Под тенью Феникса - Андрей Годар

Я выпускаю из рук свой автомат, соскальзывающий на ремне под правую руку, и выхватываю из рук Халзана его оружие. Боец, не вполне врубаясь в происходящее, неохотно разжимает пальцы. Я разворачиваюсь и, почти не примериваясь, с размаху тычком вгоняю штык в горло спящему, отчего тот вздрагивает, немного булькает, и в конвульсиях затихает. Ткнул я в сердцах особенно сильно, так что штык без труда прошёл шею насквозь, чиркнул по хребту и стукнулся во что-то твердое из содержимого ящика. Выдёргиваю штык, отчего кровь из пронзенного горла начинает хлестать ручьем, осматриваю острие – слава Богу, в порядке. Мысленно браня себя за такую неосмотрительность, возвращаю оружие Халзану. Пускай понюхает крови на своём оружии, хотя бы так. Авось привыкнет.

Выходим из-за боксов, докладываюсь в эфире, получаю добро. Вуйко сообщает, что задние двери ангара заперты и давно не открывались, но на всякий случай их дополнительно заблокируют. Мы останавливаемся на углу ангара, видим вдалеке входную дверь, подсвеченную тусклой лампочкой. Оставляю группу крыть территорию, сам беру Серёжу и отправляюсь проверить штабель бетона. Блоки аккуратно сложены в кубик, никаких зазоров и пустот, которые могли бы скрыть некий неприятный сюрприз, не видно. Мы огибаем штабель и подходим к южной стене. Из зазора сильно воняет мочой, ничего опасного до сих пор не видно. Разворачиваюсь и даю команду возвращаться, как вдруг слышу долгий прерывистый автомобильный сигнал.

Припадаю на колено, выглядываю из-за штабеля: машина, которую мне не видно из-за кучи щебня, включила фары и начала гудеть так, что, казалось, ещё чуть-чуть и мёртвые проснутся, не говоря уж о тех, кто был в ангаре. В потоке яркого света можно было заметить людей отряда Томми, которые, пригнув головы, моментально начали исчезать за углом, и в течение полутора секунд справились с этой задачей полностью. Только одна фигура метнулась в противоположном направлении, к машине. Сначала затих сигнал, затем вперемешку раздались несколько выстрелов – как мне показалось, несколько автоматных, и среди них два-три пистолетных, а затем свет погас. Томми выругался в эфире, Вуйко предельно спокойно заметил, что предупреждал о такой опасности и сейчас проверит вторую машину, у северной стены. Томми пару мгновений молчал, а затем сообщил:

– Феликс, готовься. Сейчас они попрут.

Высокий парапет, окаймлявший весь ангар, являлся замечательным укрытием для тех, кто хотел держать под прицелом всю переднюю часть строения, и, к счастью, таковыми в данной ситуации оказались мы.

Как бы нам того ни хотелось, пьяные налётчики вовсе не собирались вываливать наружу неорганизованной толпой и радостно подставляться под наши пули. Та дверь, что находилась дальше от нас и ближе к позиции Томми, открылась внутрь, очертив перед собой тусклый прямоугольник света. Добрых две минуты не происходило ровным счётом ничего, затем в прямоугольнике появилась тень, и мы все напряглись. Тень немного постояла, после чего из двери показалась и тут же исчезла голова. С той стороны кто-то выстрелил но, разумеется, не попал. Спустя несколько мгновений, голова мелькнула ещё раз, смотря в другую сторону, и снова раздался выстрел безо всякого эффекта. Тень исчезла, дверь закрылась.

– Бывалый, – сообщил в эфире Томми, – и крутой. Эдак не каждый сунется осмотреться.

– Наверх, смотрите наверх! – быстро проговорил Вуйко.

Узкие окошки под самым скатом крыши с одной стены едва заметно осветились. Моментально стала ясна ситуация: помещение действительно было поделено минимум на два этажа и прямо сейчас люди снизу устремились наверх, к окнам. «Могут полететь гранаты. Все за угол, там нет окон!», – скомандовал я, транслируя те же слова в эфир. В то время как все скрылись, я оставался на углу и, оперевшись цевьём на край парапета, продолжал следить за дверью и за окнами. С другой стороны кто-то делал то же самое.

– Томми, это ты там светишься?

– Точняк. Хрен они нас здесь из окон заметят, если не высунутся.

– Ну, значит, будь готов к тому, что высынутся. Смотри, одно открывается!

Тихо-тихо, мало-помалу створка одного окна начала отходить от рамы и откидываться вниз. Тот, кто это делал, наверняка был уверен в своей незаметности, но две пары глаз уже смотрели в его сторону с таким напряжённым вниманием, что, казалось, могли прожечь насквозь всю стену. А затем в окне появился человек – недостаточно проворно, прямо скажем. Стараясь действовать как можно быстрее и четче, сначала он вынес за окно автомат, потом просунул плечо и голову. Даже изготовиться для стрельбы парень не успел, мы с Томми открыли огонь одновременно. Дёрнувшись, он обмяк и провалился внутрь помещения, выпавший же из ослабевших рук автомат полетел вниз. Он с такой силой ударился прикладом о парапет, что затвор сорвался с боевых упоров и автомат, подпрыгнув на месте и завалившись набок, выдал веером очередь, в мою сторону. Калаш не калаш, а когда взведённое оружие падает с высоты в несколько метров, ожидать нужно всякого. Поэтому, к моменту, когда пули чиркали по цементу и выбивали куски стены у меня над головой, сам я уже секунды три как сидел под прикрытием парапета.

