Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ) - Смолин Павел

Презентация состоится в уже привычном для нас с девушкой служебном кинозале. Народу — ни о чем, из «неймов» вообще никого, одни функционеры среднего ранга, представители съемочной группы, пяток «девяткинцев» для безопасности и парочка сотрудников-торгашей, которые будут заключать контракты с желающими. «Желающих» аж три десятка, в их числе — американцы и японцы. Европейские партнеры с обеих сторон «занавеса» идут по умолчанию.

Поздоровавшись со своими и чужими, посмотрел на часы — пора! — и выбрался под экран, толкать англоязычную (для удобства, его тут все знают) речь:

— Прежде всего позвольте поприветствовать уважаемых гостей на территории СССР. Надеюсь, от командировки сюда у вас останутся самые приятные впечатления. Уверен, все здесь люди занятые, поэтому позволю себе перейти к делу. Католическое Рождество не за горами, господа. По уже сложившейся в киноиндустрии традиции, в праздничные дни зрители очень любят ходить всей семьей на фильмы «семейной» направленности, они же — фильмы «детские». Представленный нами фильм с адаптированным для зарубежного зрителя названием «Babe» как раз из таких. Синопсис и сценарий вам знаком, значит рассуждать о потенциале кино с обилием милых говорящих зверушек я не стану — лучше мы все вместе оценим получившийся у нас продукт и перейдем к моей любимой стадии переговоров — к торгу.

Под сдержанные аплодисменты уселся в первый ряд, свет выключили, и начался фильм. По итогам просмотра зарубежные деятели остались профессионально беспристрастны, но это ничего не значит — другого такого кино в этом мире на данный момент просто не существует.

Выбравшись под экран снова, поклонился вежливым аплодисментам.

— Вот такое кино! Как по мне — настоящий бриллиант, способный забить кинотеатры детьми и их родителями, при грамотной рекламной кампании, разумеется. Прежде чем мы перейдем к обсуждению условий, позвольте мне представить вашему вниманию подходящий для показа по телевидению минутный рекламный ролик.

Я отошел в сторону, и киномеханик показал «трейлер», слепленный по «методичкам» моих времен — это когда кадры мелькают, персонажи суетятся, закадровый голос объясняет, почему это должен посмотреть каждый, а подвергнутые атаке телезрители с дрожью в руках набирают номера кинотеатров, чтобы забронировать как можно больше билетов.

Вот здесь кинодеятелей проняло — кино-то ладно, там экспириенс на восемьдесят минут растягивается, и все необычное как бы сливается в одно целое, но трейлер — это совсем другое, в эти времена их такими никто делать не догадался.

— Господа, — выставил я руки перед собой, прервав шушуканье. — Министерством культуры СССР при моем участии разработано специальное пособие по производству рекламных материалов в киноиндустрии, которое вы можете приобрести по фиксированной цене в семьдесят тысяч в долларовом эквиваленте после того, как мы разберемся с «Бэйбом». Наши условия таковы — никаких разовых платежей, но половина всех связанных с фильмом доходов уходит в бюджет нашего Министерства культуры. Под «всех» я имею ввиду прокат, показы по телевидению и продажи игрушек. Последние совсем недорого можно приобрести у нашего Министерства легкой промышленности — стотысячная партия плюшевых поросят-«Бэйбов» уже готова, и конвейер мы не останавливали.

Деятели повысказывались на тему «дорого, давай может пару лямов сразу и разойдемся?».

— Разовый платеж — это слабость, — ответил я. — Соглашаешься на фиксированные деньги — значит не веришь в то, что фильм может принести больше. А я уверен, разовыми платежами мы получим жалкие крохи по сравнению с тем, что упустим по итогам проката. Я могу себе позволить убрать фильм на полку в ожидании партнеров, которые согласятся на наши условия. Но чем дольше вы сомневаетесь, тем выше станет цена — поговорите с коллегами из индустрии музыки и литературы, они вам расскажут о своих сомнениях в начале работы с нами и о сказочных прибылях впоследствии. На этом я вынужден вас покинуть, господа — дела не ждут.

Откланявшись, покинул Минкульт.

