Девять принцев Амбера - Роджер Желязны

Я пошел вперед, поставив на огненную тропинку левую ногу. Вокруг поднялись белоголубые искры. Затем я сделал шаг правой ногой и почувствовал тот поток, о котором говорил Рэндом. Я сделал следующий шаг. Раздался треск, и я почувствовал, как у меня начали подниматься на голове волосы. Я сделал еще один шаг. Затем тропинка стала круто заворачивать почти обратно. Я сделал еще с десяток шагов и мне показалось, что я начал испытывать определенное сопротивление. Как будто передо мной вырос черный барьер из непонятного вещества, который толкал меня обратно с той же силой, с которой я шел вперед.

Я боролся с этим сопротивлением, продолжая идти вперед. Внезапно я твердо узнал, что это называется Первая Вуаль. Пройти ее означает Достижение. Хороший знак, говорящий о том, что я действительно был частью Лабиринта. Каждый шаг, каждое поднятие ноги внезапно потребовало от меня колоссального напряжения, из волос тоже начали сыпаться искры.

Внезапно давление резко снизилось. Вуаль расступилась передо мной так же резко, как и возникла. Я прошел ее, и в результате что-то приобрел.

Я видел перед своим взором бумажную кожу и торчащие во все стороны кости мертвых Аушвица. Я знал, что присутствовал в Нюрнберге. Я слышал голос Стефана Спендера, читающего наизусь «Вену», и я видел премьеру Брехта «Мать Отвага», поставленную на сцене. Я видел, как ракеты вылетали из стальных коробок Пенемюнде, Вандерберге, Кеннеди, Кызыл-Кумах, и я своими собственными руками трогал Великую Китайскую Стену. Мы пили вино и пиво, и Шухнур сказал, что в стельку пьян и пошел к девкам. А однажды я был в зеленых лесах Западной Резервации и за один день добыл три скальпа. Когда мы маршировали, я напевал себе под нос «К моей блондинке», и эта песня прижилась. Я помнил, я помнил мою жизнь в том Отражении, которое ее обитатели звали «Земля». Еще три шага — и я держал в руке окровавленную шпагу, и видел трех мертвецов, и себя на лошади, на которой я ускакал после того, как во Франции произошла Революция. И еще, еще так далеко, что…

Я сделал еще один шаг.

Шаг к мертвым. Они были повсюду вокруг меня. Стояла жуткая вонь — запах гниющей плоти — и я слышал вой собаки, которую избили до смерти. Клубы черного дыма застилали все небо, а ледяной ветер обдал меня каплями редкого дождя. В горле у меня все пересохло, руки тряслись, голова горела как в огне. Я шел, спотыкаясь, сквозь туман горячки, которая сжигала меня. Придорожные канавы были заполнены отбросами, дохлыми кошками и испражнениями; со скрипом, звякая колокольчиком, мимо проехала похоронная телега, обдав меня грязью и холодной вонью.

Долго ли я блуждал — не знаю. Очнулся я, когда какая-то женщина схватила меня за руку, а на ее пальце я увидел кольцо с Голубой Смертью. Она отвела меня к себе в комнату, но увидела, что у меня нет совсем денег и что-то несвязно пробормотала. Потом ее раскрашенное лицо исказил страх, смывший улыбку с ее красивых губ, и она убежала, а я свалился на ее кровать. Позже, опять-таки не помню, насколько позже, огромный верзила, наверное, хозяин проститутки, вошел в комнату, отхлестал меня по щекам и стащил с постели. Я уцепился за его правый бицепс и повис. Он полунес, полутолкал меня к дверям.

Когда я понял, что он собирается выгнать меня в холод, на улицу, я сжал его руку сильнее, протестуя. Я стал сжимать ее изо всех сил, изо всех оставшихся, невнятно моля его о приюте.

Затем, сквозь пот и слезы, застилавшие мне глаза, я увидел, как его лицо исказилось и услышал страшный крик, вырвавшийся из его крепко сжатых зубов.

В том месте, где я сжал ему руку, кость была сломана.

Он оттолкнул меня левой рукой и упал на колени, плача. Я сел на пол, и в моей голове на минуту прояснилось.

— Я… остаюсь… здесь, — сказал я с трудом, — пока не поправлюсь. Убирайся. И если ты вернешься, я тебя убью.

— У тебя чума! — закричал он. — Завтра телега приедет за твоими костями! — с этими словами он плюнул, с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, вышел вон.

Я каким-то чудом добрался до двери и задвинул ее на тяжелый засов. Потом я вернулся на кровать и заснул.

Если за моими костями действительно приезжали на следующий день, то ничего не испытали, кроме разочарования. Потому что через десять часов в середине ночи я проснулся в холодном поту и понял, что моя лихорадка побеждена. Я был очень слаб, но в полном рассудке. Тогда я понял, что пережил чуму.

Я взял плащ мужчины, висевший в шкафу, и немного денег, лежащих в ящике стола.

Затем я вышел в ночь и пошел в Лондон, и был год чумы, и я не знаю, зачем я шел…

Я не помнил, ни кем я был, ни что я там делал.

Вот так все и началось.

Я уже глубоко проник в Лабиринт, и снопы искр непрерывно поднимались под моими шагами, достигая колен. Я уже больше не знал, в каком направлении двигаться, и где теперь находятся Дейдра, Рэндом и Мойра. Сквозь меня неслись какие-то бурные потоки, даже мои глазные яблоки, и те, казалось, вибрировали. Затем я испытал такое ощущение, как будто щеки мои кололи булавками, а шея моя внезапно похолодела сзади. Я стиснул зубы, чтобы они не стучали.

Амнезия у меня произошла вовсе не в результате автокатастрофы. Память свою я потерял еще во времена правления Елизаветы 1. Флора, должно быть, решила, что после аварии ко мне вернулась память. Она знала о моем состоянии. Я внезапно был поражен мыслью, что она оставалась в этом Отражении Земля специально для того, чтобы не терять меня из виду. Значит, с конца 16 века. Этого я пока не мог точно сказать. Но я узнаю.

Я быстро сделал еще шесть шагов, дойдя до конца дуги и выходя на прямой отрезок пути. Я сделал первый шаг вперед по этому отрезку, и с каждым последующим шагом против меня начал воздвигаться второй барьер, Вторая Вуаль. Передо мной был поворот направо. Еще один, и еще.

Я был принцем Амбера. Это было правдой. Нас было пятнадцать братьев и шестеро из нас были мертвы. У нас было восемь сестер, и две из них тоже были мертвы, а может быть, и четыре!

Все мы проводили очень много времени, путешествуя по Отражениям или находясь в наших собственных Вселенных. Это академический вопрос, хоть он и является одним из основных вопросов философии, может ли тот, кто владеет властью над Отражениями, создавать свои собственные Вселенные. Не знаю точно, что говорит в конечном итоге по этому вопросу философия, но с практической точки зрения мы это могли.

Начался другой поворот, и у меня возникло такое ощущение, как будто я иду сквозь липкий клей.

Один, два, три, четыре… Я с трудом поднимал свои не желающие подниматься сапоги и ставил их на место один за другим. В голове у меня стучало, а сердце билось так, как будто в любую минуту грозило разорваться на тысячу кусков.