Геополитические шахматы. Искусство побеждать без войны - Гурия Мурклинская

Как утверждают политологи, основывающиеся на серьезном экономическом анализе, основой мировой политики более чем когда-либо становится геоэкономика, именно она определяет «болевые точки» и места наибольших напряжений, связанные с бурными процессами трансформации мирового пространства. Поэтому на смену силовому противостоянию («hard power») идут экономические войны («soft power»). Поэтому сегодня мы говорим о китайском опыте адаптации внешних Вызовов и использовании их для развития экономики, усиления влияния на мировую политику. «Важно, что КНР без особых натяжек можно отнести к числу стран, успешно адаптирующих глобализацию. Критика данного явления китайскими политиками и учеными сочетается с его использованием. При этом важно то, что глобализация рассматривается как внешний по отношению к Китаю процесс. Участвуя в нем, страна, во-первых, остается сама собой, а во-вторых, способна внести в глобализацию определенные коррективы, «стимулировать создание справедливого и рационального нового международного политического и экономического порядка»[91]. Обратим внимание на соседство «справедливости» и «рациональности». Заметим также отчетливый контраст с позднесоветским и раннероссийским подходом, в котором ключевое слово – «интеграция» (в Европу, в «цивилизованное сообщество», в мировую экономику), предполагающая, в той или иной мере, утрату самостоятельности. В Китае хорошо различают в глобализации как угрозы, так и возможности. С одной стороны, это «мировая экономическая война, от которой никуда не денешься», с другой – «взаимодействие, в котором выгоду получают обе стороны». Используя возможности, нельзя забывать об угрозах»[92].

Проекцию экономической динамики на внешнюю политику, преимущества психологического воздействия на потенциального противника превосходно выразил выдающийся китайский лидер Чжоу Эньлай: «Дипломатия есть не что иное, как продолжение войны иными средствами».

По мнению А. Салицкого, «к числу основных проблем, отягощающих выработку внешнеполитической стратегии России, можно отнести:

1) недоучет фактора смещения центра тяжести геоэкономики и мировой геополитики на Восток;

2) недостаточное внимание к процессам активного становления «семиполюсной» структуры мирового пространства (Бразилия плюс крупнейшие государства экономической группировки МЕРКОСУР, США, Западная Европа, Индия, Китай, Япония, Россия).

Вышеназванные государства и региональные сообщества суть несущие конструкции нового мирового устройства, способного приобрести ясные очертания, по всей вероятности, уже через 5-У лет.

Политическая безальтернативностъ форсированного обустройства Сибири и Дальнего Востока будет объективно смещать ось внутреннего развития России в восточном направлении.

Можно предположить, что это потребует и соответствующего прагматического сдвига в российской внешней политике. Усилению «восточного вектора» в политике России благоприятствует и фактическое превращение Китая и Индии в «локомотивы» мировой экономики. (Важность этого процесса возрастает в силу замедления темпов экономического роста Запада и прогрессирующего нарастания там внутренних и внешних проблем и противоречий). Длительный экономический рост Индии и Китая с его неизбежными геополитическими последствиями, дополняемый активной хозяйственной динамикой других крупных государств АТР, представляет собой новый Вызов нашей стране. Здесь адекватным Ответом России должно стать выстраивание многосторонней системы горизонтальных связей в Азиатско-Тихоокеанском регионе с непременным участием Кореи, Вьетнама, некоторых государств Юго-Восточной Азии.

Двуединой задачей построения такой системы связей могли бы явиться, с одной стороны, снятие нарастающей озабоченности стран Азиатско-Тихоокеанского региона в связи с возможной экономической и геополитической экспансией Пекина, с другой – противодействие попыткам США создать «санитарный кордон» вокруг КНР»[93].

Между тем успешное экономическое развитие Китая раздражает не только Запад. Наряду с исламским Востоком, с симпатией и интересом изучающим опыт успешного экономического противостояния западным транснациональным корпорациям, не меньший интерес и ностальгию по временам социализма, совершенно бездарно разрушенного либералами, испытывают, глядя на этот опыт, страны Восточной Европы.

