Уплыть за закат - Роберт Хайнлайн

В конце квартала мы перешли на восточную сторону бульвара и двинулись дальше. Перед третьим домом от угла Брайни остановился.

– Мне нравится этот, Мо. Счастливый дом, похоже. А тебе?

Дом был похож на все остальные: большой, комфортабельный, красивый и дорогой. Разве что не такой привлекательный, как другие, наверно, необитаемый – веранда пустая и шторы задернуты. Но я старалась по возможности соглашаться с мужем, а дом не виноват, что в нем никто не живет. Если это так.

– Да, этот дом мог бы стать счастливым, живи в нем подходящие люди.

– Например, мы?

– Например, мы.

Брайан пошел по дорожке к дому.

– Кажется, дома никого нет. Посмотрим – а вдруг они не заперли дверь?

Или окно?

– Брайан!

– Тихо, женщина.

Волей-неволей я последовала за ним по дорожке, чувствуя, что миссис Гранди всего квартала смотрят на меня из-за штор. (Впоследствии оказалось, что так оно и было.) Брайан подергал дверь.

– Заперто. Ну-ка, попробуем этим. – Он полез в карман и достал ключ, отпер дверь и распахнул ее передо мной.

Я вошла, вконец напуганная, но внутри немного успокоилась: голые полы и гулкое эхо доказывали, что дом пуст.

– Брайан, что происходит? Не дразни меня, пожалуйста.

– Я не дразню, Мо. Если дом тебе нравится, то это запоздалый свадебный подарок невесте от жениха. А не нравится – я его продам.

Я нарушила одно из своих правил и расплакалась при нем.

Глава 8

СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ БОГЕМЫ

Брайан обнял меня и потрепал по спине.

– Хватит заливаться. Не выношу женских слез. Они меня раздражают.

Я перестала плакать, прижалась к нему покрепче и широко раскрыла глаза.

– Вот это да! Специальный воскресный выпуск. – Брайан утверждал, что церковь пробуждает в нем только одно чувство, а именно похоть, потому что он никогда не слушает службу, а только думает о праматери Еве, которая, по его мнению, была рыжая.

Излишне говорить, что церковь действовала так же и на меня. Каждое воскресенье после церкви мы, уложив детишек спать, устраивали себе "утренник".

– Нну-у, миледи. Разве вы не желаете сначала осмотреть дом?

– А я тебе ничего и не предлагаю. Я бы здесь не осмелилась. Вдруг войдет кто-нибудь.

– Никто не войдет. Ты разве не заметила, что я запер дверь на засов?

Морин… мне сдается, ты не веришь, что я дарю тебе этот дом.

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Мой муж, если ты скажешь, что солнце встает на западе, я поверю тебе. Но могу не понять. Вот и сейчас не понимаю.

– Тогда объясню. На самом деле я не могу подарить тебе этот дом, потому что он и так твой. Это ты за него заплатила. Мне он принадлежит чисто формально. На той неделе мы это изменим и перепишем его на тебя. В нашем штате замужняя женщина может владеть недвижимостью, если в документе оговорено, что она замужем, и если муж отказывается от права на владение.

Последнее – просто формальность. А теперь о том, как ты его купила.

Купила я его, лежа на спине и "выбивая чеки". На первый взнос пошли деньги, которые Брайан скопил в армии, и еще взял в долг у своих родителей. Взнос получился солидный, и Брайан взял две ипотечные ссуды: одну из обычных шести процентов, вторую из восьми с половиной. Дом в ту пору снимали жильцы; Брайан оставил их и использовал арендную плату для расчета по ипотекам.

Говардской премией на Нэнси он погасил вторую, разорительную ссуду, премией за Кэрол рассчитался с родителями. С помощью премии за Брайана младшего Брайан старший выплатил первую ипотеку настолько, что арендная плата с жильцов позволила ему наконец очистить собственность к маю 1906 года, всего через шесть с половиной лет после того, как он воздвиг свою долговую пирамиду.

Я сказала Брайни, что он рисковый человек.

– Не совсем, – ответил он, – я ведь поставил на тебя, дорогая. И ты сработала, как часы. Правда, Брайан младший появился несколько позже, чем я ожидал, но у меня был гибкий график. Хоть я и настоял на необходимости выплатить первую ипотеку раньше срока, я не должен был ее выплачивать ранее первого июня 1910 года. Но ты вышла вперед, как настоящий чемпион.

Еще год назад Брайан обсудил свой проект со съемщиком дома, они условились заранее, и в прошлую пятницу жильцы мирно выехали.

– Так что дом твой, дорогая. Я не стал возобновлять наш арендный договор; О'Хеннеси-Скрудж знает, что мы съезжаем. Можем сделать это хоть завтра и перебраться сюда, если дом тебе нравится. Или лучше продадим его?

– Не смей говорить о продаже нашего дома! Брайни, если это правда твой свадебный подарок, тогда я наконец-то сделаю тебе свой. Твоего котенка.

