Идентификация Борна - Роберт Ладлэм

— Вы так часто говорили: «Я не знаю. Хотел бы я сам знать». Вы долго смотрели на что-нибудь, и я пугалась этого. Я спрашивала вас, что это такое? Что вы собираетесь делать? И вы снова отвечали: «Хотел бы я сам знать». Бог мой, через что вы прошли… Что вы собираетесь делать дальше? — После того, что я сделал с вами, вы еще можете думать обо мне?

— Это не имеет никакой роли, — задумчиво промолвила Мари, нахмурившись своим мыслям.

— О чем вы задумались?

— Об отдельно связанных, но развивающихся независимо от меня мыслям. Экономический парадокс… Тогда на Лювенштрассе, перед тем как зайти к Чернаку, я просила вас не брать меня туда. Я полагала, что если я узнаю что-либо лишнее, то вы убьете меня. Тогда вы сказали очень странную вещь. Вы сказали: «То, что вы уже слышали, не имеет для меня большого значения». Я подумал, что вы сошли с ума.

— То, что я делал, находилось на пороге безумия.

— Почему вы не сказали мне о том, что Чернак пытался вас убить?

— На это уже не было времени, и я не думал, что это имеет для вас какое-нибудь значение.

— В этот момент для вас не имело, а для меня это было очень важно.

— Почему?

— Потому что у меня было предчувствие, что вы не поднимите оружие против того, кто не причинял вам никакого вреда.

— Но он пытался, и я был ранен.

— Я не знала последовательности выстрелов, а вы мне ничего не сказали.

— Я вас не очень-то понимаю.

Мари закурила.

— Это очень трудно объяснить, но в течение всего времени, пока вы держали меня заложницей, и даже когда вы ударили меня и держали пистолет у виска, мне казалось, что я заметила в ваших глазах нечто такое… Можно назвать это нежеланием. Вот мое объяснение.

— Какова же ваша точка зрения?

— Я не уверена. Возможно, к этому следует добавить то, вы сказали в Альпенхаузе. Когда этот толстяк подошел к нашей кабинке, вы велели мне сесть лицом к стенке и прикрыть лицо рукой. «Для вашего же блага, сказали вы, — чтобы он не смог вас узнать».

— Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.

— Человек в золотых очках, который представился мне полицейским, сказал, что вы жестокий убийца, который не остановится перед новым убийством. Если бы это было до посещения Чернака, я бы ему не поверила. С другой стороны, полиция не действует так, как действовали они. Вы были человеком, который борется за свою жизнь, а не жестоким убийцей.

— Я повторяю, — перебил он ее, — вы слышали, что они говорили. Конверты с деньгами передавались и направлялись ко мне. У меня был счет в Цюрихе свыше четырех миллионов долларов. — Боль снова возвращалась к нему.

— Таковы факты, доктор. Сейчас мы просто теряем драгоценное время.

Мари поднялась с кресла, взяла пистолет и подошла к кровати Борна.

— Вы этим очень расстроены, не так ли?

— Я просто собираю факты.

— Тогда, если все, что вы говорите, правда, я могу иметь собственные обязательства, не правда ли? Как добропорядочный член общества я должна позвонить в полицию и сообщить им, где вы находитесь.

Она подняла пистолет.

Борн взглянул на нее.

— Я думаю…

— Почему нет? — резко бросила она. — Вы сами можете ответить на этот вопрос, но я могу вам помочь. Имеющиеся у вас факты, это не столько факты, сколько ваши умозаключения, услышанные вами от людей, про которых вы точно знаете, что они замешаны в преступлениях. Что же касается вашего банковского счета, то его происхождение может быть совсем иного свойства. Очень трудно создать специальную компанию для поддержки одного убийцы. Но давайте вернемся назад, к вам. Я могу позвонить в полицию или нет?

— Вы знаете мой ответ. Я не могу вас остановить, но я бы не хотел этого.

— Почему? — она положила пистолет. — Ладно, я тоже этого не хочу. И не верю тому, что про вас говорили.

— На что вы надеетесь?

— Я сказала вам, что не уверена. Все, что я знаю, так это то, что 7 часов назад один человек, рискуя своей жизнью, пришел, чтобы спасти меня. Полагаю, что ему можно верить.

— Предположим, что вы ошиблись.

— Значит, я совершаю огромную ошибку.

— Благодарю вас. Где деньги?

— Они в бюро. Там же ваш паспорт и бумажник, счет за номер и имя доктора. Сейчас я вам все подам для проверки, — нахмурилась она. — Что вы собираетесь делать?

— Я хочу дать вам денег, чтобы вы смогли добраться до Канады.

