Свободный охотник - Виктор Степанычев

– Как же, выстрелите! – пробурчал под нос Станислав. – Вас тогда лично президент в нехорошую позу поставит… Я сейчас ценный кадр, туз козырный. Меня беречь надо! Вот после суда…

Он поднялся со скамьи, вытянул руки перед собой и шагнул к открытой двери фургона.

Глава 14

Живи, умри, воскресни!

На удивление, слова Гордеева о том, что он ценный кадр и что его надо беречь, подтвердились в полной мере. Инцидент с охранниками остался без последствий, если не считать того момента, когда Гора по выходе из фургона повалили на землю и малость помяли. Правда, немедленно последовала команда «Отставить!», после которой его подняли и едва не на руках доставили в камеру.

Не случилось никаких гадостей и со стороны Муагаба. Вряд ли генерал был из тех людей, кто прощает, подставляет правую щеку после того, как ударили по левой, однако и момент для мести был неудобный, да и что он мог сейчас сделать. Запугать? Только чем? Пообещать, что Стаса не казнят? Лишь откровенный дебил поверит этому сладкому обещанию. И вообще, заниматься сейчас Гордеевым для министра – только время терять. Даже приказ на то, чтобы его хорошенько обработали в пыточной, и то отдать нельзя, на суде Станислав должен выглядеть красавцем писаным, ромашкой несмятой. Чтобы потом средства массовой информации подтвердили, что обходились с убивцем гуманно, хотя и приговор вынесли справедливый. И та миленькая брюнеточка, чье лицо показалось Стасу знакомым, сообщит об этом в новостях, которые ему уже не слушать…

«Стоп! – скомандовал сам себе Гордеев. – Что я сейчас произнес?..»

Он лежал на нарах, глядя на крохотное окошко под потолком.

Стасу не спалось в эту ночь, и он все выглядывал, когда придет рассвет и черный зарешеченный квадрат станет светлым.

«Миленькая брюнеточка… А если бы она была блондинкой. Миленькой блондинкой? – напрягся Станислав. – Где и от кого я это слышал? Именно блондинка, а не брюнетка. Кажется, это Форман произнес в столовой в замке под Нанси, логове „гвардейцев“. И сказал это он по поводу интересной блондинки, прибывшей с подругой на усиление группы Мигеля. А ведь эта журналисточка точно та девица, только в черном парике. Ошибки быть не может. Выходит, что „Синдикат“ меня не вычеркнул из списков? Неужели готовится акция по моему освобождению?»

Взволнованный Станислав резко поднялся и сел на нарах.

«Но как они собираются меня вытаскивать? Непонятно. И хотя бы какой-то знак подали, чтобы поддержать меня. Или эта „журналистка“ – элементарная подстраховка? Стоит мне заикнуться на процессе о „Синдикате“, тут мой жизненный путь и закончится. Как? Да как угодно. И не стоит уповать на то, что журналистскую братию обыскивают перед тем, как запустить в зал суда. Спрятать холодное или огнестрельное оружие в аппаратуру – камеру или даже микрофон, труда не составит.

Есть еще и третий вариант. Засветились, обнадежили… и ничего не сделали. Это чтобы я не терял присутствия духа и случайно не раскололся. А когда пойму, что меня элементарно развели, – поздно будет. Ладно, завтра все встанет на свои места. А теперь спать! Один из постулатов курса выживания: отдых – это тоже твое оружие».

Грядущее утро не принесло ничего нового за исключением того, что охрана Гордеева была усилена. Уже не четыре, а шесть конвоиров сопровождали его в суд. Причем двое были в бронежилетах и с «узи» на изготовку. А в паре с фургоном двигался джип, набитый под завязку серьезными черными парнями с оружием. Уважают, значит! И даже в зале суда со Стаса не сняли наручники.

Судебное заседание продолжалось недолго. Никаких «последних слов» подсудимого, речи адвоката… Военно-полевой суд! Судья лишь зачитал приговор. Скупые надежды на относительно благополучный исход таяли с каждой перевернутой страницей. Виновен… виновен… виновен… И как итог: исключительная мера наказания через повешение. Приговор привести в исполнение в течение трех суток.

Станислав выслушал вердикт суда молча. Он несколько раз обшаривал глазами зал в поисках миленькой «блондинки-брюнетки» из «Синдиката». Увы, она отсутствовала на заседании, не было видно и ее патлатого оператора. Похоже, варианты спасения коллеги или его «гашения» отпадали. По всему выходило, Стаса-Алана просто-напросто обнадежили, дали понять, что о нем не забыли, проконтролировали, что не сболтнул лишнего, – и адью, мон шер ами мсье Антуан Пэре. «И никто не узнает, где могилка твоя…»

По окончании читки приговора Гордеева в окружении охраны вывели из зала суда. На этот раз его не вернули в камеру в ведомство Муагаба. Транспорт был тот же, черный фургон, а вот конвоиры сменились. Теперь Стаса охраняли не люди в штатском, а крепкие ребята в армейском камуфляже. Передача осужденного состоялась в здании суда.