— Чтобы снятый в нашей стране среднестатистический фильм окупился, ему нужно собрать минимум шестнадцать миллионов рублей, — поведал Виталине по пути. — Заметь — затраты на производство здесь не самая большая статья расходов, большую часть отжирают изготовление прокатных копий, производство печатной и рисованной продукции и старая добрая бюрократия на всех уровнях. А потом собирающий почти ничего Тарковский обижается и визжит, что его не ценят и зажимают. Так ты же убыточный, и в каком-нибудь Голливуде тебя бы давно выгнали на мороз!

— Тарковский такой не один, убыточный, — заметила Вилка.

— Не один, — подтвердил я. — И то, что им дают снимать, как раз таки заслуга Советской власти — у нас кино как бизнес вообще не рассматривается. Но ничего, сейчас «поросеночек» за бугром отгремит, и старшие товарищи начнут что-то понимать. Знала, кстати, что «Электроника» за фиксированные деньги для показа по телеку куча стран закупила, даже США?

— Не знала, — призналась Вилка.

— Я вижу в этом прямую заслугу невозвращенца-Филиппа, который слово «Электроник» сделал известным чуть ли не всему человечеству, — гоготнул я. — Случайный идиот порой может принести пользы больше, чем специально подготовленный агент.

* * *

Под серым осенним небом, на площади у посольства США в Москве, было весело. «Почему бы и нет?» — подумал я как-то утром, и вот, спустя три дня, очередной посвященный войне во Вьетнаме митинг организован.

— Империализму — нет! — «зарядил» вооруженный мегафоном я.

— Империализму-нет! Империализму-нет! Империализму-нет!!! — подхватила вооруженная тематическим «мерчем» в виде плакатов, транспарантов, «пацификов» — для преемственности с американской молодежью — и стягов толпа комсомольцев.

Студенты совсем недавно вернулись с колхозных полей, немного поскучали на учебе и протокольных мероприятиях в честь Дня Конституции — в этом году с нюансом в виде массовых митингов в поддержку решений ЦК по изменению предмета праздника во всех городах СССР, включая, конечно, республиканские, которые и «пострадают» — поэтому на призыв помитинговать чуть динамичнее, да еще и под моим руководством, согласились охотно — даже никому угрожать, по слухам, не пришлось.

— Свободу коммунистическому Вьетнаму!

— Свободу коммунистическому Вьетнаму! Свободу коммунистическому Вьетнаму! Свободу коммунистическому Вьетнаму!!!

— Дядя Сэм, ты — урод!

— Дядя Сэм, ты — урод! Дядя Сэм, ты — урод! Дядя Сэм, ты — урод!!!

Последний слоган прозвучал условным сигналом, и отряд особо выдающихся комсомольских вожаков (потому что ответственность для комсомольца обычного слишком велика!) — под ликование толпы вытащила из припаркованной около площади «фуры» трехметровую деревянную статую Дяди Сэма.

— Товарищи! — призвал я народ к порядку. — Прошу вас сформировать вокруг статуи пустое пространство трехметрового радиуса!

Товарищи образцово-показательно сформировали — как раз по центру площади.

— Жги! — рявкнул специально подпущенный КГБшник.

— Жги! Жги! Жги! — подхватили еще пятеро на разных концах площади.

Через пару повторов скандировали уже все — толпа на удивление хорошо управляемый организм, если, конечно, не собрался чтобы ломать и крушить — вот здесь спасайся кто может!

— Жги! — поддержал я народный порыв.

Товарищи курильщики тут же достали спички с зажигалками и кинулись побеждать главный маскот стратегического противника.

— Кто поранился — тот пешка Нато! — позаботился я о технике безопасности.

Толпа ответила гоготом и пониманием — когда ноги Дяди Сэма занялись пламенем, все вернулись на исходные позиции целыми и невредимыми.

— Гори пламенем агрессивный американский империализм! — истолковал я получившуюся инсталляцию.

— Ура!!! — ответила толпа.

— Гори пламенем, оружейное лобби!

— Ура!!!

— Гори пламенем, буржуазия!

— Ура!!!