Осенняя женщина - Анна Климова

Ровно через 17 минут патрульные Глен Шалимо и Уилл Нокс осторожно вошли в дверь одной из комнат дома номер 499 по Логан-драйв. Их рации громко переговаривались между собой, а крепкие ботинки здорово наследили на лестнице и в коридоре, как недовольно отметила Дебора. Все семейство Перишей напряженно следило за их действиями. При этом каждый думал о том, как было бы хорошо, если бы пистолет одного из полицейских (или обоих сразу) случайно выстрелил и столь же случайно попал в цель. Но ничего не произошло. Полицейские вышли из комнаты через полторы минуты. Они ухмылялись и как-то странно посмотрели на обоих родителей.

— Сэр, мэм, можно вас на минутку? — поманил их за собой один из патрульных.

Когда Дебора и Джон приблизились, он сказал:

— Советую вам наладить отношения с вашим ребенком.

— Это не наш ребенок, — вырвалось у Деборы.

— Вернее, он нами усыновлен, — поправил ее Джон, потирая все еще небритые щеки. — Он из России, — добавил Джон.

— А, тогда понятно, — на лице патрульного появилась недавняя ухмылка, и он подал им новый листок бумаги, на котором крупными буквами значилось по-английски с той же чудовищной грамматикой:

«МАЛИНЬКАЯ БОМБА ПРЯМА ОТ РУССКИХ. НАШИ ВАШИХ ВИЗДЕ ПОБИДЯТ».

«Так я и думал», — кивнул Джон, похвалив себя за осторожность.

— Это все? — спросила Дебора, ожидавшая наручников и зачтения Белобрысой Проблеме ее прав. В радужных перспективах ей представлялся плачущий над бедами семейства Перишей судья, выносящий на первом же слушании строгий обвинительный приговор Белобрысой Проблеме. Все рады и обнимаются. Простая бумажка с новыми глупостями ее не устраивала.

К тому же упоминание о какой-то «малинькой бомбе» ее сильно настораживало. Особенно слово «малинькая».

— Так это все? — снова повторила Дебора. — А где он сам?

— Да, кстати, — спохватился полицейский. — Он часто убегает из дома?

— Что вы имеете в виду, офицер? — удивился Джон.

— Как часто он покидает дом на длительное время, сэр? — словно для неполноценного, внятно повторил полицейский.

— Он, бывало, задерживался, когда гулял. Он, знаете ли, любит гулять. А что, его нет в комнате?

— Именно. Поэтому с большой долей вероятности, сэр, можно предположить, что он убежал. У вас есть его фотография? Можете описать основные приметы? Во что он мог быть одет? Вы давали ему карманные деньги? Мы сейчас же свяжемся со всеми патрульными машинами в Джерси-Сити, с охраной паромов, а также с социальной службой.

Пока муж разговаривал с полицейскими, Дебора подрылась на второй этаж и вошла в комнату, предрекавшую ей быстрое переселение в мир иной. Комната действительно была пуста. На полу разбросанные CD-диски и фантики от конфет «Милки-Уэй». Шкаф открыт. Внутри, конечно же, полный кавардак. Кровать не заправлена…

Дебора присмотрелась к кровати и тут же поняла, чем ее так насторожила последняя записка. Об этом свидетельствовал и слабый запах. Маленький мерзавец оставил кучу на ее простынях, купленных в лучших магазинах — 406.80 за дюжину.

Если бы в тот момент перед ней появилась одна из Сиреневых Дам, Дебора запихала бы эту обгаженную простыню прямо в ее беззубый рот. А уж с Белобрысой Проблемой разобралась бы без этих новомодных взглядов на воспитание детей. И пусть ее посадят в тюрьму, она, Дебора Периш, готова рискнуть.

— Мамочка, — в приоткрытую дверь заглянул младший сын Питер, — его посадят в тюрьму?

— Нет, золотко. Не думаю, что нам так повезет. Ты уже собрался в школу?

— Еще рано, мама.

— Тогда идите с Тейлором на кухню и поешьте.

Питер тихонько закрыл дверь.

«Господи, за что ты меня так наказуешь? — истекая бессильными слезами, Дебора Периш срывала с кровати изгаженные простыни. — Почему из миллиона детей на этой планете мне попалось такое чудовище? Как же я его ненавижу!»

Бог молчал. К ненависти Он относился очень подозрительно.

Ах, этот Олежек! Валентина Ивановна отлично помнила тот день, когда он впервые появился в парикмахерской и сел в ее кресло. Обычно она никогда не смотрела в лица клиентам. Вернее, смотрела, но пропускала мимо своего пристального внимания, как пропускают посторонние звуки. Перед ней представали лишь макушки, покрытые шевелюрой с различной степенью сальности. Макушка же, появившаяся перед ней в то утро, красноречиво говорила: «Я зашла сюда только потому, что более дорогие и приличные салоны еще закрыты, а мой хозяин очень торопится. К вашему сведению, дорогуша, хозяин предпочитает косметическую линию «Нивея». Для мужчин, разумеется. Надо полагать, ждать чуда от вашего заведения не приходится, посему просто подровняйте». Валентина Ивановна перевела взгляд с макушки на лицо ее обладателя, отраженное в зеркале. «Я чертовски молод, здоров, обаятелен, без особых материальных проблем и готов прыгать на все, что шевелится», — будто заявлял этот обладатель, улыбаясь ей из Зазеркалья. «Кобель!» — внутренне фыркнула Валентина Ивановна и, поджав губы, с еле сдерживаемой неприязнью поинтересовалась:

— Как стричься будем?

— Всецело отдаюсь в ваши опытные руки.

«Как же, отдаешься ты», — на мгновение закатив глаза, подумала Валентина, преисполнившись жалостью сразу ко всем женщинам, которые встречают такого типа на своем безоблачном пути.

— Мужчина, я не знаю, чего вам надо. Говорите, как стричь, — чуть повысив голос, потребовала она ясности в вопросе. Эти две фразы, сказанные противным голосом бакалейной продавщицы времен расцвета застоя, всегда приводили не понравившегося Валентине клиента в замешательство и смятение, на что она сильно рассчитывала. (Но пасаран, дорогие женщины!) Но, вопреки ожиданиям, клиент нисколько не смутился и сказал:

— Ну, тогда налысо, если вы в затруднении. Под ноль.

— Вы… чего это? — смутилась она сама. — Как налысо? Совсем, что ли?

— А чего тут мудрить? Скоро лето. Голове легче.

На дворе еще стоял январь, и возникшая в ее воображении лысая макушка вызвала у нее безотчетную и мгновенную жалость.

Валентина Ивановна взяла в руки профессиональное оружие и подступила к макушке, вопившей во все свое красноречивое горло: «Нет, нет! Я хочу «Нивею»! Хочу витаминный бальзам! Не смей подходить ко мне с этой жуткой штукой!».

— Так что, стричь, что ли? — еще раз переспросила Валентина Ивановна, жужжа машинкой.

— Стригите! — решительно осклабился необычный клиент, завернутый в нейлоновую накидку.

— Ну, как хотите, — вздохнула Валентина и принялась за работу.

Спустя несколько минут макушка осыпалась на пол блондинистым дождем. Из-под машинки выходила неприкаянная, лысая голова. Валентина невольно почувствовала угрызения совести.