Шедевр - Элис Броуч

Зато почтальон понимает, куда нести письмо, — по надписи на конверте. Марвин помедлил у стопки газет. На одной из них белела наклейка. Может, это и есть адрес квартиры? Адрес места, где спрятаны все четыре «Добродетели»? Похоже на то. Если бы удалось как-то передать этот адрес Джеймсу, он бы догадался, где искать украденные шедевры. Но надо спешить, а не то Денни упакует рисунки и уедет за границу.

Получится ли? Но ничего другого в голову не приходит. Чем сидеть сложа лапки, лучше уж заняться делом, пока четыре рисунка не исчезли в неизвестном направлении.

Марвин пополз по газете. Надо как-то отодрать наклейку. Осторожно, чтобы не попортить адрес, он принялся подгрызать желтый клей. До чего же вкус противный! Помогая себе всеми шестью лапками, отодрал, наконец, наклейку от листа газеты. В процессе жевания она немножко загрязнилась и подмокла, но все три строчки адреса прекрасно видны. Марвин расправил наклейку, а потом аккуратно сложил несколько раз — так они всегда складывали подстилку и полотенца, когда отправлялись на пикник. Наклейка превратилась в маленький сверточек, чуть меньше его самого. Теперь сверток надо чем-нибудь перевязать.

На стуле висел пиджак Денни. Ожидания Марвина оправдались, к плечу пристала пара седых волосков. Одним из них Марвин тщательно привязал сверток с адресом под брюшко. Двигаться стало невероятно трудно. Он еле добрался до стопки газет и присел, тяжело дыша, отдохнуть. Ну и устал же он! Теперь надо придумать, как передать адрес Джеймсу.

В этот момент раздался звонок, и в дверях кабинета появился Денни. Он что-то кричал в телефон.

— Что? Что случилось, Кристина? Я не понимаю.

Кристина! Сообщница! Даже думать о ней противно. А она Марвину сначала так понравилась.

— Что случилось? — продолжал Денни. — Уже нашли? Только уголок паспарту и больше ничего? Ну, да, конечно, с жучком. Успокойся, прошу тебя, я совершенно ничего не понимаю.

Марвин высунулся из-под газеты, стараясь не пропустить ни слова. Почему Кристина так расстроена? Все ведь идет по их плану.

— Ужасно жалко, конечно, но разве это так уж…

Долгое молчание. Денни, внимательно слушая, оперся о стол. Его пальцы легонько постукивают по столешнице рядом со «Справедливостью». Вдруг он шумно вздохнул.

— Нет! Подлинный Дюрер? Этого не может быть, Кристина!

Марвин в недоумении глядел на него из-под газет. Конечно, подлинный Дюрер. Они же сами его и украли. Из трубки слышался полный отчаяния голос Кристины.

— Да, я был вчера в галерее, но ничего такого не заметил. Конечно, я особо не вглядывался, ты же сама вставляла его в раму. Ты права, совершенно бессмысленно, но… Просто поверить не могу. Это точно?

Ура, Кристина ничего не знает! Марвин так разволновался, что едва успел спрятаться, когда Денни направился к письменному столу. Уже в газетном укрытии он облегченно вздохнул: Кристина ни в чем не виновата. Она и правда любит Дюрера, она не врала и не притворялась перед Карлом и Джеймсом.

— Да, да, конечно, я сейчас же приду, — продолжал Денни. — Я должен сам в этом убедиться.

Голос в телефоне продолжал что-то объяснять, а Денни стоял у письменного стола и терпеливо слушал.

— Совершенно невозможно себе представить, что и «Мужество» теперь пропало, — голос Денни звучал расстроенно, но спокойные движения рук выдавали его истинные чувства. Марвина передернуло от отвращения. Какой актер! — Если это правда, придется немедленно сообщить директору Гетти, ну и правлению музея, конечно.

До Марвина донесся встревоженный голос Кристины. Ах да, ведь «Мужество» привезли из музея, где работает Денни. Украденный рисунок даже не принадлежит музею, из которого его украли. Теперь понятно, почему Кристина в таком ужасе. Выходит, что она кругом виновата.

Минуту-другую Денни слушал не прерывая, потом сказал:

— Нет, нет, ты приняла все меры предосторожности. Я сам был с тобой. Перестань себя казнить, Кристина. Все равно, скажу тебе честно, не понимаю, как такое могло произойти. Рисунок Джеймса, конечно, очень похож, но все же… Ты уверена, что пропал именно подлинник?

Как он может так притворяться? Марвин просто не верил своим ушам.

— Да, да. Мне очень жаль. Невероятно, да. Ты уже известила дирекцию музея? Полицию? — снова пауза. — Да, ты права. Я сейчас же приду, пойдем вместе. Может, ты все-таки ошибаешься… И Джеймс там? Да? Ага… Да… понимаю.

