Темнее, чем янтарь - Джон Макдональд

Она попыталась было возроптать, но постепенно успокоилась.

— По крайней мере я убедилась, что у тебя все в норме, — пробормотала она, поворачиваясь на бок.

— Ну и слава Богу. Спи, малышка.

Минут через двадцать я решил, что дал ей вполне достаточно времени, чтобы уснуть, бесшумно вскочил, оделся и склонился над ней. Она спала, глубоко и ровно дыша. Я выскользнул из каюты и запер за собой дверь.

Парусиновая пижама в желто-черно-зеленую полоску делала Мейера похожим на циркового медведя. Вздыхая и зевая, он уселся поближе к лампе и развернул послание Дел. Прочитав первые строки, он перестал зевать, подобрался и молча читал до самого конца. Закончив, он одобрительно кивнул, спрятал письмо во внутренний карман своего пиджака и устремил задумчивый взор поверх моей головы.

— Было бы крайним упрощением, — начал он, — пытаться представить ее сущность…

— Мейер, ради Бога!..

— …в обычных терминах, как то: бессердечность, безнравственность, инфан…

— Мейер, я тебя умоляю!

— Для людей… Нет, для особей такого типа существует только два понятия: «Я» и «Не-Я». Вернее, реально существует только «Я», остальные — «Не-Я» — лишь постольку, поскольку они полезны для «Я». Эта парочка, не моргнув глазом, избавилась от четырнадцати «Не-Я», потому что…

— Ты всегда занимаешься философией в три часа утра?!

— … потому что для них это было не четырнадцать братьев, а четырнадцать мешающих предметов.

— Мейер, если ты немедленно не прекратишь…

— Ты что, не согласен со мной?

— Слушай, ты, Зигмунд Фрейд, ты ходил туда, черт тебя возьми?!

— Ах, право, какие пустяки тебя интересуют! — обиженно протянул Мейер, опять начиная зевать и потягиваться. — Конечно, ходил. Туда можно было привести духовой оркестр — он бы все равно не заметил. Я заткнул раковину в ванной, налил воды и пустил туда нашу куколку плавать. Это смотрится весьма эффектно. Особенно удались колышущиеся в воде волосы. Я не стал гасить свет в ванной. Думаю, после столь обильных возлияний он скоро посетит сие заведение.

— Боже, как ты многословен! Что ты думаешь по поводу денежек Пауэлла Даниельса? Неужели мы позволим им уплыть?

Мейер взглянул на часы и с сомнением покачал головой.

— Уже около четырех. Он может проснуться в любой момент — ведь он проспал уже почти семь часов. По-моему, это чересчур рискованно.

— И все-таки я попробую.

— Что за тяга к героическим деяниям? — поинтересовался Мейер. — Или ты продал душу дьяволу, а тело — этой маленькой ведьмочке?

— Ты на редкость догадлив.

— Ага, и теперь ты наложил на себя епитимью — добыть если не чашу Грааля, то хотя бы пояс с деньгами.

— Ты что, и впрямь думаешь, что я?..

— Нет, мой мальчик, если бы я так думал, то никогда не шутил бы по этому поводу.

— А между тем я был чертовски близок к этому. Как никогда.

— В самом деле? — Мейер удивленно приподнял брови. — А впрочем, что такого: она весьма привлекательна и наверняка э-э-э… обладает высокой квалификацией. Сын мой, я отпускаю тебе этот грех, тем более, что желание не есть действие.

— Спасибо, падре, — ухмыльнулся я. — Все-таки я пойду. Ты не забыл, что еще надо сделать?

— Не волнуйся. И будь осторожен с этим типом.

Я поднялся на палубу и некоторое время постоял у перил, подставляя лицо ветру. Судно плавно неслось по невидимым волнам, оставляя за кормой вспененный фосфоресцирующий след.

Я хотел зайти к себе за пистолетом, но передумал: Дел могла проснуться. Неужели я не справлюсь с полусонным пьянчугой, сколько бы там фунтов мускулов на нем ни висело?

13

Беззвучно прикрыв за собой дверь четырнадцатой каюты, я постоял, привыкая к темноте. Из-под двери в ванную виднелась яркая полоска света, но она только слепила глаза.

Наконец я разглядел неподвижный силуэт Анса на кровати, очертания мебели и даже краешек записки, пришпиленной к пустой подушке.

Я подошел поближе и раздвинул занавески на ближайшем иллюминаторе. Отраженный свет палубного прожектора проник в каюту, создавая рассеянный полумрак. Обойдя вокруг кровати, я склонился над спящим. Он лежал на левом боку, почти ничком, подогнув правую ногу и засунув руки под подушку. Простыня прикрывала его до середины груди. Я осторожно стянул ее, открыв спину и бедра. Приподняв край пижамной куртки, я увидел у него на талии темную полосу дюйма в четыре толщиной. Застежки видно не было. Я осторожно дотронулся до пояса и пришел к выводу, что это обычное потайное портмоне, застегивающееся на две пряжки спереди. Запустив руку поглубже, я нащупал одну из них.

