Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине) - Гунар Иванович Курпнек

достанет, и короткими перебежками вышли из-под огня. Только наводчик Зунт с двумя стрелками остались возле орудия.

Эсеровский пулеметчик еще несколько раз прострочил опустевшие позиции и умолк. Эдуард Петрович отправил в штаб еще одного нарочного: когда открыть огонь?

Наконец пришел долгожданный приказ. И сразу же заухало орудие. Невооруженным глазом было видно, как в стенах особняка одна за другой появлялись бреши.

Паника довершила то, что начали артиллеристы: мятежники бежали к Покровскому бульвару и дальше — мимо Курского вокзала и Таганки — на Рогожскую заставу. Но их здесь уже ждали. Многие были арестованы, а некоторые так и не поднялись с пыльной булыжной мостовой…

В наступившей после выстрелов тишине Берзин и стрелки услышали спокойные, размеренные шаги высокого, худощавого человека.

Это был Дзержинский.

Выбравшись из разгромленного штаба левых эсеров, он неторопливой походкой подошел к орудию, движением руки остановил начавшего было рапортовать Берзина и сказал очень простые, совсем обыденные слова, которые в знак благодарности обычно говорят друг другу люди. Спросил фамилию командира, что-то чиркнул на обрывке бумаги, пожал стрелкам руки и той же размеренной походкой спустился к Солянке.

«Железные нервы у человека», — подумал Эдуард Петрович.

9

Локкарт в бешенстве отшвырнул газету, исподлобья взглянул на Рейли.

— Как же согласуется поражение левых эсеров с вашими планами? — спросил он, продолжая начатый разговор. — Или, может быть, Попов и его отряд бежали из Москвы по вашему указанию?

— Не иронизируйте, Брюс. Я привык смотреть правде в глаза. Неудача с левыми эсерами доказывает, что французы и мы делали ставку не на ту карту…

— Вот как! — Локкарт не скрывал раздражения. — Может быть, вы подскажете, как об этом сообщить в Лондон?

— Никак!

— То есть? — Локкарт опешил. — Вы предлагаете…

— Да, да, замолчать этот печальный инцидент.

Локкарт и сам понимал, что сейчас благоразумнее всего промолчать: знать, мол, ничего не знаю об эсеровском мятеже. Да, но Гренар, без сомнения, доложит в Париж… Черт бы побрал этого французского консула! Вечно суется, куда его не просят. Придется попросить его смягчить краски, тем более что он и сам не заинтересован выставлять себя в невыгодном свете. Как все это неприятно!

— Выпьем, Брюс, за тех, кто в пути, — не совсем вежливо прервал размышления Локкарта Рейли, протягивая рюмку. — Иными словами, предлагаю тост за нас с вами. Ведь мы — вечные странники.

— Вы сегодня в миноре, Сидней. — Локкарт отпил из рюмки, почмокал губами. — Превосходный коньяк! Где вы его достаете?

— Запасы моей Дагмары. Но вы так и не ответили на тост…

— Вы ждете каких-то особых слов? Их у меня нет. Так же, как нет желания говорить о делах.

— Вижу, Брюс, что неудача с левыми эсерами вас… как бы это точнее выразиться, — Рейли вопросительно взглянул на собеседника. Тот устало махнул рукой. — Впрочем, оставим этот разговор. «Король умер! Да здравствует король!» Продолжим путь, предначертанный нам всевышним. Мы же вечные странники! Мы люди…

— Знаете, что я вам скажу, Сидней? Лет через двадцать, когда вы приметесь за мемуары, все эти словечки вам, может быть, и понадобятся для описания своих подвигов. Сейчас же, простите, они просто неуместны.

— И все-таки я повторяю: «Король умер! Да здравствует король!»

— Вы хотите предложить что-то взамен левых эсеров?

