«Если», 2012 № 04 - Журнал «Если»

— Мормоны не приходят сюда?

— Обычно — нет.

— Вы боретесь с ними за последователей?

— Что?

— Борьба за приверженцев той или иной религии являлась важной частью общественной жизни для птиц и амфибий.

Я вспомнил о кровопролитных религиозных войнах, некогда сотрясавших Землю, и задумался, «очистили» ли уже богомолы наш мир так же, как миры наших предшественников.

— Это случалось, — подтвердил я. — Но не здесь. Нас слишком мало, и бороться практически не за что.

— Когда я заглянул в мечеть, мусульмане назвали меня дьяволом.

Я слегка улыбнулся.

— Бывает. Они считают порождением зла всех, кроме мусульман. А иногда и других мусульман.

— Тогда почему в твоем доме есть их символ?

— Не все мусульмане ходят в мечеть. Некоторые порой заходят сюда.

— А мормоны не заходят?

— Послушайте, я не знаю, кому поклоняются люди, посещающие эту капеллу. Не вывешиваю табличек с приглашением для сторонников какой-то веры. Если человек заглядывает ко мне несколько раз подряд, я обычно заговариваю с ним и узнаю, кому он верит. Но некоторые люди просто молчат. Они заходят, садятся, а происходящее в их умах и сердцах — не мое дело.

— Тогда как же люди присоединяются к твоей церкви?

— У меня нет никакой церкви. Само здание, оно… это еще не вера. Просто так получилось, что моя капелла служит нескольким религиям сразу. Другие — мечеть, синагога, буддийский храм — предназначены только для одной «разновидности».

— Великолепно, — промолвил профессор.

— Какая же срочность заставила вас протащить парочку мормонов через всю долину посреди ночи, чтобы поговорить со мной?

— Завтра я приведу сюда своих студентов. Я уже получил разрешение от мормонов и буддистов. Поскольку в мечеть меня не пустили, я прошу разрешить моим студентам бывать здесь, чтобы они смогли изучить мусульманство и иудаизм. И любые другие виды религий, которые вы сможете им показать.

— Как насчет индуизма? — предложил я.

— Я не видел зданий, посвященных индуизму.

— Здесь есть и сторонники этой религии, хотя их немного.

— В таком случае мы хотели бы познакомиться с ними.

Черт, где же капеллан, когда он так нужен? Ему бы понравилась такая возможность: принести свет врагу, проповедовать Закон Божий инопланетным варварам. Но капеллан умер, а я застрял на этой планете. До сих пор мне хватало моих скромных познаний об основных религиях Земли, но этим все ограничивалось. Я подозревал, что рассказывать богомолам о конфессиях, в которых я сам едва разбираюсь, — плохая идея.

В любом случае, сначала я хотел услышать ответ на свой собственный вопрос:

— Почему я должен помогать вам, если ваш народ собирается уничтожить нас?

Профессор задумался.

— Хороший вопрос, помощник капеллана.

— Итак?

— Если рассуждать логически, то ответ следующий: у тебя нет причин нам помогать.

— А что если я скажу: иди к своим богомолам — к этому вашему Кворуму — и убеди их пощадить нашу долину. Даже не так: убеди их отложить Четвертую экспансию. Только тогда мы будем сотрудничать — и точка.

Судя по жестам профессора, мои слова застали его врасплох.

— Я ученый, а не политик, — сказал богомол. — Ты просишь о том, что я не могу обещать и, возможно, не сумею даже попытаться исполнить.

— Ты говорил, что многие богомолы хотели избежать этой вашей распространенной «ошибки», когда вы сначала всех убиваете, а только потом пытаетесь понять. Может, стоит попробовать убедить их? Насколько сильно их влияние?

— Ты просишь невозможного.

— Но у тебя и твоих единомышленников наверняка должно быть достаточно рычагов, чтобы по крайней мере заставить Кворум подумать дважды, не так ли?

Профессор загрохотал конечностями по диску.

— Нет, помощник капеллана, я не могу этого сделать.

— Тогда я не буду тебе помогать. Обращусь к представителям всех церквей и расскажу им о ваших планах. Тогда вы ничего больше не узнаете о религии.

— Ты снова отказываешься мне помогать, — констатировал он.

— И снова должен напомнить, что терять мне нечего. А ты можешь сказать о себе то же самое?

Богомол пялился на меня, слегка раскрыв рот. Судя по усиленной циркуляции голубой влаги под его панцирем, я заставил его здорово понервничать. Он думал, я буду подчиняться, а не торговаться.

— Это потребует времени, человек, — наконец произнес он.

— У меня сколько угодно времени. Прямо до смерти.

Профессор повернулся к алтарю и долго смотрел на него, пока отблески затухающих ламп плясали по диску.

— Задача не из легких, — сказал он, колеблясь. — Если я вернусь со своими студентами, ты поймешь, каков наш ответ.

— А если ты не вернешься? — спросил я.

— Тогда и это послужит ответом.

Когда последняя лампа погасла, он улетел, оставив меня в холодной тьме.

Прошла неделя. Затем месяц. На Чистилище не существовало времен года — ни весны, ни лета, ни осени, ни зимы, только более теплое и более холодное время, совпадающее с ростом и увяданием растительности в нашей долине.

Бывшие офицеры вновь приходили допрашивать меня, затем меня навещали представители разных конфессий. Все они хотели знать о наших с профессором разговорах. Я выкручивался, как мог, скрывая главную новость, которую по-прежнему не решался разглашать, — и жизнь продолжалась.

Два месяца. Три месяца. Мой страх перед неизбежным концом рос день ото дня. Профессор не назвал никаких сроков, поэтому я не мог знать: то ли дело затягивается благодаря его стараниям, то ли песчинки в пресловутых песочных часах отмеряют наши последние дни. Поскольку богомол не возвращался, я подозревал, что все мои робкие надежды напрасны, и готовился встретить судьбу, какой бы она ни оказалась.

Тем временем слухи о моих разговорах с профессором распространились по долине, и число прихожан существенно выросло. Я не знал, хорошо это или плохо, но по крайней мере испытывал благодарность за увеличившееся число пожертвований, которые люди оставляли в коробке у входа. Проповеди я по-прежнему не читал, поскольку абсолютно не представлял, что сказать людям. Я просто содержал капеллу в чистоте, расставлял предметы на алтаре в нужном порядке и приветствовал всех, кто ко мне приходил.

Когда миновал местный год, равнявшийся приблизительно полутора земным, я уже начал задумываться, не выдавал ли себя за профессора какой-нибудь местный псих. Если такие попадаются среди людей, почему бы им не оказаться и среди богомолов? В конце концов, его интересовала религия, и он не предоставил никаких доказательств истинности своих слов. Возможно, он помешался на разного рода эсхатологических мифах и наплел мне небылиц.