Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве - Дэвид Гранн

без капитана на квартердеке. Моряки делали все возможное, чтобы спасти свой утлый челн, потому что только так можно было спасти себя.

В конце концов «Вейджер» врезался в скопление скал. Это был конец. Две оставшиеся мачты опасно накренились, и люди их срубили, прежде чем те успели полностью опрокинуть корабль. Треснул бушприт, лопнули окна, выскочили гвозди, раскололись доски, рухнули каюты, прогнулись палубы. Нижнюю часть корабля заполнила вода. Крысы бросились наверх. Больные, не способные встать с гамаков, утонули.

Лорд Байрон в «Дон Жуане» так писал о тонущем корабле:

Картин пожаров, битв и разрушенья

Не забывают люди никогда,

…рождают боль и сожаленье

Разбитые сердца и города[346],[347].

И без того на удивление долго протянувший «Вейджер» преподнес своим насельникам последний подарок. «Волею судеб мы застряли меж двух огромных скал»[348], – записал Джон Байрон. Корабль не затонул целиком – по крайней мере, не сразу. Когда Байрон взобрался на верхотуру, небо прояснилось настолько, чтобы можно было разглядеть, что лежало за бурунами. Там, окутанный туманом, был остров.

Часть третья

Потерпевшие кораблекрушение

Глава восьмая

Обломки

В операционной лежал капитан Дэвид Чип. Он не видел столкновения, но слышал жуткий скрежет корпуса корабля о скалы – звук, которого боится каждый командир. Он знал, «Вейджеру», этому утлому челну несбывшихся надежд и чаяний, пришел конец. Если Чип выживет, ему не миновать военного трибунала – и расследования причин кораблекрушения. Суду предстоит узнать, сел ли «Вейджер» на мель вследствие «умысла, небрежности или других нарушений»[349]. Признают ли Чипа виновным – в глазах суда, в глазах Ансона, в собственных глазах?.. Настанет ли конец морской карьере? Почему лейтенант не предупредил об опасности раньше? Почему хирург одурманил его опиумом, «ничего ему не объяснив», – настаивал Чип, – «говоря мне, что это средство только для профилактики лихорадки»[350]?

Бесчисленная армия волн продолжала штурм, и Чип все явственнее слышал предсмертный хрип «Вейджера». Балкли вспоминал: «Мы каждую минуту ожидали, что корабль развалится»[351], – сильные толчки «потрясали всех на борту». Хотя кость в плече Чипа в ходе почти трехчасовой операции вправили, он по-прежнему страдал от сильнейшей боли.

Байрон и Кэмпбелл подошли к двери операционной – мокрые и столь бледные, что казались полупрозрачными, точно призраки.

Гардемарины доложили о произошедшем и рассказали об острове. На расстоянии мушкетного выстрела он казался болотистым, бесплодным и продуваемым всеми ветрами, с громадами гор на горизонте. По словам Байрона, на острове не было «признаков обитаемости»[352]. Впрочем, один только вид суши вселял надежду: «Теперь мы не думали ни о чем, кроме спасения наших жизней»[353].

Чип приказал немедленно спустить на воду четыре привязанных к палубе судна: одиннадцатиметровый баркас, семиметровые катер и барку и пятиметровый ялик[354]. «Спасайте больных»[355], – велел капитан.

Байрон и Кэмпбелл умоляли Чипа сесть с ними на транспортное судно. Но он был полон решимости соблюдать морской кодекс: капитан должен покинуть тонущий корабль последним, даже если это означает, что он пойдет ко дну вместе с ним. «Не обращайте внимания на меня»[356], – настаивал он. Матрос Джон Джонс также пытался убедить капитана покинуть «Вейджер». Чип, по словам Джонса, ответил, что «сначала следует спасти команду, а его собственная жизнь не имеет значения»[357].

Байрона поразила храбрость Чипа: «В то время он отдавал приказы с таким хладнокровием, как никогда раньше»[358]. Тем не менее в его решимости было что-то тревожное, как будто он считал, что только смерть смоет «позор».

Вода была все ближе, она клокотала, поглощая свою добычу. Было слышно, как матросы и юнги карабкаются по палубе и как беспрестанно скрежещет дерево о камень.

* * *

Джон Балкли попытался помочь спустить шлюпки, но мачт, на которые их можно было бы поднять, больше не было. «Вейджер» все сильнее погружался в хаос. Как ни странно, но многие моряки не умели плавать, а потому предались мрачным расчетам: прыгать в буруны и попытаться добраться до берега или ждать гибели на корабле?

Баркас – самый большой, самый тяжелый и самый необходимый из транспортных судов – треснул и вскоре был погребен под обломками. Впрочем, матросы быстро поняли, что более легкую барку можно тащить по палубе. Давай, давай! Хватай и поднимай! Сейчас или никогда. Балкли вместе с несколькими сильными матросами поднял барку над планширем и при помощи канатов спустил ее в море[359]. Началась давка – люди отпихивали друг друга, лишь бы спастись. Некоторые и вовсе прыгнули в лодку, чуть было не перевернув ее. И вот барка отправилась к суше. Это была первая за два с половиной месяца твердая земля, на которую они ступили, и спасшиеся буквально рухнули на нее.

Балкли остался на «Вейджере» и теперь ждал, когда же барка вернется. Увы, об оставшихся на корабле словно позабыли. Пошел ливень, и задул северный ветер, взбаламучивая море. Палуба содрогнулась, еще сильнее встревожив Балкли и остальных. Смерть дышала им в спину. Наконец удалось спустить на воду ялик и катер. Первыми переправляли самых больных. Двадцатипятилетний казначей Томас Харви, отвечавший за продовольственное снабжение корабля, позаботился о том, чтобы экипаж взял все припасы, какие только мог. Это несколько килограммов муки, ружья и боеприпасы, какая-то кухонная утварь, компас, карты и хроники первых исследователей для навигации, аптечка и Библия.

Через несколько часов эвакуировалась бо́льшая часть команды, кроме помощника плотника Митчелла. Этот человек с вечно горящим взором убийцы и еще дюжина его соратников отказались покидать корабль. К ним примкнул боцман Кинг, офицер, прямо обязанный следить за дисциплиной. Они бросились к бочкам спиртного – воистину пир во время чумы. «У нас на корабле были несколько человек, настолько не задумывающихся о грозящей им опасности, настолько глупых и невосприимчивых к собственному ничтожеству, – вспоминал Балкли, – что они впали в самое вопиющее безобразие и бесчинство»[360].

Прежде чем покинуть корабль, Балкли попытался отыскать некоторые документы. Бортовые журналы следовало спасать с места крушения, дабы впоследствии Адмиралтейство получило возможность установить потенциальную виновность не только капитана, но и лейтенанта, штурмана и других офицеров. Балкли был потрясен, обнаружив, что многие документы исчезли. «У нас есть веские основания подозревать, что для их уничтожения наняли человека»[361], – вспоминал он. Некто, возможно штурман или даже офицер рангом повыше, хотел скрыть свои действия от проверки.

* * *

Прежде чем покинуть корабль, Джон Байрон попробовал