Том 11. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1894-1909 - Марк Твен

— Только ты можешь убедить его, дитя мое! — прошептал министр. — Во что бы то ни стало заставь его съесть это, и он спасен.

— Клянусь головой, я так и сделаю!

То были два больших куска спелого, сочного арбуза.

Наутро повсюду разнеслась весть о том, что император снова здоров и бодр и велел повесить всех лекарей. Волна ликования прокатилась по королевству; все спешно готовились к иллюминации.

После завтрака его величество погрузился в раздумье. Его признательность была безгранична, и он старался придумать достаточно щедрую награду, чтобы достойно отблагодарить своего спасителя. Наконец он призвал к себе пажа и спросил, сам ли он изобрел этот способ лечения. Мальчик ответил, что узнал о нем от министра двора.

Император отослал пажа и вновь погрузился в раздумье. Министр двора был графом; император решил сделать его герцогом и подарить ему обширное имение, которым ранее владел один опальный вельможа. Он приказал послать за министром и спросил, ему ли принадлежит открытие целебного средства. Но министр был человек честный и сказал, что он узнал о нем от обер-гофмейстера. Император отослал министра и снова стал думать. Гофмейстер был виконтом, император решил сделать его графом и пожаловать ему богатый доход. Но гофмейстер указал на флигель-адъютанта и императору пришлось снова думать. Его величество придумал награду поскромнее. Но флигель-адъютант сослался на другого вельможу, и императору надо было придумывать новую, еще меньшую награду, подобающую его положению.

Тут император, которому надоело заниматься расспросами и захотелось скорее кончить дело, вознаградив по заслугам своего спасителя, послал за начальником сыскной полиции и приказал ему выяснить, кто же первый изобрел это целебное средство.

В девять часов вечера начальник полиция принес ему ответ. Розыски привели его к маленькому трубочисту по имени Джимми. Растроганный император воскликнул:

— Славный мальчуган! Он спас мне жизнь и не пожалеет об этом!

И он послал ему пару своих башмаков, хоть и не самую лучшую, но совсем неплохую. Джимми они оказались велики, зато пришлись впору старому зулусу. А значит, все кончилось так, как и должно было кончиться.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПЕРВОГО РАССКАЗА

— Ну как? Поняли вы, куда я клоню?

— Должен признаться, что да. И все будет сделано по-вашему. Я завтра же возьмусь за дело. Мне хорошо знаком близкий друг генерал-директора. Он даст мне записочку, в которой укажет, что у меня дело государственной важности. Я не буду уславливаться с генерал — директором о свидании, а просто приду и пошлю ему эту записку вместе со своей визитной карточкой. Не пройдет и полминуты, как он меня примет.

Все произошло именно так, и правительство заказало для армии новые башмаки.

ИСПРАВЛЕННЫЕ НЕКРОЛОГИ

Редактору.

Сэр!

Возраст мой приближается к семидесяти годам; эта дата уже не за горами, до нее осталось только три года. Скоро я должен буду отправиться к праотцам. Вот почему простое благоразумие требует, чтобы я начал приводить в порядок свои дела на земле уже теперь, если хочу сделать это обстоятельно и без суеты, а не оттягивать до последнего дня, ибо, как мы часто наблюдаем в таких случаях, попытка одновременно подумать о душе и о движимом и недвижимом имуществе бывает сильно затруднена спешкой, сумятицей и напрасной тратой времени, неизбежно возникающей оттого, что нотариус и духовник не могут действовать согласованно: соблюдать очередь, оказывать друг другу товарищескую помощь. (Всем понятно, что на этом поле каждый из них ведет игру в интересах своей команды, но ведь могли бы они все-таки быть полезны друг другу хотя бы в мелочах — отмечать время, вести счет очкам и пр.) В результате такого столкновения интересов и неслаженности в действиях победа в финале сплошь и рядом носит случайный характер, между тем как эта неприятность не произошла бы, если бы мы сначала приводили в порядок свои мирские дела, а затем уже думали о душе и, во избежание спешки, делали то и другое заранее, отводя каждой стороне проблемы столько времени, сколько она по справедливости и здравому рассуждению заслуживает.

