Революционная Россия и военный вопрос: от Севастополя до Цусимы - Игорь Николаевич Гребенкин

силы России имперского периода, будучи государственным институтом абсолютной монархии, не могли выступать самостоятельным участником политической жизни страны. Вмешательство в политический процесс дореформенной эпохи военных, по преимуществу представителей военной элиты - генералитета и гвардии, определялось местом дворянства в социальной иерархии Российской империи. Даже движение декабристов по форме мало отличалось от дворянских конфиденций XVIII века. Новый исторический этап - эпоха Великих реформ - предопределил развитие политической активности представителей самых разных социальных слоев и групп - крестьян и рабочих, буржуазии, интеллигенции. Среди них готовы были проявить себя и военные, в том числе в рядах наиболее радикальных течений, выступавших за общественное переустройство.

Крымская война и ее несчастный исход в известном смысле послужили поворотным пунктом в истории страны. В 1856 г. глава Третьего отделения А.Ф. Орлов сообщал: «Нельзя умолчать, что война чрезвычайно тягостна для России: рекрутские наборы, ополчение, остановившаяся торговля умножают нужды и бедность. И хотя русские готовы переносить и дальнейшие бедствия, но если бы правительство, сохраняя твердость и свое достоинство, достигло мира на условиях честных, то это было бы общею радостью в империи»[412]. Граф Орлов, действительно, имел основания для беспокойства. Данные Третьего отделения в 1855-1856 гг. отразили волнения рекрутов в ряде губерний[413]. Однако даже завершение войны не означало разрешения стоявших перед страной проблем. Были отмечены случаи, когда солдаты, возвратившиеся домой после окончания кампании, часто отказывались платить подати, выступали против власти помещиков[414]. По меткому определению историка российской армии Л.Г. Бескровного, большим потрясением для народа стал «переход от героической борьбы за Севастополь, за которой следила вся страна, к крепостнической действительности»[415].

Развернувшаяся общественная рефлексия и связанные с ней ожидания перемен объединяли наиболее образованные и передовые круги. Их порой радикальная направленность во взглядах и устремлениях оказалась близка и части офицерства.

Вовлечение в оппозиционное движение командного состава армии было связано также с ростом его профессионального самосознания. После Крымской кампании взгляды образованного офицерства были обращены к поиску достоинств и недостатков отечественного воинского уклада, необходимости преобразований. Порой затрагиваемые вопросы были не лишены политической подоплеки. Подобные настроения отразились в статьях журнала «Военный сборник», известного реформаторскими убеждениями многих публикуемых авторов.

В работе графа Д.Е. Остена-Сакена говорилось, что «в жизни государства являются исторические события, изменяющие... всю жизнь, заставляющие идти по другому пути, часто противоположенному тому, по которому они до того следовали»[416]. По мысли автора, для России такой точкой стала Крымская война. Большинство военных склонны были видеть причины поражения не в случайности или действиях отдельных лиц, а в «несостоятельности общего плана обороны государства»[417]. Несмотря на цензурные ограничения, общественная обстановка в годы реформ допускала самый нелицеприятный разбор проблем государства. В публикациях военной печати звучала критика рекрутской системы: «.нередко общество уделяет войску самых ненадежных своих членов, и помещик сбывает туда неисправимых дворовых людей»[418]; «Когда объявляется рекрутский набор, по всей русской земле подымается плач. <.> С рекрутом обходились почти как с арестантом, брили голову, сопровождали под сильные конвои. Впереди судьба сулила ему мало утешений.»[419]. В статьях «Военного сборника» обсуждались недостатки оснащения армии, нравы и настроения военной среды, разоблачались плацпарадные традиции обучения солдат[420]. Внимание авторов привлекала и проблема образования и культуры офицеров и грамотности нижних чинов[421].

Ярким проявлением критических настроений, немыслимых еще недавно, в условиях николаевской армии, стал «протест 106 офицеров». Весной 1862 г. в ответ на публикацию в «Военном сборнике» статьи флигель-адьютанта князя Э.Л. Витгенштейна (переведенной к тому же с немецкого), где он высказывался за применение телесных наказаний в армии, в гражданской печати появилось открытое письмо к редактору журнала П.К. Менькову, подписанное 106 офицерами. В нем говорилось: «Нам неприятно видеть, что дикие рассуждения иностранцев о том, что нужно и чего ненужно русскому офицеру и солдату, переводятся и находят место в журнале, которого редакция вверена вам... конечно, не для того, чтобы распространять в нашем военном сословии невежество и проводить взгляды, доказывающие возмутительное непонимание духа русского солдата и потребностей общества»[422].Таким образом, представители передового офицерства заявляли о стремлении выйти из установленных уставом и традицией корпоративных рамок и активнее участвовать в общественной жизни.

Подобные частные инициативы офицеров вызывали крайнее неудовольствие властей. На военного министра Д.А. Милютина большое впечатление оказало посещение А.И. Герцена полковником Н.Я. Ростовцевым, который оправдывал его желанием объяснить идеологу русской эмиграции подлинную роль своего отца, генерал-адьютанта, графа Я.И. Ростовцева в реформе 1861 г.[423]. В итоге Н.Я. Ростовцев был уволен со службы (возвращен лишь к концу 1860-х гг.).

Тем не менее участие офицеров-интеллигентов являлось одной из примет общественного движения 1860-х гг. Среди близких знакомых Н.Г. Чернышевского были профессора Николаевской академии Генерального штаба Н.Н. Обручев и В.М. Аничков[424]. С демократическими кругами сближается профессор Михайловской артиллерийской академии, полковник П.Л. Лавров - будущий патриарх революционного движения. Как вспоминал Н.В. Шелгунов, в период после Крымской войны «офицеры принимали очень деятельное участие в движении идей и даже поступках»[425]. Это признавал и Д.А. Милютин, отмечавший, что «между молодыми офицерами было немало увлеченных теми либеральными теориями, которые открыто проповедовались в то время и в печати, и со школьной кафедры, и в кружках, собиравшихся около пропагандистов революции»[426]. Военный министр приводил характерный случай, когда один из революционно настроенных студентов пропагандировал в казармах Гвардейского Саперного батальона. Когда агитация была раскрыта, несколько офицеров укрывали его и уничтожили улики[427]. Всего, по данным Д.А. Милютина, 130 офицеров в 1862 г. проходило под следствием за политические преступления[428].

Одной из форм работы демократической интеллигенции среди народных масс являлось создание, по преимуществу в крупных городах, школ, имевших целью, наряду с начальным образованием, пропаганду политических знаний. Одну из них в 1860-х гг. возглавлял поручик П.В. Михайлов, которого Третье отделение характеризовало «нигилистом с противоправительственным направлением». Средства для его школы собирались среди офицеров, в частности слушателей Михайловской артиллерийской академии. П.В. Михайлов был близок к «Земле и Воле» и кружку Н.А. Ишутина, тесно контактировал с ишутинцем И.А. Худяковым, поддерживал связи с петербургскими офицерами, сторонниками независимости Польши[429]. воскресной школе учительствовал слушатель Николаевской инженерной академии поручик Я.А. Ушаков. В 1862 г. он был арестован за распространение среди рабочих прокламации «Молодая Россия» и выпусков журнала «Колокол» и осужден к каторжным работам[430].

Огромное впечатление на демократическую общественность оказало восстание