Марвин сразу же почувствовал себя куда лучше. Джеймс уже в музее. Если он доберется до Джеймса, то как-нибудь сумеет ему все объяснить. Может, еще удастся спасти замечательные шедевры Дюрера.

— Буду у тебя в кабинете через двадцать минут, — продолжал Денни. — Вместе поговорим с директором.

Он отключил телефон и потянулся за пиджаком.

Марвин понял: час настал. Не успел Денни дотронуться до пиджака, как Марвин с трудом — мешал привязанный к брюшку сверток — спрыгнул с края стола прямо на рукав пиджака. Из-за лишнего веса он чуть не промахнулся и только в самый последний момент успел всеми шестью лапками уцепиться за ворсистую ткань.

Денни снял пиджак со стула, повернулся к столу, на котором лежали рисунки, и довольно улыбнулся:

— Мои дорогие дамы, я не могу оставить вас у всех на виду.

Он достал из стенного шкафа целый ворох упаковочной бумаги. Аккуратно, хирургически точными движениями завернул каждый рисунок и, один за другим, уложил в портфель. Маленькие рисунки прекрасно туда поместились. Потом Денни закрыл портфель и убрал обратно в шкаф.

Марвин наблюдал за происходящим в безмолвном отчаянии. Оставалось только надеяться, что он видит «Справедливость», «Мужество», «Умеренность» и «Благоразумие» не в последний раз.

Через минуту он еще крепче вцепился в рукав пиджака: Денни спешил в музей Метрополитен.

Друг всегда поможет

Десяток кварталов промелькнули с необычайной быстротой. Марвин с облегчением понял, что квартира находится недалеко от музея — раз они не взяли такси и не поехали на метро. Денни мигом взбежал по высокой лестнице музея и ворвался в кабинет Кристины. Там царило полное смятение. Кристина, опустив голову и закрыв лицо руками, сидит за столом — щеки мокры от слез, очки отброшены куда-то в сторону. Рядом стоят совершенно убитые Карл и Джеймс.

— Моя карьера загублена, навсегда загублена. Ума не приложу, как все это объяснить. Никто не поверит. Как я умудрилась? Это ужасно, ужасно.

— Кристина, — ласково начал Денни, — давай сначала все проверим. С тех пор как рисунок унесли из музея, я разговаривал с тобой по крайней мере шесть раз, и все шло по плану. Я не верю, что ты могла допустить такую ошибку.

Марвина аж передернуло: какой все-таки негодяй! А говорит-то как убедительно, словно и впрямь сочувствует.

— Сам посмотри, — тихо ответила Кристина.

Денни подошел к Кристине, а Марвин сполз вниз по рукаву, оттуда на штанину и наконец на пол. Привязанный к брюшку сверток очень затруднял движения, но все же ему удалось спуститься и затаиться под столом. Теперь надо как-то привлечь внимание Джеймса.

Можно попытаться взобраться мальчику на запястье, он так раньше уже делал, но все настолько поглощены рисунком, что Джеймс вряд ли его заметит. Марвин замер у ножки стола, не зная, что предпринять. А наверху продолжался весьма неприятный разговор.

— Они просто очень похожи, — говорил Джеймс. — Помните, их никто не мог различить.

Кристина вздохнула.

— Поэтому я и попросила вас всех поскорее прийти, надеялась, может, я не права. Но… сами посмотрите. Как только агент ФБР сказал, что в такси нашли обрывок паспарту с жучком, я сразу забеспокоилась. Пошла проверить подлинник, чтобы убедиться, все ли в порядке. И… сами видите… Ты же видишь разницу, Денни?

Уж он-то видит разницу, хотелось закричать Марвину. Он же все и подстроил. А теперь еще кивает с сочувственным видом.

— Это не Дюрер, — тихим, ровным голосом произнес Денни.

Безутешная Кристина повернулась к Джеймсу:

— Можно устраивать какие угодно проверки, но когда смотришь на рисунки Дюрера столько лет, нутром чуешь. Так всегда с подделками. — Она покачала головой. — Тесты и проверки это хорошо, но в конечном итоге все решает человеческое чутье. Когда по-настоящему знаешь художника, что-то в подделке начинает тебя беспокоить, и чем дольше глядишь, тем больше беспокоишься. Да так, что сил нет терпеть.

Она взглянула на рисунок, но тут же зажмурилась. Марвин вздрогнул: неужели его творение причиняет ей такую невыносимую боль? Но раздумывать обо всем этом не было времени, потому что он вдруг заметил, как рядом с ножкой стола что-то блеснуло. Это же его оружие — кнопка! Он же сам ее припрятал, когда ночевал здесь.