Сквозь Лица На Время (СИ) - Эмили Гунн

растерянно спрашиваю у всех сразу, оттого что боюсь не удержать мальца.

— Но чтобы при этом всё еще дышал? — хмыкает Джейзен, вводя препарат в хилое тельце серой лабораторной мышки.

Белых у нас нет, потому что их пришлось бы покупать, оформляя официальные документы как на питомцев. Им Тазрны из Департамента Охраны флоры и фауны еще и коды на коже выбили бы для отслеживания. Скрупулёзные параноики!

Ну что можно сделать с подопытной живностью? Подумаешь, Джейзен непреднамеренно превратил однажды трех жаб в зубастое подобие прыгучих крокодилов. Но стимуляция магическим кальцинатом, конечно, была тут же приостановлена. Не армию же он из них готовил!

— Давай мне, — забирает Сенемда малыша у меня из рук. — Вот так, видишь, полулежа ей будет удобнее есть, — подносит она бутылочку с детским питанием к довольно причмокивающим губкам.

— Это девочка? — спрашивает Джи, с внезапным любопытством. — Ну конечно! В этих ребятах слишком много тестостерона! — оживленно тычет он в мышь. — А я-то всё думал, почему Тазрны набрали в одну коробку флаконы с разными наименованиями Ж. Н./М и Ж. Н./Ж. Они же слишком педантичны, чтобы перемешать как попало! Оказывается, там были для мужских и женских особей.

— Новых я вылавливать не пойду, — выставляет Алькет перед собой ладони. — На меня и так уже бездомные в подземных клоаках посматривают как на конкурента.

— Не знала, что на улицах всё еще остались нищие, — удивленно оглядываюсь на Ала. — Разве их не забрали в общежития? Помнится, последних обеспечили жильем еще в две тысяча… — хочу назвать год, но осекаюсь.

Поздно.

На меня уже направлен пристальный взгляд всезнайки и понимайки Джи:

— Весёлые были годочки, да, Фифи? А чем ты промышляла в то время? — спрашивает он, доставая новую пищащую зверюшку из клетки. — Ал, твоим бездомным повезло. Сегодня к ним не идешь. У нас самочка тоже имеется.

Не люблю акцентировать внимание на своём долгожительстве. Чувствую себя доисторической рухлядью и в придачу получеловеком рядом с живыми и задорными друзьями.

— Им выдали крошечные апартаменты за чертой города, — рассказывает Алькет о нищенствующих жителях города. — Обязали работать. Но третьесортные профессии и дисциплина свободолюбивым бродягам не понравились, — разводит он руками. — В приютах же кормили бесплатно. Так что строить новую жизнь на мизерную зарплату и в поте лица согласились многие, но не все.

— И чем они занимаются сейчас? Те, кто вернулись в город? — хмурится Сенемда, перекладывая кроху в бывшую коляску Миэля, которую мы временно используем как кроватку.

Надеюсь, что временно! Потому что я мозг сломала, придумывая, как вернуть бедняжку несчастной матери! Она, наверное, с ума сейчас сходит, не зная, где ее ребенок.

М-да, учудила подруга…

Ал рассказывает об образе жизни несчастных попрошаек с улиц, но я уже не вслушиваюсь.

Образ матери, разлученной с дочерью, неминуемо, переносит меня мыслями в далекое прошлое.

Туда, где я через много лет увидела единственную, любившую меня кристально чистой любовью. Материнской, незамутненной зависимостью, переменчивыми страстями, надуманными принципами… ничем.

Илиск вернул меня к маме перед самой её кончиной. Он успел подарить нам с ней те незабываемо-счастливые дни, проведенные вместе. И это то, за что я буду благодарна ему вовек. Несмотря на всю тоску моей вечности, загубленной в безвылазном одиночестве.

Наверно, это тот самый вид женской благодарности, когда сознание навязчиво идеализирует своего спасителя. Даже если после он поступает неправильно или безосновательно жестко.

Хотя, знаете, не всё было так печально. Временами выпадали и деньки, приправленные задоринкой и пряной перчинкой!

Дикий Запад. Вторая половина ХlХ века.

Вы поверите, если я скажу, что, в действительности, то был один из самых спокойных и благопристойных периодов америгонской реальности? А ведь так оно и было!

По меньшей мере, в тихом городке, где довелось обосноваться мне, даже воздух казался сварливым и надутым от ханжеских норм. Когда я только добралась до него, городок не произвел на меня никакого впечатления. Разве что тотчас же захлестнул своей угрюмой скукой.

Но потом!

* * *

Пыльная улица. Деревянные постройки.

Салун.

Место, куда я отправилась в первую очередь, едва доскакав с сопровождающей меня охраной до захудалого городка на окраине.

Потасканный зал, где клубы дыма смешиваются с запахом мокрой конской шерсти и вонью кожи самих завсегдатаев. Стоит переступить порог подобного заведения, как начинается незамедлительное погружение в атмосферу беспокойства, напряжения и ожидания.

И нет, это не вам страшно. Ведь, если вы отважились заглянуть в это днище человеческой сущности, значит, у вас за спиной четверо амбалов, готовых за вас в огонь и воду. Среди них два мулата и метис индейца и сбежавшей с ним ирландки, которых я выкупили из рабства, тут же подарив свободу. И мои парни, естественно, вооружены до зубов.

Отмечу, что местный закон строго запрещал ношение огнестрела простым работникам и ковбоям, что бы ни показывали нам современные кубы-визуализаторы.

Таким образом, моя охрана во главе со мной чуть ли не самые сомнительные посетителив в этом дешевой заведении. А всё потому, что на чужаков правила города не распространялись. И не было для нас запрета на ношение оружия.

Итак, боятся тут сейчас меня. А не я этих грубых пьянчуг, засевших здесь с колодами карт, чтобы не тащиться домой. Уверена, там их дожидаются недовольные жены с мётлами на изготовку.

— Неженкам здесь не место! — выкрикивает вдруг кривозубый тип, стукнув металлической кружкой о деревянную столешницу бара.

— А где ты видишь неженку? — отвечаю, доставая припрятанный в декольте документ.

Дальше немая сцена.

Я молча протягиваю бумагу владельцу бара. Бывшему владельцу. Он с ужасом смотрит на текст, печать, потом снова на меня.

Ах. приверженцы патриархальных устоев выглядят такими побитыми, когда их переигрывает девушка!

— Это невозможно. Покупатель не может быть женщиной! — вскрикивает он как ужаленный, поняв, что всё же продал свой салун мне. — У приличных леди нет права на владение собственностью.

— У леди — нет. А у хозяйки борделя — есть, наверняка, — флегматично заявляет высокий блондин у дальнего столика, отсалютовав мне шляпой. И сверкнув зеленью до боли знакомых глаз…

Гляжу на это своё притягательное фиаско, скучающе отхлёбывающее пенящееся пойло из кружки, и с досадой прикусываю губу.

Я с таким трудоёмким коварством плела паутину, позволившую мне заполучить недвижимость в этом захолустье! А теперь вновь придется все бросать и бежать?? Ну уж нет, достопочтенный миздер Илиск, никуда я отсюда не тронусь!

На этот раз придется убраться тебе, чертов ты нечаянный преследователь! Так что можешь проваливать уже сейчас, сверкая копытцами… коня.

Пропитываюсь злостью чуть было не рухнувших надежд на благоустроенность и заставляю себя посмотреть в роковые глаза