Приключения капитана Робино - Анатолий Маркуша

— Можно считать и так.

— Она жена адмирала Тверского?

— Адмиральша — точно, а относительно фамилии ее мужа, извините, не осведомлен. Она живет под своей фамилией.

Странное все-таки дело, ничего решительно не случилось, ответил на несколько обыденных вопросов и пошел… а чувство такое, будто руки извозил в чем-то липком, очень хочется их помыть. Глупо. С детства помню: моя милиция меня бережет… Но что-то здесь не так. Впрочем, не один Маяковский выдавал желаемое за явное. Ладно, к чертям, не о том думай, о чем надо.

Любопытно, а о чем надо? Предположим все мои требования Александровым уже приняты.

Допустим, усиление консолей и хвостового оперения выполнены самым лучшим образом. И ребята-метеорологи подобраны самые-самые, и тренировку они прошли, и с парашютом отпрыгали нормально. Что дальше?

В этой программе есть один подводный камень: никто мне погоду нужную для опробования реагента по заказу не выдаст. Грозу можно дожидаться и неделю, и две недели, и месяц. К тому же разумно погодные условия подбирать таким образом, чтобы не сразу, как в омут бросаться, а постепенно шаг за шагом подползать к более тяжелым облакам, если только так можно сказать. Выходит, просто ждать — может всей жизни не хватить, чтобы все по уму получилось.

Вероятно, лучшее, что тут можно предложить — нам надо летать за погодой, ловить ее по подсказке синоптиков…

Дальше — больше. Думая о предстоящей работе, я стал мысленно рисовать себе полет за полетом и постепенно мне стало казаться, что я уже вошел в дело, хотя ни единого полета по программе еще не выполнил.

Но все началось не совсем так, как мне представлялось.

Не успел я отлетать с Пономаревой, как меня затребовал Александров к себе. Немедленно!

Являюсь. В кабинете трое. Александров на своем обычном месте за столом, в креслах, судя по внешнему виду, двое начальников. Один — толстый, другой — упитанный. Интересно, кто из них главнее?

Александров говорит:

— Знакомьтесь, это наш ведущий летчик-испытатель Максим Робино, — Александров обращается явно к толстому, — ему поручено отработать программу воздействия на облака.

И тот, который толще, спрашивает:

— Интересно, где ты научился такие требования сочинять? — тут я замечаю в руках у него мой перечень, от, во-первых, до, в-седьмых.

— Простите, что-то не могу припомнить, где мы пили на брудершафт? Как, извините, ваше имя-отчество?

— Ты смотри, какой шустрый. Он и летает так? — этот вопрос «Толстый» обращает к Александрову. Александров спешит подтвердить, что Робино один наших лучших летчиков, ну, и так далее.

В тот день разговор с «Толстым» получился не из приятных, но какараз… Кто он мне? Хуже, что после отъезда высоких гостей Александров устроил мне препротивную выволочку — дескать, как я посмел столь непочтительно… и далее везде, как пишут в расписании пригородных электричек.

— Послушайте, Мирон Иванович, что толковать о моей невоспитанности, когда вы сами не представили, никак не назвали этих толстых начальников? Что я сказал ему, а кто он? Я и сейчас не знаю.

— А вам пока и не положено, — огорошил меня Александров, — до времени он для вас Руководитель проекта.

Секретно жить не запретишь. Да-а!

Через неделю меня повезли на деловую встречу с «Толстым», как я мысленно именовал этого человека. Заведение, где он главенствовал, располагалось в симпатичном лесочке, было оно огорожено и тщательно охранялось. Такой типичный «почтовый ящик» с номером.

— Здравствуйте, Робино, — сказал он, грузно приподнимаясь со своего кресла. Его кабинет напоминал скорее художественную студию, нежели рабочее место человека науки: три стены были сплошь увешаны изображениями неба в самых разнообразных облаках. Четвертая стена, сплошь стеклянная, за ней красовался лес. — У меня очень немного времени сегодня, поэтому буду конспективен.

Решено — некоторое время вы будете работать на нас. Предстоит решить несколько задач. Первая задача — непосредственное воздействие на облака с целью изменения их структуры, состояния для предотвращения градобития. Вторая задача — детальное исследование реагентов, их свойств, их активности, а также возможности перемещения реагентов силой облаков. Задача — сверхважная. Правда, не столько в интересах сельского хозяйства, сколько в целях военных. Пока тут еще не все очевидно, но… надо думать облако, заправленное соответствующим «реагентом», может нанести противнику ущерб в тысячу раз больший, чем любое другое оружие. И, наконец, побочная задача — раз уж летательный аппарат будет проходить сквозь фронтальные скопления облаков, это даст много полезной информации для вас — авиаторов.

Тут я невольно хмыкнул.

— Есть вопросы? — спросил «Толстый».

— Мне все-таки хотелось бы знать, как я должен к вам обращаться?

— Дмитрий Васильевич, а что?

— Да, собственно, ничего, просто вас так засекречивают…

— Привыкните. Наше дело думать и придумывать, проверять и выдавать готовое, а у них задача другая — темнить, прятать, сохранять от чужих глаз. Каждому — свое.

В этот день меня познакомили с группой, которая должна была работать на борту летающей лаборатории. Четверо молодых плечистых мужиков и одна молодая и некрасивая дама составили коллектив. С парашютом никто прежде не прыгал и, как мне показалось, именно будущие прыжки занимали их воображение больше всего остального. Впрочем, я мог понять ребят. Тому, кто не летчик, очень трудно себе представить, какие переживания таятся в облачной гуще. Если ты пассажир, о тебе печется командир корабля, он обойдет грозу стороной, возможно проскочит над фронтом, во всяком случае сделает все, чтобы пассажира лишний раз не колыхнуло.

О Дмитрии Васильевиче я старался не думать. Трудно объяснить, чем именно этот человек не вызывал во мне особого почтения. Наверняка он был ученым мужем, вероятно, пользовался уважением верхов, но все равно, моя душа не желала идти с ним на сближение. Вообще я давно за собой замечаю — начальник, как таковой, вне зависимости от его личных достоинств, мне противопоказан.

A.M.: Попытка как-то расширить сведения о работе по воздействию на облака, потерпела полное поражение. Все и вся было наглухо закрыто. Нетрудно понять, что беспокоило Робино, конечно, он хотел бы знать определеннее: военный аспект — всего лишь придаток или, напротив, из-за него-то все и городится? Но ничего не дознавшись, Робино смирился. Формула была стандартная, хорошо известная — наше дело солдатское…

АВТОР: Не вдруг, но в конце концов летающая лаборатория была готова. Из фюзеляжа выбросили три четверти пассажирских кресел, смонтировали несколько столов, поставили стационарные приборы метеорологов, оборудовали корабль дополнительными топливными баками, усилили крылышки и хвостовое оперение. Все вроде было готово к работе. Вторым пилотом назначили Юрченко. Ответственным за облет ЛЛ был я.