«Успешное преодоление Китаем разного рода догматических построений, включая неолиберализм, не осталось незамеченным – ни на Востоке, ни на Западе. Пекинский консенсус как бы поглотил Вашингтонский, социализм вобрал в себя рынок, не изменив базисных характеристик».

Не обходится и без явных курьезов: «А.Илларионов, в очередной раз попытавшись представить КНР воплощением либерализма, заявил в эфире «Эха Москвы», что «в Китае государству в голову не придет отбирать у частного лица нефтяную компанию». Такого там, подтвердим, не наблюдается по той простой причине, что ни одному здравомыслящему китайцу не приходило в голову отдавать нефтяные компании в частные руки (в Азии это вообще большая редкость). Напомним также, что госсектор в КНР представлен ключевыми и наиболее доходными отраслями: в него входит 80 % добывающей промышленности, 75 % энергетики, 86 % финансов и страхования, 84 % услуг транспорта и связи, полностью – выпуск сигарет и т. д.

Не менее забавна и интерпретация китайских успехов Сергеем Доренко (то же «Эхо»), который заметил, что промышленность Китая «создана американцами». Между тем доля США в прямых инвестициях, которые получает КНР, составляет лишь 4 %. Столько же приходит из Сингапура! В установленном парке промышленного оборудования Китая доля собственно китайского составляет около 70 %), а среди импортных средств производства преобладает японская и германская техника.

Подчеркнем, что важной частью Пекинского консенсуса становится выдвижение на первый план идеи социальной справедливости, что в экономической части предусматривает повышение доли ВВП, перераспределяемой государством, и усиление его контроля над крупным частным капиталом, не исключающего, конечно, государственно-частного партнерства»[94].

Почему именно опыт Китая, Венесуэлы и Ирана вызывает наибольшую ярость у США, ведь мы говорим о семиполюсном мире и о том, что во всем мире нарастает сопротивление попыткам силового шантажа со стороны единственной сверхдержавы.

Вот что отвечают на этот вопрос экономисты: «Сегодня все яснее жесткая взаимозависимость между поведением мировых рынков энергоносителей и приоритетами национальной безопасности.

Продолжающееся огосударствление мировых рынков нефти и газа имеет следствием резкое сокращение доли на этих рынках западных энергетических компаний – до 9-10 % от общего количества продаж. Огосударствление энергетических ресурсов фактически аннулирует «неолиберальный режим» добычи и продажи углеводородного сырья и формирует принципиально иной геополитический контекст энергетической безопасности Запада и Японии. Новая ситуация особенно болезненно ощущается в Соединенных Штатах как главном потребителе углеводородов»[95].

Китай крепко держит в руках все высокодоходные отрасли экономики, не отдавая их полностью даже в китайские частные руки, поскольку это национальное достояние ныне живущих и будущих поколений китайцев, а не возможность для какого-нибудь китайского «ромки абрамовича» покупать дорогую недвижимость и футбольные клубы за границей. То же самое проделала Венесуэла, где Уго Чавес национализировал богатства венесуэльских недр. Еще раньше национализировала нефть в Иране исламская революция, отобрав ее у шахского клана и американских компаний.

Если Америке не удастся прогнуть под себя любым путем хотя бы Иран, власть американского ковбоя, привыкшего покупать на мировом рынке нефть под дулами ядерных «кольтов» за зеленые «фантики», пошатнется. «Фантики», итак дешевеющие день ото дня, рухнут.

Вся эта полувиртуальная мощь США держится на власти «фантика» и возможности обменивать его на энергоносители.

Поэтому неприемлем для Запада и внешнеполитический курс Путина, неуклонно вырабатывающего стратегию диверсификации поставок энергоносителей как в Европу, так и Китаю и Японии. Однако Россия остается еще уязвимой из-за однобокого сырьевого характера ее экономики.

«В перспективе наилучшим (по сути дела, единственно возможным) «асимметричным» ответом России на внешнеполитический вызов, который бросает ей сейчас Запад, являются выработка и реализация в нашей стране такой социально-экономической стратегии развития, которая приведет к скорейшему созданию новых технологических укладов, преодолению опасной зависимости российской экономики от вывоза сырьевых товаров, адекватному этим важнейшим задачам перераспределению национального продукта»[96].