— Как вы догадливы! Поразительно! — Рейли не скрывал иронии. — Вот уже полчаса я стараюсь привлечь ваше благосклонное внимание к плану наших дальнейших действий, а вы…

— Напрасно стараетесь! Сегодня я не склонен думать о делах. Поговорим лучше о женщинах. Налейте!

— Хорошо, будем говорить о женщинах, — согласился Рейли и наполнил рюмки. — Кстати, в том плане, который я хочу вам предложить, прекрасному полу отводится значительная роль.

Локкарт капризно поморщил нос: черствый человек этот Сидней. Вместо того чтобы спокойно пить коньяк самому и не мешать другим предаваться маленьким житейским радостям, лезет со своими планами. Это, конечно, хорошо, что он не потерял голову в такое время, но нельзя же быть до такой степени бесчувственным.

— Вижу, вы хотите сегодня меня доконать, — последнее слово Локкарт произнес по-русски. — Делайте это побыстрее. Я хочу еще повидать Гренара.

«Знаю, о чем ты будешь с ним говорить. Постараешься, чтобы он отправил в Париж удобное тебе донесение», — подумал Рейли. Отпив из рюмки, он начал издалека:

— Прежде чем говорить о существе самого плана, я хотел бы, Брюс, предпослать ему маленькое введение. Точнее— сообщить биографические данные человека, который будет осуществлять задуманную мной операцию.

— Нет, нет! Только без биографий! Хватит с меня жизнеописаний проходимцев.

— Уверяю вас, что эта биография абсолютно респектабельна. И даже поучительна с точки зрения высокой морали. Мой герой — выходец из гущи народа, или, как выражаются господа большевики, имеет настоящее пролетарское происхождение. Однако это не помешало ему с юношеских лет увлечься искусством и в двадцать лет окончить Берлинскую Академию художеств.

— Живописец-неудачник! Деклассированный элемент! Можете не продолжать! Дальнейшие перипетии мне известны.

— Ошибаетесь! — Рейли не на шутку обиделся, но одержал негодование. — Эти перипетии не подходят под уготованный вами привычный стандарт. Человек, о котором я рассказываю, обладает железной волей, решительным характером, наконец, личной храбростью. На фронте получил награды, удостоен офицерского звания. Замечу, что это не какая-нибудь штабная крыса, а строевой офицер, не раз поднимавший солдат в атаку.

— Это еще ничего не доказывает. Пусть себе ходит в атаки на красных…

— Он им служит.

— Кому это — им?

— Красным! Большевикам!

— Ого! Это уже становится интересным. Продолжайте! — Локкарт стал внимательнее прислушиваться к Рейли.

— Самое интересное вы еще услышите, Брюс. — Рейли не скрывал торжества. — Да, он служит большевикам! Служит верой и правдой! Но он ненавидит их всей душой. Странное противоречие, не правда ли?

— Ничуть! Я знаю десяток дипломатов, которые поступают точно так же. Гренар, например, лютой ненавистью ненавидит республику — он монархист, вы это знаете, — а служит ей не за страх, а за совесть. Обстоятельства!

— Вы правы, Брюс. Обстоятельства порой нам не подвластны. Но я продолжу. Мечта этого человека — увидеть родину свободной и независимой.

— Родина — это, разумеется, Россия?

— Нет! Латвия!

Услышав последнее слово, Локкарт мгновенно сообразил: Сидней заручился поддержкой какого-то командира крупного латышского соединения и готовит его к роли, которую так бездарно сыграл Попов. А может быть… Нет! Локкарт чувствовал, как от мелькнувшей мысли лоб покрылся холодной испариной. Не может быть, чтобы Сидней, при всех его исключительных способностях разведчика, мог завербовать себе агента в латышских частях, охраняющих Кремль. Это была бы просто невероятная удача!

— Весьма интересно, — рассеянно пробормотал Локкарт, делая вид, что не очень внимательно слушает Рейли.

— Мои люди установили, что командир