К месту последнего обитания везли Гордеева долго, не менее часа. Это значило, что тюрьма для смертников находится не в городе. Наконец «воронок» остановился, а через некоторое время распахнулась дверь. Стасу помогли выбраться из фургона и спуститься по лесенке на землю.

Он огляделся по сторонам и понял, что находится не в учреждении пенитенциарного, то бишь тюремного типа, а на самой настоящей военной базе. Казармы, плац, парк боевой техники за колючей проволокой – знакомый пейзаж не давал усомниться, что это именно армейское расположение, а не что-то иное. Да и встречали конвой с осужденным два десятка бравых коммандос с «М-16» на изготовку. Почему приговоренного к смертной казни привезли к военным, для Гордеева оставалось загадкой.

Правда, долго раздумывать и глазеть по сторонам ему не дали.

Последовала команда, и Станислава повели под охраной многочисленного конвоя к бетонному ангару, расположенному в стороне от казарм и парка, у скалистого склона горы. Даже непосвященному по толщине стен можно было догадаться, что в этом сооружении можно укрыться не только от обычной бомбежки или артобстрела, но и в случае начала ядерной войны. Ну а часовые на входе и на вышках по периметру, бронетранспортер у входа, разнесенные в стороны два ДОТа с круговым сектором обстрела, массивные бронированные автоматические ворота давали понять, что войти в ангар или выйти из него без соответствующего на то разрешения является большой, если не сказать – неразрешимой, проблемой.

Гордеева завели внутрь ангара и конвоировали по длинному лабиринту коридоров. По ощущениям, сам ангар был лишь видимой частью фортификационного сооружения. Похоже, помещения уходили в глубь горы на десятки, если не на сотни метров. Наконец Станислава доставили к бронированной двери со штурвалом-засовом, открыли ее и провели в камеру.

Его новое жилище представляло собой куб размером примерно три на три метра с такой же высотой потолков. Из интерьера и меблировки: голые бетонные стены, грубые деревянные нары, точнее – настил на вмурованном в пол каркасе из труб, фонарь под потолком, там же – вентиляционное отверстие.

Его оставили стоять посередине камеры. Наручники не сняли.

Дверь, не скрипнув, мягко захлопнулась, почти неслышно задвинулись в пазы штыри засова. А это что за щелчок? Похоже, дверь, помимо механического устройства, запирается еще и автоматикой.

«Н-да, надежно меня упрятали, – констатировал про себя Гордеев. – Почти что в сейф. Да не все ли равно, где прожить последние три дня, хотя и этот срок не обязателен. В приговоре сказано: привести в исполнение в течение трех дней. Так что можно ждать казни и сегодня, и завтра, и послезавтра…»

Стас подошел к нарам и опустился на грубые необструганные доски. На него неожиданно накатила страшная усталость. Несмотря на то что он сегодня физически не напрягался, даже не делал утреннюю зарядку, все мышцы тела ныли, словно он разгрузил «КамАЗ» с мешками с цементом. Крутило и суставы, что с ним никогда раньше не случалось. Зато голова была пуста.

Ни единой мысли, ни желания… Казалось, стукни по черепу, и он загудит, как церковный колокол.

Гордеев растянулся на нарах и беспомощно замер, не в силах даже пошевелиться. Хотя в камере было совсем не холодно, его вдруг стало трясти в ознобе. Стас скорчился, пытаясь согреться, но ничего не помогало. Он понимал, что впал в подобное плачевное состояние из-за нервного стресса. Его психика не выдержала напряжения последних дней.

Дрожь сотрясала тело все сильнее и сильнее, зуб не попадал на зуб. Сознание Станислава неожиданно стало меркнуть. Он попытался тряхнуть головой, чтобы отвести морок, однако не смог этого сделать. Тело не подчинялось ему. Свет в глазах резко померк, мозг отключился…

Сколько времени он находился в обмороке – секунды, часы, сутки, Гор не знал. Пробуждение было не столько тяжелым, сколько тягучим, словно он приходил в себя после глубокого и нездорового сна. Веки с трудом шевельнулись, разлепились, немного приоткрылись, и зрачки поймали расплывчатую светящуюся точку. Только через минуту, не меньше, Стас смог сфокусировать глаза на тусклом фонаре под потолком. А потом он попытался шевельнуться. На удивление, мускулы и суставы уже не ныли, хотя ощущение крайней усталости полностью не ушло. Станислав аккуратно пошевелил рукой, потом ногой. Вроде подчиняются…