Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— Там, дальше, есть бухта. А на берегу — таверны для моряков и воинов, собирающихся для набегов. Подойдет любая. Там…

— Дымно, шумно и неуютно, — кисло закончила за него предложение царевна. — Длинные обеденные залы, по которым гуляют сквозняки и пьяные отряги, и тесные холодные клоповьи питомники под полусгнившей соломенной крышей.

Возражений со стороны чародея не последовало, и Сенька поняла, что ее догадка попала в цель.

— Отчего бы нам сразу не завалиться в гости к этому твоему конунгу, уважаемый Адалет? — не упуская выпавшей из замерзших рук мага инициативы, проворно сделала она следующий шаг к вожделенному теплу и комфорту. — Ведь не ради удовольствия мы сюда в такую холодрызь приперлись — по делу международной важности. Вот и убьем двух зайцев одним стулом, как любил говаривать Шарлемань Семнадцатый. И отдохнем по-человечески, и о деле по-быстрому поговорим. Не знаю, как вы, а я чем скорее окажусь в Шатт-аль-Шейхе, тем лучше.

Если бы Иванушка мог говорить без риска откусить себе при этом язык, он бы наверняка добавил что-нибудь уместное и познавательное о требованиях протокола, придворном этикете и официальных рабочих визитах. Но, не переставая выстукивать зубами нечто подозрительно похожее на «калинку-малинку», он только энергично закивал и с надеждой устремил вопросительный взор на волшебника.

— И на персональную печку на постоялом дворе вряд ли приходится рассчитывать, я так полагаю, — хмуро внес свою лепту Масдай и зябко поежился всеми ворсинками.

— Вообще-то, я собирался сперва узнать новости, оценить расстановку сил, в спокойной обстановке обдумать стратегию, выработать тактику… — чувствуя, что остался в абсолютном меньшинстве, брюзгливо заговорил Адалет, нервно теребя посох такими же белыми от холода и почти незаметными на фоне кости пальцами.

— Вот! Сразу видно — мудрый человек! Знает, что надо делать! — радостно воскликнула Серафима, не дожидаясь окончания тирады, и весело похлопала по ощетинившейся холодными ворсинками спине Масдая: — Ищи дворец!

— И как он выглядит? — завис на ветру ковер, не иначе, недоуменно разглядывая хаотично раскинувшуюся внизу приземистую одноэтажную архитектуру.

— Увидишь вместо бревенчатого сарая каменный — считай, что нашел, — хмыкнула царевна. — Если это окажется шикарный дворец — то сарай двухэтажный.

Дворец оказался не просто шикарным — он был ослепительно роскошным.

Три этажа выдолбленного из окрестных скал камня, увенчанные двускатной крышей из красной черепицы, рожденной, без сомнения, в Шантони, надменно возвышались над прильнувшим к закоченевшей земле деревянно-соломенным городом. Но на этом различия между резиденцией гордого конунга и обиталищами простых воинов и рыбаков заканчивались, ибо, судя по всему, построены они были одним и тем же зодчим, из всего учебника по градостроительству прочитавшего лишь одну главу, с серьезным и емким названием «Амбары».

Игнорируя изумленные выклики, задранные головы и открытые рты припозднившихся прохожих на утопающих в грязи запутанных улочках Хольмстадта, путешественники придирчиво и не спеша облетели дворец вокруг, то ли любуясь архитектурными изысками[15], то ли отыскивая вход.

Вход нашелся в дальнем торце здания, и был обустроен с присущей правителям Отрягии шиком — сбитые из досок корявые щиты были щедро, но беспорядочно накиданы в грязь, дабы монаршьи гости совершенно бесплатно могли поупражняться в ловкости и внимании, перепрыгивая со щита на щит и перескакивая через проломленные их секции[16].

Двери и ставни на окнах пышного палаццо конунга Гуннара — добротные, высокие, двустворчатые — были плотно закрыты: май в Лукоморье и май в Отрягии были подобны фотоснимку и его негативу.

Сначала Адалет, не мудрствуя лукаво, хотел спешиться и постучать, следуя всем правилам дворцовой этики, но пара быстрых убежденных шепотков со стороны злопамятной царевны, горячо поддержанные Масдаем и даже не осужденные Иванушкой[17] — и планы его резко изменились.

Резко изменились и дворцовые двери.

Во вспышке алого света, ослепившей неосторожных зевак в радиусе ста метров, трофейные доски дрогнули, окрасились на короткие секунды багрянцем, и медленно осыпались на порог ровным валом светло-красного порошка.

Не давая свидетелям опомниться, ковер ринулся вперед, разметая розовые клубы по сторонам, вихрем ворвался в зал приемов, он же обеденный, он же гостиная, и понесся, как было условлено, над рядами столов с остатками гостей и вечернего пиршества прямо в противоположный конец, где на помосте гордо возвышался покрытый толстым слоем позолоты трон с высокой спинкой, потертыми бархатными подлокотниками и прикрытым лохматой шкурой сиденьем.

Он пустовал.

Судя по тому, что престол был покрыт не только раскатанным в листики драгметаллом, но и сопоставимым по толщине слоем пыли, простаивало рабочее место монарха уже довольно долго.

Справа и слева от покинутого самодержцем стула располагались два похожих, но без позолоты и бархата. Занимающие их личности в настоящее время стояли перед ними в позах пловцов, ожидающих сигнала стартового пистолета. Вытаращенные глаза размерами вполне могли посоперничать с защитными очками.

Сенька с яростным весельем ткнула локтем чародея в бок: «Так им! Так им! Я же говорила!..»

Ободренный почином и начинающий получать удовольствие от процесса вдохновенный кудесник грозно потряс над головой посохом, озарив полутемный холл зловещей игрой красных и черных огней и, голосом, немало усиленным магией, сурово проревел:

— Где эта малодушная пародия на правителя Отрягии, я вас спрашиваю?!

— Где эта… кто?.. — выдавил, дыхнув амбре несвежего пива и нарушив потрясенное молчание зала, юноша лет семнадцати справа от незанятого символа конунгской власти.

— Гуннар где, мальчик? — недовольный тем, что изысканная фигура его речи осталась неоцененной, сбавил тон и брюзгливо пояснил Адалет.

— Я не мальчик! Я — Олаф, сын конунга! — вызывающе выпятил нижнюю губу и грудь огненноволосый юнец.

С губой от такого упражнения ничего особенного не произошло, а вот кольчуга на мощных телесах наследника престола жалобно скрежетнула и обреченно поехала по швам, игриво стреляя по сторонам разошедшимися колечками.

— Говорил же я — мала она… — мгновенно сдулся и пристыженно втянул голову в плечи юноша одновременно с полным горечи и болезненной укоризны восклицанием более старшего товарища слева от простаивающего трона:

— Как ты мог!.. В этой кольчуге наш прадед загнал обратно в горы великанов! Наш дед сражался три дня и три ночи с морскими выползнями! Твой отец в кровавом поединке одолел…