– Нашего котенка, ты хочешь сказать, – усмехнулся он. – Я тоже об этом подумал.

Мы не завели котенка до сих пор потому, что с обеих сторон нашего домика на Двадцать шестой улице жили собаки, и один пес был закоренелый убийца кошек. С переездом за угол угроза не исчезла.

Брайан показал мне дом. Он был чудесный: наверху большая ванная и еще одна, поменьше, и маленькая внизу, при комнате для прислуги; четыре спальни и спальная веранда, гостиная, салон, просторная столовая со встроенным буфетом и полками для посуды; в салоне – газовый камин, который можно топить и дровами, если убрать газовую горелку: чудесная большая кухня; парадная лестница и удобная черная лесенка, ведущая наверх из кухни – да просто все, что может пожелать семья, в которой есть дети, включая огороженный задний двор – как раз для детей и зверюшек, и для крокета, и для пикников. И еще огород и песочница. Я снова расплакалась.

– Прекрати, – велел Брайни. – Вот это – супружеская спальня. Если ты не предпочтешь другую комнату.

Спальня была великолепная, большая, полная воздуха, и к ней примыкала веранда. В доме, пустом и довольно чистом (я уже предвкушала, как отскребу здесь каждый дюйм), остались кое-какие вещи, которые не стоило перевозить.

– Брайни, там на веранде, на качелях, лежит подушка. Ты не принесешь ее сюда?

– Как скажешь. А зачем?

– Чек выбьем.

– Слушаюсь, мадам! А я уж думал, когда же ты решишься окрестить наш новый дом.

Подушка выглядела не очень чистой и была не слишком большая, но это все пустяки, лишь бы защитила мой позвоночник от голых досок. Когда Брайни принес ее и положил на пол, я освобождалась от последних одежек.

– Эй! Оставь чулки.

– Слушаюсь, сэр. Как скажете, мистер. А стаканчиком сперва не угостите? – Пьяная от возбуждения, я глубоко вздохнула и легла на спину. Вас как зовут-то, мистер? Меня звать Крольчиха – я шибко плодовитая.

– Да уж. – Брайни разделся, повесил пиджак на крючок за дверью ванной и лег ко мне. Я потянулась навстречу, но он удержал меня и поцеловал. Мадам, я люблю вас.

– А я вас, сэр.

– Рад слышать. Готовьтесь. – И чуть погодя: – Эй, отпусти немного гайку.

Я чуть расслабилась.

– Так лучше?

– Чудненько. Ты прелесть, любимая.

– И ты, Брайни. Ну же… прошу тебя.

Я почти сразу достигла вершины, потом взвились ракеты, я завопила и почти не помнила себя, когда Брайни меня отпустил, – а после потеряла сознание.

Мне не свойственно падать в обморок, но в тот раз это случилось.

Через два воскресенья не пришли очередные месячные, а в феврале 1907 года родился Джордж Эдуард.

Следующие десять лет были сплошной идиллией.

Наша жизнь со стороны может показаться скучной и банальной – мы ведь просто тихо жили в доме на тихой улице и растили детей… а еще котят, морских свинок, кроликов, золотых рыбок, а однажды даже червей-шелкопрядов на крышке моего пианино. Это затеял Брайан младший, будучи в четвертом классе. Для них требовались листья тутового дерева, и в большом количестве. Брайан младший договорился с соседом, у которого росло такое дерево. В нем рано проявился отцовский талант добиваться всего любым путем, каким бы невероятным ни казался его план.

Договор о шелковичных листьях был крупным событием в нашей тогдашней жизни.

А еще у нас были детсадовские плакатики со звездочками на кухне, на задней веранде стояли трехколесные велосипеды рядом с роликами, были пальчики, которые надо было целовать и перевязывать, и разные поделки для школы, и множество ботинок, которые надо было начистить, чтобы вовремя поспеть в воскресную школу, и шумные свары из-за рожка для обуви, пока я наконец не завела каждому свой, надписав на них имена.

Все это время чрево Морин то росло, то убывало, как круглое чрево луны: Джордж в 1907-м, Мэри в 1909-м, Вудро в 1912-м, Ричард в 1914-м и Этель в 1916-м. Ею дело отнюдь не кончилось – просто в нашу жизнь вошла война, изменившая мир.

Но до войны случилось еще много всего, и кое о чем я должна рассказать. Мы переменили церковь, которую посещали, будучи жильцами "Скруджа", на другую. Наши церкви менялись к лучшему так же, как и наши дома и кварталы обитания. В Соединенных Штатах того времени протестантское вероисповедание имело прямое отношение к имущественному и социальному статусу, хотя вслух об этом не говорилось. На вершине пирамиды находилась высокая епископальная церковь, низжееезанималисекты фундаменталистов-пятидесятников, собиравшие сокровища на небе, поскольку не сумели накопить их на земле.