— Думаю, что это можно сделать и попозже.

— Надо исходить из того, как я буду себя чувствовать. Кстати, попросите, чтобы мне купили какую-нибудь одежду.

Борн взял несколько крупных купюр из бумажника и протянул их мари.

— Но здесь 50 тысяч франков! — запротестовала она.

— Это же я втянул вас в эту гнусную историю, — возразил Борн.

Она взглянула на деньги, затем на пистолет в левой руке.

— Мне не нужны ваши деньги, — заявила она, положив оружие на столик рядом с креслом.

— Что вы имеете в виду?

Мари повернулась и направилась к креслу, затем развернулась еще раз, взглянула на Джейсона и села.

— Мне кажется, что я могу вам помочь.

— Минутку…

— Пожалуйста, — прервала она его. — Пожалуйста, не задавайте мне никаких вопросов. Давайте пока не будем затрагивать эту тему.

Книга вторая

«НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС» (28 июня 1990 г.)

ВЕНГРИЯ УКРЫВАЛА МЕЖДУНАРОДНОГО ТЕРРОРИСТА.

Согласно документам, обнародованным 27 июня новым министром внутренних дел Венгрии, международный террорист, известный под именем Карлос, в 1979 г. Получил убежище в Венгрии. Настоящее местонахождение Карлоса неизвестно.

Впервые министр внутренних дел сообщил о предоставлении Карлосу убежища в Венгрии на сессии парламента. Однако тогда его заявление было публично опровергнуто А. Бенке, занимавшим в 1979 г. Пост министра внутренних дел.

«КОММЕРСАНТ» (№ 25 от 2 июля 1990 г.)

Венгерские власти опубликовали письмо опасного международного террориста Карлоса Рамиреса по кличке «Шакал», адресованное Яношу Кадару, в котором он благодарит бывшего руководителя за предоставленное убежище. По данным, опубликованным новым венгерским правительством, он не только скрывался в Венгрии при поддержке коммунистических руководителей Венгрии, но и готовился в этой стране к очередным террористическим акциям. Венгерские средства массовой информации подтверждают информацию из газеты «Вашингтон Пост» о том, что на территории Венгрии существовали лагеря для подготовки международных политических террористов.

«ИНТЕРНЭШНЛ ГЕРАЛЬД ТРИБЮН» (26 июля 1990 г.)

Как сообщил министр внутренних дел Петер-Микаель Дистель, вполне вероятно, что в ближайшее время он будет располагать неопровержимыми доказательствами того, что Эрих Хоннекер покровительствовал Карлосу и другим международным террористам. Министр обвинил бывшего руководителя ГДР и бывшего шефа государственной безопасности Эриха Мелке в том, что они неоднократно позволяли Карлосу находиться на территории ГДР.

Карлос, настоящее его имя Ильич Рамирес Санчес, родился в 1949 году в Венесуэле. Он обвиняется в убийстве трех французских полицейских 27 июня 1975 года в Париже, в террористических актах в декабре 1975 года в Вене, в других преступлениях.

Глава 10

Никто из них не знал, когда случилось, или, говоря по правде, случилось ли это вообще. Не было ни потрясающей драмы, ни конфликтов, которые требовали компромиссов, ни барьеров, которые было необходимо преодолевать. Все, что было для этого необходимо, заключалось в простом общении словами или взглядами и, возможно, более важным был аккомпанемент легкого смеха, которым частенько сопровождались беседы.

Их условия в сельской гостинице были максимально приближены к условиям больничной палаты. В течении дня Мари занималась всеми жизненно-необходимыми делами. Она покупала одежду, продукты, карты и газеты. Она же самостоятельно отогнала реквизированный Борном автомобиль за десять миль к югу от города Рейнах, где и бросила его, вернувшись на такси в Ленцбюрг. Пока ее не было, Борн усиленно занимался восстановлением сил: старался больше двигаться по комнате, растягивая интервалы между минутами отдыха. Где-то в глубине своего подсознания он чувствовал, что выздоровление зависит как от того, так и от другого.

Когда они были вместе, они часто разговаривали, сначала стесненно, с взаимными выпадами, как это характерно для незнакомых людей, брошенных в жестокие волны обстоятельств, и пытающихся выжить. Они старались создать нормальные условия там, где не было никаких шансов на существование, что было проще, чем ситуации, когда оба допускали существенные отклонения от обычных правил: когда нечего было сказать, не относящееся к происходящим событиям. И такие ситуации возникали именно в те моменты, когда темы для разговора, затрагивающего конкретные дела, временно истощались и наступали паузы, которые были наподобие трамплина, ведущего к словам и мыслям иного содержания.