Волк (ЛП) - Гаджиала Джессика

Я проснулась через некоторое время, плечи кричали от боли и было холоднее, чем когда-либо в моей жизни. Мои глаза медленно открылись, сознание возвращалось ко мне по частям. Сначала я поняла, что у меня болят плечи, потому что я висела привязанная за запястья. Во-вторых, я поняла, что замерзла, потому что моя одежда исчезла. Вся. Я была голой. Также поняла, что я была в подвале, все стены из шлакоблоков, цементный пол и никаких окон. В-третьих, у меня было ослепляющее, парализующее понимание того, что со мной произойдет.

Я была голой в подвале, висела привязанная за запястья после того, как двое мужчин похитили меня с улицы. Я могла быть бесстрашной и немного туповатой из-за своей собственной беспечности, но я не была глупой. Они не держали меня в подвале прикованной и голой, чтобы научить играть в карты и говорить о том, насколько лучше все было до того, как технологии начала разрывать нас на части.

Нет.

Меня собирались пытать.

Я собиралась быть, я с трудом сглотнула, даже подумав об этом слове, изнасилованной.

И я ничего, ни черта не могла с этим поделать.

В то время я понятия не имела, кто такой Лекс Кит. Он все еще был молод, все еще платил свои долги, прокладывая себе путь в криминальное днище. Я о нем не слышала. Поэтому понятия не имела, что он не просто насильник. Он был садистом. Он получал удовольствие от боли и был очень, очень хорош в поиске новых и изобретательных способов ее создания. Несколько дней меня резали на куски, маленькие поверхностные порезы вдоль и поперек моих рук, порезы, предназначенные для того, чтобы жалить и пугать меня, но не причинять никаких необратимых повреждений — просто маленькие белые шрамы, которые я покрою татуировками.

Но были и другие дни, когда он открывал шкаф и доставал оттуда свои «игрушки». Я предположила, что в мире, где не было похищений и пыток, у этих типов секс-игрушек была какая-то аудитория, которая получала удовольствие от их использования — вещи с шипами, вещи с острыми краями, вещи слишком большие, чтобы когда-либо помещать их внутрь тела, но предназначенные для этого.

Это были плохие дни.

В те дни я молилась о потере сознания.

Но были и другие дни. В те дни Лекс приглашал своих людей в подвал.

В те дни я громко и безудержно молилась о смерти.

Я хотела умереть.

Я так сильно этого хотела.

Но этого не происходило.

Я научилась судить о днях по одежде Лекса, хотя знала, что бывают дни, когда он не приходит. Ближе к концу, я почувствовала, что мое тело, наконец, начинает сдаваться, решив, что это больше не может продолжаться. Это была странная вещь — переживать собственную смерть, медленное, затянувшееся переживание бесконечной боли, слабости, голода, обезвоживания и страха. Когда мои руки освободили от цепи на шестнадцатый день после похищения, все мое тело рухнуло на пол, как тряпичная кукла, без костей.

— Пора прикончить эту скотину, босс, — сказал один из мужчин, пиная меня под ребра, как дохлую собаку на заднем крыльце. У меня даже не осталось сил, чтобы закричать.

С меня хватит.

Дело было сделано.

Наконец-то я буду свободна.

Мое тело вытащили из подвала, покрытое кровью, и бросили в багажник. Потом меня вытащили из багажника и бросили в переулке, оставив там умирать.

И я бы так и сделал.

Все мое тело билось в конвульсиях, покрытое потом, но было так холодно, слишком холодно.

— Господи Иисусе, — раздался женский голос. У меня хватило сил только на то, чтобы заставить распухший глаз открыться. И тут я увидела ее: женщина в армейских зеленых штанах цвета хаки и коричневой майке стояла на коленях передо мной, ее длинные светлые волосы были заправлены за уши, ее карие глаза были добрыми и полными ужаса. — Привет, милая, — сказала она, убирая волосы с моего лица. — Меня зовут Ло. Я вытащу тебя отсюда и все улажу, хорошо? — Ее голос был фальшиво бодрым. Даже почти мертвый, я знала этот тон. Это был тон, которым разговаривают с собакой, которую сбила машина, и ты знаешь, что никогда не доберешься до ветеринара — ложное успокоение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Хочу умереть, — возразила я слабым голосом, слезы почему-то текли по моему лицу, несмотря на то, что все мои внутренности были сухими, как наждачная бумага.

