Россия Молодая. Том 1 - Михаил Ланцов

— И что ты предлагаешь? — После минутной тишины спросила царица-мать.

— Лучше всего сейчас взять в жены какую-нибудь сиротку. Просто для того, чтобы проблем меньше было.

— А если бы сам выбирал? — Лукаво улыбнувшись, спросила Наталья Кирилловна. — Ведь наверняка сам уже кое-что присмотрел.

— В предстоящей развязке очень сильно пострадают Голицыны. Это настроит их против нас. Что не очень правильно. Даже если и покарать только самого Василия Васильевича с детьми и женой, остальные на то могут обидеться, да не просто так, а затаив злость. Родич, как-никак. А они, в отличие от Лопухиных, род влиятельный. Там немало толковых и головастых людей, с которыми можно иметь дело. Поэтому я бы выбрал жену из их рода, но не из Васильевичей, а из других ветвей. Например, у Михаила Андреевича старшая Машка меня на год младше и свободна от обязательств.

— Хочешь, чтобы они промеж собой дрались?

— Именно, — усмехнулся Петр. — Именно по этой причине я хочу покарать, что Василия, что Софью честь по чести. Боярским приговором. Чтобы ни у кого никаких подозрений не было. Причем, я полагаю провести дело так, что бояре их к смерти приговорили, а я — помилую, заменив казнь постригом в монахи, да искуплением пожизненным в далеком северном монастыре.

— Хорошо, — чуть подумав, кивнула Наталья Кирилловна. — Ты верное дело говоришь. А Лопухины… так я им ничего и не обещала. Одними намеками обходилась.

Глава 7

Григорий задумчиво почесал бороду и глянул в сторону оборонительных сооружений Азова. Земляной редут, обильно поросший травой, был усеян малокалиберными пушками и людьми. За ним виднелись обветшалые стены старой каменной крепости. Ничего серьезного, но все равно картина не выглядела радужно — для пришедших с Голицыным войск такое штурмом не одолеть. Ведь даже если редут получится взять, то удерживать его придется под постоянным обстрелом из старой крепости, которую, не разбив стены, занять не выйдет. А ломовых пушек они с собой так и не привезли в достатке.

Однако Василий этого не понимал или не хотел понимать. Он вообще словно с ума спятил после того письма, что получил несколько дней назад. Хотя и до того тревожный был много больше обычного. Подумаешь, племянница за Петра Алексеевича выходит. Радоваться ведь должен. Помирятся, наконец. А он — нет. Как с цепи сорвался. Вон, даже штурм решил проводить, лишь бы скорее с делом покончить…

— Чего ждешь?! — Раздраженно крикнул Василий Григорию. — Вперед! — Но Косагин ему ничего не ответил. Даже не взглянул. Лишь вздохнул, перекрестился и повел полки на приступ.

"Безумный и бессмысленный штурм", - пронеслось в голове у Григория, прекрасно представлявшего диспозицию и расклад сил. В общем, так и получилось.

Османы видели, что русские войска, стали строить полки для атаки, так что, едва только войска вошли в зону обстрела, как вся Азовская крепость окуталась белыми дымами от сгоревшего пороха, а по полкам ударили десятки ядер, отскакивающие от земли как резиновые мячики и выбивающих людей целыми группами.

— Точно ведь бьют… — С плохо скрываемым страхом, произнес старый друг Григория Иван.

— Им теперь перезаряжаться минуту надо.

— Как раз в картечь нас примут…

— Если успеют.

Успели. И не только на картечь принять, но и еще разок ядрами причесать. Оказалось, что, несмотря на старость и изношенность артиллерии, прислуга была вполне недурно обучена и применяла картузное заряжание, что не в каждом захолустье использовали.

Когда грянул второй залп ядрами, спустя какие-то полминуты, Григория стал пробирать ужас. А секунды потянулись медленно и лениво. Одна за другой.

Солдаты и стрельцы мерным шагом приближались к редуту по остаткам травы, чисто постриженной лошадьми, а османы заряжали пушки и выстраивали шеренги стрелков, проводя последние приготовления. "Идем как на убой…"

Каждый шаг давался с трудом. И Григорий понимал, что ему ладно, а вот юные бойцы, что пороха не нюхали…. Хотя, наверное, они не представляют себе, что их ждет буквально через несколько мгновений.

Хотелось бросить все и убежать. Или, на худой конец, упасть на землю и переждать. Но какой пример он покажет остальным?

А на редуте уже все приготовили. Да и оставалось до них шагов сто — сто двадцать.

