Bxoд в плен бесплатный, или Расстрелять в ноябре - Иванов Николай Федорович

— Что они здесь забыли? — Борис, не служивший в армии, больше всего ею и возмущается. Как будто ей самой захотелось вдруг повоевать, и прикатили в Чечню, передернули затворы. Да нет, войны развязывают благородненькие на вид, чистенькие и румяные политики, а в грязь, вонь, бинты и стоны бросают людей в погонах. Это лишь кажется, что военные только и умеют командовать. Еще больше они умеют и вынуждены подчиняться…

— Недолет, перелет, недолет — по своим артиллерия бьет, — вспоминается по случаю давняя песня.

Новый снаряд — но это Махмуд, улегшись вдоль стены и сложив руки на груди, показывает чудеса художественного свиста. Он перестал прыгать к люку — или поняв бесполезность, или устав бороться за жизнь. Знаю сам, что свой снаряд не услышишь, что свистят те, которые уже пролетели мимо. Но, настроенный на бомбу, перестраховываюсь. И не хочу, чтобы душа махнула на все рукой — будь что будет. Не «будь что будет», а держать себя в ситуации…

После повторной бомбежки движения становятся автоматическими. Когда Махмуд случайно падает и бьется спиной о стену, заснувший Борис подхватывается, прыгает к люку и укрывает голову подушкой.

— Эй, вы чего? — спросонья не понимает нашего смеха.

Махмуд для острастки свистит — звук даже в таком исполнении неприятен — и снова бьется дурачества ради о стенку.

— Ну вас, — машет Борис и укладывается снова. — Плен лучше переспать.

А ежели не спится? Если отлежали все бока? Попросили хоть какую-нибудь работу у охраны, боевики развели руками:

— Понимаете, вы расстреляны, вас нет. Вас никто никогда не увидит. И вы никого. Вам остается только сидеть. Приказ один — расстрелять при попытке к бегству. Все.

А лес вокруг наполняется жизнью. Чувствуем дым костра. Слышим подъезжающие машины и мотоциклы. Иногда доносятся окрики на русском языке. Значит, неподалеку работают пленные солдаты. Самое верное подтверждение — пилы без остановки ерзают по дубам. Такое возможно лишь под стволом автомата. Кто пилил дрова, тот знает. Наверное, строят новые землянки.

— Чего стал? — кричат уже ближе. — К мамке захотел?

«К мамке», как быстро поняли, — это под расстрел. За меня, я продолжал верить, бьется налоговая полиция. Ищет ли кто-нибудь их? Каково их матерям? Пытаюсь услышать хоть одно имя, хоть какую-нибудь зацепку: вдруг все же выйду на свободу и тогда смогу найти родственников пленника.

Бесполезно. Солдаты слишком далеко, а сами они не догадываются дать о себе знать подобным образом. Да и кто сказал, что я выйду быстрее? Особенно когда под вечер вдруг у ямы появилось пять-шесть охранников. Они сняли растяжки, отбросили в сторону решетку и только после этого приказали:

— Полковник, живо.