме, или у него просто руки кривые. Короче, бутылку он выронил, та звякнула и покатилась в сторону коридора, оставляя за собой темную дорожку.

— Б…дь!! — заорал Вампирыч и замахал руками, но бутылку, конечно же, не поймал.

Она еще раз дзынькнула где-то в темноте. Прибыла на место, значит. Рыба пнул Айву ногой, и тот поскакал на четвереньках спасать то, что еще можно было спасти.

— А вот все-таки не раскололась, интересно, — сказала Пуля, чтобы как-то замять неловкую паузу.

— Толку-то, — хмуро сказал Вампирыч. — Все равно все разлилось…

— А почему вы его Айвой зовете? — спросила она. — Это его готское прозвище такое?

— По-готски он Кассиус, — сказал Рыба. — Я в припадке бился, когда узнал. Ну какой он на хрен Кассиус? Он стих когда-то сочинил про то, как хочет умереть. На английском. «I wanna die» называется. Айванадай, айванадай, и так тридцать четыре раза. Ну а мы его для краткости просто Айвой зовем…

— А ты? — Пуля посмотрела на Рыбу. — Почему ты Рыба, а не какой-нибудь…

Ее прервал вопль Айвы:

— Народ! Свет, срочно! Я тут нашел что-то!

Они вскочили. Лучи фонарей выхватили из темноты тощий готский зад Айвы, копошащегося под одним из электромоторов.

— Что там у тебя?

Айва сел, держа в руках какой-то пухлый сверток.

— Вот, там лежал… Бутылка за мотор закатилась, я не смог сразу найти, шарил-шарил… А там что-то мягкое, я и не понял сразу.