Его грудь медленно вздымалась и опускалась прямо перед моим носом. Чтобы расстегнуть пряжку, надо было затянуть ремень. Ухватившись за свободный конец, я манипулировал ремнем в такт его дыханию: понемногу натягивал на выдохе, чуть-чуть отпускал на вдохе. От него здорово несло перегаром. Потребовалось не меньше дюжины вдохов-выдохов, чтобы язычок выскользнул из дырочки.

Немного передохнув, я взялся за вторую пряжку. Вдох — выдох, вдох — выдох. Можно будет вынуть деньги и оставить пояс под ним — пусть думает, что пряжки сами расстегнулись. А можно будет просто вытянуть из-под него пояс и выскочить в коридор, пока он придет в себя. Лишь бы в коридоре никого не было.

Но я не успел сделать ни того, ни другого. Видимо, в какой-то момент я отвлекся и натянул ремень слишком сильно.

Его рука мгновенно вынырнула из-под подушки и метнулась к поясу, едва не столкнувшись с моей.

— Ах ты, сука! Какого черта тебе надо? — Анс рывком сел на кровати.

Заметив, что он нащупывает выключатель, я сцепил руки в замок и ударил, целясь в затылок, но в темноте промахнулся и угодил в твердый бугор трапециевидной мышцы. Он отреагировал мгновенно. Вскакивая на ноги, он одновременно обхватил меня могучими руками и опрокинул на пустую кровать. Я попытался вцепиться ему в глаза, но он увернулся, не выпуская меня из своих медвежьих лап. Я нанес несколько бесполезных ударов кулаком по его шее, затем нащупал ухо и крутанул его как следует, но он только сдавил меня еще сильнее. Я не мог выдохнуть, перед глазами поплыли круги. Понимая, что это мой последний шанс, я обхватил рукой его бычью шею, нащупал подбородок и ввинтил большой палец в болевую точку под челюстью. Он замычал от боли и на мгновение ослабил нажим. Я едва сумел вдохнуть, как он вновь навалился на меня. Я успел увидеть, как он заносит кулак над моим лицом, и подался в сторону. Удар пришелся по шее. От дикой бол и в горле я дернулся так, что мы оба свалились в проход между кроватями, но он оказался внизу. Ухватив его за уши, я дважды шмякнул его головой об пол, но на него это почти не произвело впечатления. Вывернувшись из-под меня, он нанес сокрушительный удар ногой прямо мне в челюсть.

Я упал на спину. Сознания я не потерял, но не мог пошевелить не только пальцем, но и языком. Казалось, будто в горло мне напихали щебенки.

Со спокойствием, удивившим меня самого, я подумал, что их излюбленное местечко для ночных прогулок по палубе совсем недалеко отсюда. Как это сказал Мейер? «Для него ты не более, чем вещь». Притом совершенно ненужная.

Моя бедная голова каталась по полу в такт покачиванию «Моники». Когда она откатывалась вправо, я мог его видеть. Он сидел на своей кровати, свесив голову между колен, и что-то бормотал себе под нос. Я вдруг подумал, что он еще не вполне проснулся и все это время действовал автоматически.

Внезапно он встал, и я похолодел в ожидании финала. Но, к моему удивлению, он, скрючившись, потащился в ванную. Любопытство пересилило боль. Я пошевелил руками, согнул ногу в колене. Конечности подчинялись мне, хотя и с трудом. Перекатившись на живот, я подтянулся на руках, оторвал от пола все восемь тонн моего тела и ухватился за край кровати. Вытянув шею, я через открытую дверь заглянул в ванную.

Одной рукой он опирался на раковину, в другой держал мокрую японку. Прошла секунда, другая, он застыл на месте и только беззвучно открывал и закрывал рот. Это зрелище вселило в меня некоторый оптимизм, и я попытался встать на две хлипкие макаронины, которые когда-то были моими ногами.

Подкравшись к двери, я увидел его подбородок в трех футах от себя, как раз на уровне моей груди. Он не заметил меня. Все его внимание было поглощено детской игрушкой, которую он держал в дрожащих руках.

Мне хватило времени на то, чтобы сдернуть с вешалки полотенце и обмотать им руки. Расставив ноги, я принял наиболее устойчивую позицию.

На этот раз я попал в точку. Он беззвучно рухнул вперед, гулко стукнувшись лбом о кафель.

Покидая четырнадцатую каюту, я уносил пояс Анса и куклу-японку. Сам Анс лежал в своей постели в той же позе, что и полчаса назад.

Интересно, что он сумеет вспомнить утром?

Утро началось со стука в дверь и призыва стюарда как можно скорее выставить багаж в коридор. Я быстренько оделся, но Дел даже не пошевелилась. Золотые волосы рассыпались по подушке, розовые губки приоткрыты, грудь мерно вздымается. Очень мило.