Ее глаза закрылись на выдохе, и она долго молчала, прежде чем заговорить снова. —Это я понимаю. Но я не позволю этому случиться. Когда-нибудь ты вспомнишь об этом и порадуешься, что я не ушла.

Меня отвезли в Хейлшторм, и я провела несколько недель на койке в импровизированном больничном крыле, где меня посещали только Ло и другие женщины. Меня подлатали. Меня подключили к внутривенным антибиотикам и жидкостям. Меня насильно накормили какой-то ужасной вонючей смесью, которая вынудила мой организм к ранним месячным.

Я бушевала в те первые недели, когда была достаточно здорова. Я плевалась и набрасывалась на Ло всем своим слабым телом. Я хотела умереть! Я ей все рассказала. Я кричала на нее. Я хотела, чтобы это закончилось. Я не хотела просыпаться и смотреть в лицо тому, через что прошла. Я не хотела, чтобы воспоминания превратились в кошмары, которые никогда не дадут мне уснуть. Я больше не хотела быть проклятой жертвой.

— Ты выбираешь быть жертвой, — сказала Ло, отмахиваясь от книги, прежде чем она попала в нее. — Ты можешь быть кем угодно прямо сейчас. Ты можешь быть женщиной, которая прошла через какое-то дерьмо и вышла из него. Ты можешь остаться в живых. Или же ты можешь свернуться калачиком и прижать свою боль к груди, решив остаться жертвой. Но не сомневайся, мой маленький Джейшторм, это твой выбор.

Я упала обратно на кровать, молча злясь. Но не потому, что она ошибалась. Потому что она была права. У меня было две вещи, которые я могла сделать со своей жизнью в тот момент: я могла закончить ее или я могла двигаться дальше.

Поэтому на следующий день я встала с постели. Я построила стену. И я начала тренироваться, чтобы стать женщиной, которую никогда больше нельзя будет сделать беспомощной. Я стреляла из пистолетов. Я изучала боевые искусства. Я узнала о точках давления и яде. Я поняла, как делать бомбы.

Но я не стала «выжившей». Я ненавидела этот термин. Это слово было слабым, бессмысленным для меня. Многие люди выжили. Это ничего не значило. Ты можешь пережить что-то, свернуться клубком на полу и никогда больше не подниматься. «Выживший» означало не что иное, как дыхание в легких.

Я не стала выжившей.

Я стала крутой сукой.

Это был мой выбор. Именно такой выбор дала мне Ло, когда подобрала меня на той улице.

Я уже много лет не слышала имени Лекса Кита и не знала, что он открыл свое дело в том же городе, где я жила. Я осталась изолированной в Хейлшторме, тренируясь, взламывая и строя планы. Я не всегда была в курсе событий. Я не имела никакого желания, чтобы вернуться на улицы. В реальном мире у меня ничего не осталось.

Когда я достаточно поправилась, я позвонила домой и сказала родителям, что сбежала. Я сказала им, что это не имеет к ним никакого отношения, что я буду поддерживать с ними связь.

Я не могла снова встретиться с ними. Я никогда не буду той дочерью, которую они знали. Дочь, которую они знали, не была покрыта шрамами и не жила за стенами, которые, она была уверена, никто не мог сломать. Дочь, которую они любили, не знала, что может всадить пулю в чье-то тело, и покончить с чьей-то жизнью и сделать это, не моргнув глазом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Поэтому я посылала им рождественские открытки, юбилейные открытки, подарки на день рождения и подарки на День матери и отца. Но я больше не принадлежала им.

Я была собой и только собой.

До той ночи, когда я нашла этот форум, я думала, что пошла дальше. Как могла. Не совсем. Шрамы останутся навсегда. Всегда будут призраки и демоны. Но я двинулась дальше. Я не строила планов мести. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы никогда больше не думать о Лексе Ките.