— Ну, вот, и все… — каким-то загробным голосом произнес Григорий и зажмурился, продолжая мерно вышагивать вперед, нашептывая одними лишь губами молитву и готовясь предстать перед Всевышним. Страх куда-то ушел. Вместо него возникло чувство покоя и обреченности. Он ничего не был в состоянии сделать. Все шло, как шло, всецело находясь в руках случая.

Секунда.

Вторая.

Грохот, перемешанный со свистом пуль и криками людей, словно порыв штормового ветра ударил по нему вместе с какими-то брызгами.

Он еще пару секунд простоял вот так — замерши, прислушиваясь к себе. Но новый залп, на этот раз мушкетов, вернулся генерала к реальности. Григорий открыл глаза и огляделся.

Вокруг было настоящее побоище, вызванное артиллерийской картечью. Все в крови. То здесь, то там валялись оторванные руки и вывалившиеся внутренности. Ползали или вяло шевелились раненные. Дергались в агонии, отходящие в мир иной.

Но главное — полки оказались деморализованы этим ошеломляющим ударом. Да и иного быть не могло. Атака в лоб на укрепленные позиции обычно ничем другим не заканчивалась. Никогда.

Войска отступали. Кто откровенно бежал, побросав свое оружие и мечтая лишь спасти жизнь. Кто пытался вытащить раненного товарища…

— Вот ведь… — куртуазно обрисовал генерал ситуацию во всю мощь своих легких и последовал примеру подчиненных, за тем исключением, что организовал несколько десятков солдат собирать брошенное оружие. Тем более что османы, дав три залпа из мушкетов больше не стреляли. Видимо берегли огненный припас — отбили приступ и ладно. Да и забрать раненных и убитых дело важное.

Впрочем, вернувшись в расположение русских войск, весь перемазанный кровью Косагин узнал совершенно ошеломляющие известия. Оказывается, Василий, когда увидел, что штурм с наскока не удался, совершенно тронулся умом и, прихватив полк рейтар, направился в Москву.

— Дурак! Вот дурак! — В сердцах крикнул Григорий.

— Может послать за ним? — Осведомился Иван.

— Зачем? Хочешь, чтобы он вот такую бойню повторил? Видишь же, что не в себе человек.

— А чего с ним?

— За Софью переживает. Или ты о них не знаешь? Почитай только чудом еще дите не прижили.

— Так ведь что переживать-то? Ну, женился Петр Алексеевич. Поди, не напасть, какая страшная.

— После венчания Петра Софья потеряет право регентства. То есть, ей придется сложить полномочия. Ты же знаешь, для нее это хуже некуда. Своевольная баба. Вот и переживает за нее Василий. Даже бойню эту учудил, чтобы поскорее с делами тут разделаться и в Москву вернуться. Он-то в переговорах больше смыслит. Да и Мария, племянница его, теперь царица. Есть о чем беседу вести.

— Хм. Так-то оно так, — медленно произнес Иван. — Но Петр Алексеевич ему не спустит то, что войска бросил.

— Он ему и штурма не простит, — усмехнулся Григорий. — Я ведь с ним несколько раз перед походом чего разговаривал. О том речь и вели. Знал он, что Василий Васильевич не усидит, с ума пятить начнет. Оттого и давал мне советы дельные по осаде. Да просил держаться осадой до начала осени, когда он обоз новый пришлет, чтобы если и не летом, так зимой Азов взять. Измором.

— И ты о том Василию не говорил?

— Зачем? Он ведь меня и отправил на штурм, подозревая, что я слишком уж часто с Петром Алексеевичем беседы держал. А он с ним на ножах. Хочет Софью царицей видеть. А сам при ней.

— Да… дурачок.

— Я и говорю. Петр Алексеевич ведь ему дал попытку спасти свою шкуру. Сделал бы дело толком — никто против ничего не сказал. Погоревал о Софье и дальше жить стал. А так… все, почитай больше мы его и не увидим. Что он сможет сделать с полком рейтар, даже если они решатся против законного царя идти? Так. Баловство одно.

— А мы чего будем делать?

— Как чего? Готовиться к долгой осаде, — пожал плечами Григорий. — У меня… как их… инструкции от Петра Алексеевича на этот счет есть. Письменные. Вот делом и займемся. Батареи ставить нужно: напротив крепости и ниже по течению на излучине. Да лагерь укрепленный возводить, дабы татары не беспокоили…

Через две недели. Воронеж

Василий влетел в город на взмыленном коне, который держался из последних сил.