Подойдя вплотную к мирской стороне предмета, я счел необходимым лично заняться двумя — тремя вопросами, которые люди в моем положении издавна имели обыкновение целиком возлагать на других, причем последствия нередко бывали весьма печальные. Я сейчас хотел бы коснуться лишь одного такого вопроса: некрологов. Некролог по самому своему характеру — литературное произведение, отредактировать которое ничья рука не могла бы с таким знанием дела, как рука того, о ком оно написано. Для этого жанра главное не факты, а освещение, какое им придает некрологист, форма, в какую он их облекает, выводы, которые он из них делает, и заключение, к которому он приходит. Статья, под которую он подведет вас, — вот в чем, как вы понимаете, таится опасность.

Рисовать рты я не умею, поэтому рта на портрете нет. Тут и без него добра хватит. Выполнено чернилами высшего качества. — М. Т.

Изучая этот вопрос ввиду предвидящейся перемены обстоятельств, я счел разумным принять возможные в данном случае меры, чтобы при любезном посредстве прессы получить доступ к моим, пока еще лежащим без движения некрологам, с правом, — если только не сочтут эту просьбу нескромной, — внести поправки не в факты, а в выводы, которые там содержатся. Сделать это хочу я не для какой-либо выгоды в настоящем, если не брать и расчет моих близких родственников, а для того, чтобы заручиться благоприятным отзывом, годным к использованию в потустороннем миро, где имеются лица, недружелюбно ко мне настроенные.

Объяснив Вам, таким образом, мои побуждения, прошу оказать мне любезность, сделав от моего имени в печати публикацию. Я желал бы, чтобы журналы и прочие периодические издания, держащие у себя в портфелях мои некрологи на случай экстренной необходимости использовать их, не ждали бы дольше, а опубликовали их теперь же, соблаговолив выслать мне экземпляр с соответствующей пометкой. Направлять просто: город Нью-Йорк, — более точного и при этом постоянного адреса у меня нет.

Я внесу в некрологи исправления — в то, что касается выводов, не фактов, вычеркивая фразы, которые в потустороннем мире могут быть истолкованы мне во вред, и заменяя их другими, более тщательно продуманными. Разумеется, я готов оплатить по двойной цене как вымарки, так и замены, а также заплатить в четырехкратном размере за все некрологи, где слова и выражения в рукописи окажутся правильно и удачно подобранными и не потребуют, следовательно, вовсе никаких исправлений.

Я хотел бы оставить изящно переплетенную подборку таких исправленных некрологов, — как неиссякаемый источник утешения и развлечения для моей семьи и как реликвию, пусть печальную, но имеющую для моих отдаленных потомков определенную коммерческую ценность.

Прошу Вас, сэр, поместить это объявление в газете (вн. ст. агат курсив) и прислать счет

уважающему Вас

Марку Твену.

Р. S. За лучший некролог — такой, который я мог бы прочитать в публичном выступлении, с расчетом вызвать у слушателей скорбь обо мне, безвременно ушедшем, — назначаю приз в виде моего автопортрета, выполненного пером и чернилами без всякой предварительной подготовки. Употребление чернил этого сорта лучшими художниками сим удостоверяется.

ДЕТЕКТИВ С ДВОЙНЫМ ПРИЦЕЛОМ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Никогда не следует поступать дурно при свидетелях.

I

Сцена первая: сельская местность в штате Виргиния. Год — тысяча восемьсот восьмидесятый. Свадьба. Красивый молодой человек со скудными средствами женится на богатой молодой девушке. Любовь с первого взгляда и скоропалительная женитьба. Женитьба, которой отчаянно противился вдовый отец невесты.

Джейкоб Фуллер — новобрачный, двадцати шести лет, потомок старинного, но не знатного рода. Его предки были вынуждены эмигрировать из Седжмура, притом с пользой для казны короля Якова, как утверждают все: иные по злому умыслу, другие потому, что действительно этому верят. Новобрачной девятнадцать лет, она красавица. Пылкая, экзальтированная, романтичная, безмерно гордящаяся тем, что в жилах ее течет кровь кавалеров, и страстно влюбленная в своего молодого супруга. Ради этой любви она осмелилась пойти наперекор воле отца, сносила его горькие упреки, с неколебимой стойкостью выслушивала его мрачные пророчества и, наконец, покинула отчий дом без отцовского благословения, гордая и счастливая, — ибо, поступив так, доказала силу чувства, наполнявшего ее сердце.

Утро после свадьбы принесло новобрачной неприятный сюрприз: супруг отклонил ее ласки и сказал: