Германия в ХХ веке - Александр Ватлин

Не вдаваясь в историографические детали, можно свести суть споров немецких исследователей к следующей дилемме: была ли республика отягощена грузом прошлого или наоборот, витала в облаках социалистических иллюзий. И то и другое имело место и не давало ей прочно стоять на ногах. Но в конечном счете именно силы авторитарного прошлого, группировавшиеся вокруг президента-фельдмаршала и неспособные самостоятельно добиться политического реванша, отдали рычаги власти лидеру нацистского движения, который никогда не скрывал своей ненависти к «республике жуликов и предателей». Гитлер сумел распорядиться ими сполна, реализовав в конечном счете даже те части своей политической программы, в которые не верили и его ближайшие сподвижники.

Глава 3 «Третий рейх»

Германия 1933-1945 гг. навсегда останется в человеческой памяти символом политического режима, который противопоставил себя ценностям человеческой цивилизации и достиг невиданной дотоле динамики в достижении своих целей. Нацизм поставил крест на наивной вере в неизбежность светлого будущего, объединявшей широкий спектр политических сил от марксистов до либералов. Первая мировая война воспринималась общественным мнением как трагическая случайность до тех пор, пока она оставалась единственной. Развязанная Гитлером агрессия наконец-то вывела Европу из самодовольного оцепенения, привив не только политическим элитам, но и рядовым гражданам уверенность в том, что ход истории напрямую зависит от каждого из них. Послевоенная политика Запада, подточившая в конечном счете коммунистический эксперимент на Востоке, черпала свою энергию из печального опыта «мирного сосуществования» с нацистским режимом.

Цепь роковых политических решений, каждое из которых само по себе не ставило крест на первой республике, расчистила почву для гитлеровской диктатуры. 30 января 1933 г. занимает в этой цепи особое место. В первые дни работы нового кабинета министров казалось, что политика «приручения» националсоциалистов удалась, обещая власти массовую поддержку и сохраняя за рейхспрезидентом роль гаранта Веймарской конституции. Не менее значимым представлялось и укрощение уличной стихии – факельные шествия штурмовиков вечером 30 января 1933 г. скандировали лозунги не против, а в поддержку нового правительства. Уже на следующий день Гинденбург получил требование Гитлера о роспуске рейхстага – новые выборы были назначены на 5 марта. 1 февраля по радио прозвучало обращение рейхсканцлера к немецкому народу, утверждавшее, что «четырнадцать лет марксистского господства обратили Германию в руины. Один год большевизма уничтожит ее». Гитлер просил у немцев политического доверия на четыре года, обещая за этот срок разобраться с прошлым и «построить новый рейх».

Как и республиканское правительство в конце 1918 г., его кабинет должен был учитывать наличие традиционных центров власти, с влиянием которых на первых порах приходилось мириться. Рейхспрезидент и его окружение были на стороне Гитлера и Папена, по крайней мере до тех пор, пока те не ставили под вопрос прерогативы их собственной власти. Предпринимательские союзы исходили из того, что хуже уже просто некуда и любая стабильность пойдет на пользу лежащей без движения экономике. Сложнее обстояло дело с имперской элитой, продолжавшей формироваться по происхождению и под покровом президиального правления вернувшей себе не только лоббистские возможности, но и рычаги прямого управления. Юнкерство, т.е. сельские помещики, составляли самую многочисленную, но отнюдь не самую влиятельную часть этого сословия. Служилая аристократия сохраняла ключевые позиции прежде всего в рейхсвере, а также на дипломатическом поприще. Ее отношение к Гитлеру и его правительству было достаточно осторожным и не выходило за рамки благожелательного нейтралитета. В какой то степени оно отвечало настроениям «буржуазных спецов» после большевистского переворота в России, уверенных, что новой власти без их помощи не продержаться. Но в отличие от Ленина, сделавшего ставку на слом старого государственного аппарата, Гитлер выступил за его интеграцию и подчинение целям нацистского движения.

Он прекрасно помнил, что именно давление генералитета позволило летом 1932 г. добиться отмены запрета штурмовых отрядов, которые рассматривались им как школа военно-патриотического воспитания кадров для массовой армии. Выступая год спустя в рейхстаге, Гитлер сделал немаловажное признание: «если бы в дни нашей революции армия не находилась на нашей стороне, мы не стояли бы сейчас здесь». Изначально воспринимая себя как попутчика, а не как действующее лицо Веймарской республики, генералы без сожаления с ней распрощались. Армия не играла активной роли в событиях весны 1933 г., но ее нейтралитета, опиравшегося на общность «национальных целей», оказалось достаточно для решающих побед национал-социалистов. Уже через три дня после своего назначения рейхсканцлером Гитлер изложил перед руководством рейхсвера свою программу: «Всеми средствами наращивать волю к вооруженной борьбе. Смертная казнь предателям родины. Самое жесткое авторитарное руководство государственными делами. Покончить с раковой опухолью демократии!» Не меньшей откровенностью отличались и его внешнеполитические идеи, в том числе «завоевание жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация». Тезис о германской армии, которую нацисты вели к войне с завязанными глазами, давно уже опровергнут серьезными историческими исследованиями.

Силы противников Гитлера на 30 января 1933 г. были крайне распылены. Хотя НСДАП и оставалась крупнейшей фракцией рейхстага, она не могла вместе со своими правыми союзниками блокировать парламентский вотум недоверия правительству. Роспуск рейхстага лишь на время решал эту проблему.

Республиканские партии активно готовились к новым выборам, рассчитывая, что они прояснят внутриполитическую обстановку. Еще более опасным для нацистов мог оказаться внепарламентский протест, прежде всего в рядах организованного рабочего движения. КПГ уже 30 января призвала своих сторонников к проведению всеобщей стачки. Однако этот лозунг из-за частого употребления потерял первоначальную остроту. Согласно партийным оценкам, диктуемым из Москвы по линии Коминтерна, германская демократия последние десять лет находилась в состоянии перманентной фашизации. Последняя отражала объективный процесс «загнивания» капитализма, и нацистское движение в рамках этой концепции выступало самым ярким, но не самым страшным врагом пролетарской революции. Пройдет всего несколько дней после формирования правительства Гитлера, и КПГ первой попадет в жернова государственного террора. Веймарская республика, которую коммунисты на протяжении всего ее существования воспринимали как «фиговый листок буржуазной диктатуры», могла бы сказать им вслед: «Вы меня еще вспомните!»

Влияние коммунистов распространялось на безработных, доведенных кризисом до нищеты лиц свободных профессий, но его явно не хватало для того, чтобы повести за собой значительную часть немецких рабочих. Последние ждали решений профсоюзного руководства, которое, в свою очередь, смотрело на СДПГ. Социал-демократы не решились прибегнуть к крайним методам политического протеста, полагая, что всеобщая забастовка окажется для нацистов удобным поводом для того, чтобы покинуть почву Веймарской конституции. В конце концов, Гитлер возглавлял законную власть и принял клятву на верность республике. Фетишизм легальности, довлевший над СДПГ, сослужил ей плохую службу. Кроме того, социал-демократы боялись того, чтобы накануне выборов их не спутали с коммунистами.

Наконец, приход к власти НСДАП грозил серьезными внешнеполитическими осложнениями – державы Антанты сохраняли свою ответственность за соблюдение статей Версальского договора, хотя их войска и были выведены в 1930 г. с территории Германии. «Гитлер – это война» – с такими заголовками вышли февральские номера парижских газет. Приход к власти партии, не скрывавшей своих реваншистских настроений, должен был вызвать жесткую реакцию не только общественного мнения, но и правящих кругов этих стран. Но Запад больше волновали последствия мирового экономического кризиса, нежели судьбы парламентской демократии, удержавшейся лишь на северо-западной окраине европейского континента. Влиятельные силы зарубежного бизнеса не без интереса обращали свои взоры на Германию, рассматривая происходившее там как один из вариантов выхода из кризиса, который в случае успеха можно было бы опробовать и в своих странах.

Внутриполитические события, последовавшие за назначением Гитлера рейхсканцлером, следовали детально разработанному сценарию борьбы за абсолютную власть. Прежде всего предстояло выключить из нее противоположный полюс – коммунистов, чтобы показать себя в роли защитников порядка и бастиона на пути «красной анархии». Это обещало дополнительную поддержку средних слоев, которых продолжала шокировать риторика мировой пролетарской революции, равно как и дискредитацию рабочего движения в целом. Задача полной нейтрализации республиканских сил отодвигалась Гитлером на дальнейшую перспективу. Все силы решено было бросить на достижение решительной победы на парламентских выборах, чтобы обеспечить принятие законов, отменяющих основные статьи Веймарской конституции. Легальность формирования правительства «национальной концентрации» следовало дополнить легальностью установления его диктатуры. Подписи Гинденбурга для этого было уже недостаточно.