В тот момент, когда мы накрыли горе-снайпера, рядом с ним в окне мелькнул и второй человек, но ему очень повезло опоздать на несколько мгновений. Повторять подвиг никто не стремился, и открытое окно одиноко темнело среди своих запылённых и оттого светлых соседей. Вдруг в окне появились сразу три руки с маленькими автоматами и начали бессистемно и хаотично стрелять во все стороны. В очередной раз, ныряя за парапет, я успел увидеть, что в окне, под прикрытием этих троих пулеплюев, появляется ещё одна фигура с автоматом, вскинутым к плечу.

– Ты понял, да? – радостно выкрикнул в эфир Томми. – Нет у них гранат!

Я понял. Сказать, что это облегчало наше положение, значило не сказать ничего. Это в корне меняло всю ситуацию. Нужно только прижать автоматчиков в окне, а потом всего то и забот останется, что решить – набить осколками всех засевших внутри или позволить нескольким бандюкам сдаться в плен в качестве языков. Их проблема состояла в том, что на этот раз языки нам нужны не были.

Атаковать решили с двух сторон одновременно. На восточной и западной стенах не было никаких окон, и это обеспечивало нам две замечательные «мёртвые зоны» от огня противника, буквально в двух шагах от боевых позиций. В окнах на северной стороне тоже начали мелькать люди, но ребята из группы Вуйко своим огнём быстро заставили их пригнуть головы и сидеть тихо. Обстреливать автоматчиков в окнах нам из нашего положения было не трудно – это им для ведения более-менее прицельного огня приходилось высовываться чуть ли не по пояс; мы же, изготовившись для стрельбы, не спеша выходили из-за угла шеренгами, держа под прицелом все окна.

Стреляли одиночными, не очень часто, но постоянно. Это позволяло экономить патроны, притом отбивая у оборонявшихся всякое желание высовываться. Заодно мы одно за другим расстреливали закрытые окна – слой пыли на стекле и темнота внутри обеспечивали идеальное укрытие для автоматчиков, и позволить им использовать его значило пожертвовать нескольких своих бойцов. Почему бандиты сразу не открыли огонь изо всех окон? Скорее всего, уровень пола относительно оконных проёмов был слишком низок, и на огневую позицию можно было попасть, используя нечто вроде лесенки. Упущение…одно из многих упущений в обороне этой странной крепости.

Окна бить следовало и для того, чтобы получить возможность забрасывать внутрь гранаты. Нет-нет, да и случается такое, что кто-то молодой бросает лимонку в стекло, не разбивая его, тупо смотрит на отскочившую прямо под ноги гранату, а потом бежит дальше, чем видит. Иногда убегает, но чаще не успевает.

Расстреливая окна, выходим все на удобные позиции за парапетом. Получаем сигнал от Вуйко, который также подготовился к гранатной атаке. Томми замечает, что нужно быть готовыми к попытке прорыва, мы подтверждаем, что готовы. С нашей стороны на парапет запрыгивают двое бойцов, вырывают кольца у гранат и, не спеша, примериваются. В наушнике звучит команда: «Начали!» – все одновременно забрасывают гранаты в окна и спрыгивают назад, под защиту бетона. Подряд раздаются три приглушённых хлопка, слышны чьи-то крики, один вопль. Кто-то начинает звать на помощь, звучат ещё два хлопка, и криков становится намного меньше. Я едва успеваю ещё раз крикнуть своим ребятам, чтобы они приготовились, как открываются двери, обе двери по бокам от ворот.

В этот раз никаких выглядываний. Под крики: «Идиоты, назад!» – из дверей начинают выбегать наружу люди, которые тут же открывают бессистемный огонь на подавление. Я не вижу, что происходит у дальней двери, из нашей сразу выбегают двое и тут же падают, изрешечённые. За ними вслед появляются ещё двое, один из которых гигантским прыжком перемахивает ещё оседающие тела, а заодно и весь парапет, вслед за ним появляется ещё один, который, в отличие от остальных, в панике стрелявших от бедра, вскинул автомат к плечу и успевает послать несколько пуль аккурат в нашу сторону. Я, как стоящий ближе всех к краю парапета, выглядываю за угол и за долю секунды успеваю заметить находящегося в каком-то шаге бандита. Моментально реагирую и встречаю его очередью, которая приходится в грудь, но две последних пули вонзаются в лицо. Парень резко останавливается, при том, что ноги его продолжают бежать, от чего он отрывается от земли, и я ещё успеваю заметить его перекошенное лицо с двумя тёмными точками возле носа и чуть выше под глазом, а также мелькнувшее за головой тёмное облако. Тело падает, но зажатый в руке автомат ещё стреляет и успевает выплюнуть несколько пуль в мою сторону, ощущаю сильный удар в грудь и валюсь на спину. Извиваюсь, в попытке перевернуться на живот и восстановить сбитое дыхание, радуюсь тому, что в лёгких ничего не хлюпает. Вижу ноги бойцов и кого-то лежащего рядом… Серёжа держится за плечо и, кривясь от боли, неуклюже пытается подняться. Двери в ангар захлопываются с таким грохотом, что дрожат стены, слышен лязг засовов.